Симуляция — это уже не симуляция территории, референциального сущего, субстанции. Она — порождение моделей реального без оригинала и реальности: гиперреального. Территория больше не предшествует карте и не переживает её. Отныне карта предшествует территории.

Жан Бодрийяр

Проблема взаимоотношения копии и оригинала актуальна сегодня не только в искусстве. Копия занимает в современном мире абсолютно особое место. Батай и Бодрийяр вводят в обиход понятие платоновской философии «симулякр», под которым они понимают копию, не имеющую оригинала. В век цифровой репрезентации действительности симуляция начинает занимать совершенно особое место. Человечество всё больше и больше волнует именно качество репрезентации событий, состояний, объектов. Подробный отчёт о выставке, путешествии, прогулке, дне рождения, рыбалке, выложенный в соц-сеть, сегодня не менее, а иногда и более важен, чем само событие. Путешественник смотрит на мир через зрачок кинокамеры и фотоаппарата, постоянно предполагая последующую репрезентацию. Всё чаще и чаще индивидуумы предпочитают активному участию, активную фиксацию событий. Цифровая копия, почти всегда сопровождающаяся определённой фальсификацией, и симуляция всё больше и больше подменяет собой действительность. Фальсификация может быть самой невинной типа обработки фотографий в фотошопе, а может быть и полной подделкой, хорошо продуманной и простроенной. Практически во всех случаях репрезентация всегда направлена на определённое улучшение, выгодный ракурс, яркую подачу события. И в этом смысле копия будет всегда лучше оригинала. Человеку свойственно желание победить время. Его не устраивает жизнь только в настоящем. Он хочет оставить свой след в будущем и хочет иметь возможность наблюдать себя в прошлом. Вполне естественно, что отправляя свои дубли в прошлое и будущее, он улучшает свои копии. Делает себя таким, каким ему хотелось бы быть. Помещает себя в те обстоятельства и пространства, которые далеко не всегда мог себе позволить в действительности. Разумеется, противостояние человека и времени родилось не сегодня. Собственно борьба со временем и сделала человека человеком. «Некоторые животные намеренно помечают свою территорию, пользуясь запасом «чернил», которые им выде­лила природа, — пишет Михаил Эпштейн. — Но у человека эта «следопись» превращается в лейтмотив су­ществования: не просто следствие, но цель жизненного процесса. Причём, в отличие от животного, которое «следит» в пространстве, человек «ослеживает» себя во времени, т.е. стремится оставить как можно более прочный след, переживущий его самого. Невроз времени порождает следопись как попытку фиксации себя в вечности, стремление быть в будущем для настоящего и в прошлом для будущего, т.е. помещать себя впереди и позади своего место­нахождения во времени. Человек оставляет следы не только потому, что сту­пает по земле, но ступает, чтобы оставлять следы. Если ненамеренные следы-последствия роднят человека с животным, то именно целенаправленная следопись делает его человеком — существом, преодолевающим время». Целенаправленный след, чаще стремится к красоте и величию, чем к низости и безобразию. Легенда, о том, что император Нерон, поджёг Рим, для того чтобы остаться в истории, не более чем легенда и скорее всего очень далека от действительности. Любое жизнеописание, биография и вся история в целом всегда писались пристрастно. Прошлое, которое мы знаем, это, разумеется, не копия, но симуляция действительных событий. Но, тем менее, если ещё совсем недавно для того чтобы попасть в историю необходимо было совершить определённые деяния, заслуживающие внимания человечества, то сегодня практически у каждого появилась возможность писать свою персональную летопись. И получается, что искусство репрезентации действительности становится гораздо важнее и востребованнее, чем сама действительность. В этом мне видится определённая опасность для развития человечества. От приукрашения и раздувания совершаемых в реальности поступков до полной имитации «великих» поступков всего один шаг. Буквально сегодня на мосту в городском парке я наблюдал следующую сцену: молодые люди целовались, обняв друг друга левыми руками, а правые были отодвинуты в стороны, держали айфоны и делали селфи. У меня тут же возник вопрос, что я вижу? Это поцелуй влюблённых или симуляция поцелуя? Да поцелуй был в действительности, но для молодых людей, по всей видимости, важен был не поцелуй, как акт передачи нежности и любви, а его фиксация и последующая репрезентация в соц-сетях. То есть я в буквальном смысле наблюдал рождение поцелуя-симулякра.

Сходные процессы можно наблюдать и в современном искусстве. Если задачей классического искусства было репрезентация действительности посредством живописи, графики, скульптуры, то в ХХ веке как верно отметил Николя Бурио: «Границы репрезентации расширились, включив в себя новые средства выражения. Спустя век после реди-мэйда Марселя Дюшана репрезентация объекта в контексте художественной галереи превращает сам арсенал репрезентации в самостоятельную область. У художника больше нет причин довольствоваться изображением мира при помощи кисти. Он может воспроизвести фрагмент мира, разложить его на части и заставить их функционировать, создать имитацию или прототип. В искусстве сегодняшнего дня действие репрезентирует с тем же успехом, что и рисунок». После того, как в искусстве прочное место занимают действие и отобранные художником фрагменты реальной действительности, вполне естественно возникает проблема репрезентации уже не действительности, а самого искусства. И вместо художественного раскрытия и представления своего мировоззрения художника в большей степени начинает волновать — каким образом наиболее ярко репрезентировать его представление о мире! Важным становится не произведение искусства, а его отражение на цифровых носителях, не сама выставка, а искусно выстроенная по ней 3D экскурсия, не художественная акция, но шум поднятый вокруг неё. Так, людей, слышавших вживую пение Пуси Риот, от силы человек 20-30. Ролик об их акции посмотрели миллионы и не меньше сотни миллионов осудили или поддержали эту акцию, зная о ней лишь понаслышке. Приведу здесь пример из своего собственного опыта. Одна Лондонская галерея пригласила меня сделать выставку в её пространстве. Разумеется, я первым делом изучил сайт этой галереи и остался вполне доволен, как атмосферой, так и уровнем проходящих там проектов. Когда же я приехал в эту галерею, то был буквально огорошен убогостью предложенного мне пространства! Но раз уж приехал, то выставку делать надо, и я почти два дня героически монтировал экспозицию, всеми способами пытаясь обыграть, мягко говоря, слабо пригодные для экспонирования ландшафты галереи. На торжественное открытие выставки, кроме хозяев галереи пришёл всего 1(!!!) и то, как мне показалось, случайный посетитель. Хозяева утешали меня тем, что столь малая численность гостей обусловлена свадьбой принца и все, кто не присутствует лично на этом глобальном английском катаклизме, следят за ним, не отрываясь от экранов телевизоров. Но мне казалось это довольно слабым утешением. Однако, вернувшись в Москву и рассматривая репортаж о выставке на сайте галереи и их страничке в фэйсбуке, я с удивлением принимал поздравления об успешной и яркой выставке! За неделю работы выставки в Лондоне её посетило от силы 20-25 человек. За первый же день экспонирования этой выставки в ФБ она понравилась более чем сотне посетителей!

Итак, сегодня мы становимся свидетелями довольно странного на первый взгляд явления, происходящего в современном искусстве, когда копия становится более ценной и востребованной чем сам оригинал, которого в некоторых случаях, как такового и не было!!!

То, что процесс замещения действительности цифровой симуляцией имеет негативный характер, лично для меня очевидно. Если у кого-то есть в этом сомнения, то давайте доведём ситуацию до абсурдного предела. Представим, что человек вместо того чтобы жениться в реальной действительности выбирает себе в жёны какую-нибудь поп-звезду, монтирует свадебные фотографии, спустя 9 месяцев делает фотомонтаж рождения ребёнка и дальше в течение всей своей жизни занимается выкладыванием в ФБ фоторепортажей о счастливой жизни своей симулятивной семьи. То есть если эти тенденции сохранятся, то банальное вымирание человечеству обеспечено.

Существуют ли в искусстве ниши, где оппозиции между копией и оригиналом нет и быть не может? Такие ниши есть, и одной из таких ниш является Книга художника. Во-первых, Книга художника практически не поддаётся оцифровке, и любые цифровые репрезентации Книги художника на сегодняшний день явно проигрывают оригиналу. Во-вторых, наличие у многих книг тиража, в котором каждый экземпляр является не копией, но уникальным оригиналом, позволяет представлять книгу сразу в нескольких музеях, галереях, библиотеках, коллекциях и тем самым в определённой мере снимает задачи создания копий. И уж если художник повторяет тираж (что случается довольно редко), то он не делает авторские копии, но воспроизводит новые оригиналы!!! И это отличие в воспроизводстве представляется мне принципиально важным! Дело в том, что делая копию живописной работы, автор или копиист стремятся к максимальному подобию картины с оригиналом. Создавая копию события, оператор всегда осуществляет определённое искажение и подтасовку, по сути, выстраивая не копию, но симуляцию события. Повторяя тираж Книги художника, бук-артист заново осуществляет процесс творения и скорее всего будет стремиться привнести в него новые детали и уж точно никогда не поставит себе целью сохранить полное подобие, поскольку уже внутри тиража все экземпляры уникальны! Но, разумеется, у него нет и не может быть целей искажения первоисточника. То есть речь, в данном случае почти всегда идёт не о копировании, но вариациях изначально прозвучавшей темы. В-третьих, если Книга художника используется в качестве документа, фиксирующего ту или иную акцию, то она, как правило, становится самоценной частью акции и всегда не просто документирует, но дополняет и раскрывает основной художественный проект. В-четвёртых, Книга художника обладает уникальной возможностью репрезентировать саму себя, то есть сделать репрезентацию частью своей структуры. И диапазон возможностей здесь гораздо шире, чем у обычной книги, у которой репрезентация ограничивается предисловием. Например, довольно часто художники для своих книг делают видео-презентации, раскрывающие все многочисленные варианты трансформации и прочтения книги, и эти презентации становятся неотъемлемой частью работы. И, наконец, на территории Книги художника проводятся уникальные эксперименты, превращающие копирование в творческий процесс. Copy art или ксерографика парадоксальная техника, в которой ксерокс, аппарат предназначенный для репродуцирования, используется художником для создания оригиналов. В этой технике художник в процессе ксерокопирования изображения слегка пошевеливает исходник, добиваясь эффекта движения (ветра ксерокопии). Если полученный результат его не удовлетворяет, то лист выбрасывается. В конечном итоге с одного исходника может быть получен тираж, в котором каждый лист является не копией, но арт-вариацией исходного мотива. Один из самых известных концептуальных экспериментов с ксерографией проделал австралийский художник Ян Берн, создавший в 1968 году «Ксерокс-книгу номер 1». Первая страница в этой книге была девственно белой, вторая — ксерокопией первой, и так далее до последней страницы, которая получилась абсолютно чёрной.

Таким образом, в Книге художника существует уникальная возможность осуществления творческого синтеза копии и оригинала, в результате которого каждая копия становится уникальным произведением искусства, кроме этого она обладает возможностью синтезировать в своём теле реальность и репрезентацию этой реальности и представлять их одновременно. Книга художника осуществляет не симуляцию событий, но, наоборот, саму симуляцию превращает в событие. То есть копии и симулякры здесь, в отличие от Платоновских, не избегают воздействия Идеи, но, напротив, становятся её порождением.