Гражданская война в России глазами иностранцев
Фрагмент из книги жены военно-морского атташе США в Петрограде времен большевистской революции Полин Кросли, переведенный Александром Авербухом и опубликованный в 11 номере журнала «Иностранная литература» за 2017 год.
Французская набережная, 8, 7 ноября 1917 года
Петроград
Мои дорогие,
в городе неспокойно, то и дело слышны выстрелы из винтовок, пистолетов, пулеметов, полевых орудий и крупнокалиберных судовых пушек.
Уолтер и мисс Гуерадхи собирают по телефону сведения из разных частей города, я записываю впечатления, пока они свежи у меня в памяти. Полночь, но спать не хочется.
Вчера Уолтер был в Адмиралтействе с обычным визитом, и один его друг посоветовал ему скорее возвращаться домой:
— Они, эти люди, собираются попробовать еще раз.
По дороге домой он несколько раз слышал стрельбу и видел, как разводили мосты, чтобы не дать анархистам пересечь Неву. Он зашел за мной в лазарет и посоветовал другим дамам, работавшим там, расходиться по домам как можно скорее, а если не смогут добраться, то идти к нам.
Придя домой, мы предупредили об опасности всех американцев, кому смогли дозвониться. На улицах кое-где постреливали, к полуночи все затихло, хотя время от времени еще были слышны отдельные выстрелы. Миссис Волкеапаа не смогла добраться к себе и потому пришла ужинать к нам. Мы позвонили ее мужу, он сумел к нам зайти и потом забрал ее домой.
Этим утром анархисты повторили то, что пытались сделать в прошлом июле, только на этот раз более успешно. Весь город в их руках, хотя стрельба на улицах продолжалась сегодня весь день. Мисс Гуерадхи, переводчица, отважно явилась утром на работу, но около полудня стрельба усилилась, и она, позвонив домой матери, приготовилась ночевать у нас.
Стрельба, кажется, не утихает. Мы уже собирались ложиться, когда загремели тяжелые орудия. По телефону нам сказали, что это русский крейсер “Аврора” обстреливает с Невы Зимний дворец. Из наших окон видна Петропавловская крепость, ее освещают вспышки выстрелов из полевых орудий, которые, по-видимому, также стреляют по Зимнему дворцу.
По счастью, Уолтер завел себе друзей в разных частях города, в подобных случаях он их обзванивает, собирая столь необходимые нам сведения. Сегодня телефонная сеть работает, и он не отходит от телефона. По словам его знакомых, бои идут по всему городу, но наиболее ожесточенные возле Зимнего дворца, где, как полагают, укрывается большинство министров Временного правительства. Нам уже несколько дней обещали восстание, и в прошлом июле я писала вам, что оно произойдет. Правительство, я полагаю, знало об этом не хуже меня и, казалось бы, могло подготовиться, но город снова стал легкой добычей анархистов, которые на этот раз с помощью немцев лучше организованы.
У нас в доме есть запас продовольствия, и, если нельзя будет выходить на улицу, мы не будем страдать от его нехватки. Интересно, что никто здесь не сидит по домам оттого только, что идут уличные бои. Мы даже ходим на балет и в оперу, обходя по дороге те районы города, где слышна стрельба. Я была здесь на большом званом ужине, и никто не отказался явиться
Сегодня гадаем, будут ли претворены в жизнь угрозы, звучавшие в их речах, которые произносились в последние несколько месяцев. Анархисты обещали всевозможные неприятности тем, кто им не нравится, и, по-моему, у них есть желание и возможность выполнить обещанное. Я не слышала о планах улучшения условий жизни, если не считать того, что живущие в больших красивых домах должны отдать часть комнат менее везучим. Если до этого дойдет, надеюсь, у меня будет возможность выбирать себе жильцов.
Видели бы вы, как мы прячем драгоценные продукты, полученные из Штатов: консервированные фрукты, овощи, сгущенное молоко, какао и прочее. Если у нас будет обыск, то, чтобы найти все это, времени потребуется немало. Даже наша прислуга не знает, где все это припрятано.
Сегодня один русский офицер-моряк, с которым Уолтер познакомился на острове Сааремаа, явился с обычной просьбой отправить его в Соединенные Штаты служить на флоте. Ходило немало слухов, что творилось на Сааремаа, когда остров захватывали немцы, и этот офицер подтвердил многие из них. Упомяну об одном печальном случае, из которого вы поймете, что за ужасные существа здесь у власти.
Некоторое время назад нас пригласил к себе в гости на Сааремаа общий знакомый, командир расположенной там части, с ним были жена и двое детей, мальчик и девочка. Он планировал вывезти их, если бы остров не удалось удержать. Командир оставался со своими подчиненными те несколько минут, пока немцам оказывалось сопротивление, и последовал за ними, когда его люди побежали. Он зашел домой, чтобы забрать семью на корабль, но то, что он увидел, заставило его застрелиться: его же собственные солдаты перебили всю его семью, изнасиловав жену и дочь. Могут ли люди быть хуже?
И тем не менее некоторые американцы, будучи в здравом уме, считают, что этим людям надо доверять, терпеть, поддерживать и признавать их!
Прямо рядом с нашим домом ограбили почтовое отделение, молодую женщину, работавшую в нем, зверски убили. Количество подобных случаев все время растет, я привожу вам лишь несколько примеров.
Здесь на наших глазах происходит Бог знает что. Даже дьявольская изобретательность главарей не в силах породить злодеяния худшие, чем те, что уже случились и продолжают случаться. Разумеется, успехи последних двух дней только распалят их, и еще больше народу пострадает. “Поисковые партии”, занимающиеся обысками, которые на самом деле лучше бы назвать “грабительскими партиями”, теперь будут действовать более свободно и энергично.
Мой муж вскоре по прибытии сюда, к величайшему моему удовлетворению, объявил о необходимости присутствия здесь иностранных войск и ведения пропаганды. Ему не удавалось убедить в своей правоте никого из облеченных властью, но он не оставлял усилий, и теперь многие говорят: “Нам нужны иностранные войска и активная пропаганда”, как будто это совершенно новая мысль. Ситуация не становится лучше оттого, что муж может теперь сказать: “Я же вам говорил”, поэтому он этого и не говорит; но говорит другое: “Поторопитесь, не то будет поздно”.
Войска сюда можно было бы ввести, равно как и проводить успешную пропаганду, вернее контрпропаганду, поскольку тут уже основательно велась пропаганда германская, но, кажется, никто не видит необходимости ни в том ни в другом.
Вы писали о случаях неповиновения прислуги в Штатах. Подозреваю, у вас жизнь в этом отношении гораздо спокойней, чем здесь: вероятно, никто из ваших слуг не считает себя вправе убить вас, если вдруг возникнет такое желание.
Убит еще один из лучших русских генералов, Духонин. Так они и уходят — всегда лучшие, — хотя Алексеев успел сдать полномочия Духонину и убит не был. Новый главнокомандующий — всего лишь второй лейтенант, но он для этой должности годится, как и для любой другой, ибо не осталось армий, которыми можно командовать.
Несколько дней назад вышло распоряжение о последнем узаконенном грабеже: всякий, живущий в квартире, плата за которую составляет сто пятьдесят рублей и более, обязан обеспечить главарей бандитской шайки, правящей Россией, одеждой (по две теплых вещи). Поскольку квартир, которые бы стоили меньше, я не видела, это распоряжение касается очень многих.
Наконец-то у нас появилась возможность отправлять почту с курьером, но это удобство кратковременное, ибо британскому посольству уже пришлось от него отказаться. Сейчас большевики очень недовольны британцами, поскольку двое русских, совершивших преступления, посажены в Англии в тюрьму. Это свидетельствует о том, что нынешние власти не испытывают уважения ни к отдельным людям, ни к правительствам, и мы можем попасть в немилость в любое время. Очень приятно видеть наших курьеров — хороших, крупных, настоящих мужчин.
Сейчас у нас отключают электричество с полуночи до пяти утра, и этот период может вскоре существенно удлиниться. Мы готовы к любым отключениям, вот только звонок у нашей входной двери — электрический. Уолтер легко мог бы повесить обычный колокольчик, но колокольчика теперь не сыщешь.
В Петрограде сейчас много немцев. У них свои представительские конторы, они “консультируют” большевиков, которые, кстати, заняли под свой штаб известнейшее в стране женское учебное заведение — Смольный институт. То, что немцы здесь, ни для кого не секрет: недавно я встретила одного немца, он и не думал скрываться.
Сейчас стрельба стихла, меня клонит в сон, поэтому заканчиваю. В ближайшее время отсюда уедут многие, и это письмо будет отправлено с первой же оказией.
Нет нужды за нас беспокоиться, мы в такой же безопасности здесь, как и все остальные. Иностранцы будут оставаться в Петрограде еще долгое время.
До следующего письма.
Преданные вам…
Французская набережная, 8, 12 ноября 1917 года
Петроград
Мои дорогие,
письмо, написанное ночью, когда стреляли из тяжелых орудий, ушло на следующий день, и я сознательно не указываю, кто повез его, поскольку никто не знает, кому оно попадет на глаза и дойдет ли до вас. Буду продолжать писать и пользоваться любым случаем, чтобы отправить написанное из России. Таких случаев в дальнейшем будет все меньше.
Вышеупомянутые тяжелые орудия использовались в “Битве за Зимний дворец”! Его обороняло несколько женщин-солдат и
Со времени моего последнего письма к вам бои не прекращались, но не было генерального сражения, в котором бы приняло участие много народу. Просто противные стороны сражаются за объекты, овладение которыми желательно для каждой из них. Такие, например, как телефонная станция и здания, в которых расположены общественные учреждения.
Мы много времени проводим на улицах, собирая сведения, и до сих пор ни разу не попадали под огонь. Пытаемся избегать мест, где стреляют. Уолтер в сопровождении переводчика предпринял несколько долгих прогулок, осматривал “укрепления” и опрашивал “защитников”, так что теперь он довольно точно представляет себе, что тут творится. Видя группу вооруженных людей, обычно трудно определить, на чьей стороне она воюет. Некоторые этого не знают, как не знают, зачем стреляют. У них есть винтовки и боеприпасы, — вот и палят!
Мы обошли Зимний дворец и видели последствия штурма, но, несмотря на выстрелы, которые слышали, и вспышки выстрелов из пушек, которые видели, несмотря на небольшие расстояния до мишеней, нашли всего лишь два места, где в это огромное здание попало нечто большее, чем пуля, выпущенная из винтовки.
Один наш приятель находился перед Зимним, когда большевики открыли огонь из полевой пушки с расстояния примерно в тысячу ярдов. Он подождал и убедился, что первый снаряд в цель не попал. Несколько русских, шатаясь, толклись у пушки на замерзшей земле и выли от восторга. Они выпустили еще несколько снарядов на глазах нашего приятеля, но промахнулись и на этот раз. Разозленные солдаты прекратили огонь.
На стенах и окнах Зимнего видны сотни следов от пуль. Дворец выглядит так, будто болен корью.
Нам сказали, что захваченные при штурме в плен женщины-солдаты были распределены по нескольким городским казармам. Не требуется воображения, чтобы представить себе их участь.
Город патрулируется отрядами в сопровождении бронемашин, вооруженных пулеметами, равно как и с грузовиками, которые прежде использовались для увеселительных прогулок. Встреча с таким отрядом — событие не из приятных. До сих пор некоторым утешением служило отсутствие пьяных. Теперь это утешение в прошлом, и должна честно признаться, что боюсь всякого пьяного русского с винтовкой.
Весь день, который я провела дома, у нас было полно мужчин. Рано утром пришли две дамы, живущие по соседству, но ушли они еще засветло. Опять начались обыски, планомерно обходят дом за домом, ищут оружие, причем так тщательно, как никогда прежде. Нашему другу мистеру Корсу пришлось сдать пистолет, он возмутился и потребовал квитанцию. Тогда ему оружие вернули!
Судя по сообщениям из Москвы, там тоже идут бои, только более кровавые, чем у нас. Как я рада, что не поехала в “мирную” Москву!
Было жестокое сражение при Царском Селе, но о Керенском ничего не слышно. Говорят, “армия Временного правительства” вскоре отобьет Петроград. Я поверю, лишь увидев это своими глазами, ибо, по-моему, большевики пришли надолго.
Довольно частая перестрелка продолжалась вчера в Петрограде весь день, мы слышали несколько выстрелов из полевых орудий. Кто-то сказал, что рано утром юнкера (военные кадеты, в сущности, мальчишки) захватили у большевиков телефонную станцию, место,
У нас часто не работает телефон, но сегодня можно звонить в русские и иностранные учреждения (не в частные квартиры).
Глава Американской железнодорожной комиссии, мистер Стивенс, живет в своей машине, стоящей на сортировочной станции под Москвой. Он пишет, что у них много стреляют и что он ничего не может делать. (Это хороший человек, но он с таким же успехом мог бы вернуться на родину и работать на наши железные дороги!)
Опять в Петрограде нет правительства, никого, с кем иностранцы могли бы вести дела. Город во власти вооруженных солдат, матросов и рабочих, среди них много пьяных. Понять, кто является командиром вооруженного отряда, невозможно. По-видимому, нет никакой организации, никто ни за что не отвечает, хотя, разумеется, власть исходит из Смольного, учреждения очень многолюдного, ощетинившегося винтовками, пулеметами и т. п.
Уолтер туда не ходит, но там находятся его “лазутчики”, так что мы знаем, что там делается.
Вот что бывает, когда по улицам ходят вооруженные отряды: сегодня утром один из них шел по Французской набережной. Навстречу — русский офицер. Никто не сказал ни слова, но один из отряда поднял винтовку, выстрелил, и офицер упал замертво. Отряд в полном молчании прошел мимо, никто даже не взглянул на труп. Мой приятель, бывший тому свидетелем и рассказавший мне про этот случай, не уверен, что стрелявший желал убить офицера, но не сомневается, что повода для стрельбы тот не давал. Только подумать! Петроград в руках бессердечной черни!
Недавний запрет собираться и митинговать на перекрестках теперь, разумеется, уже неактуален. Часто приходится слышать произносимые экспромтом речи. Все они на одну и ту же тему, все имеют целью натравить бандитов на тех, кто живет в хороших домах и кому есть, что есть. Ораторы утверждают, что теперь вся собственность общая, что дома можно обыскивать, забирать найденное и для этого применять любую силу, в какой только возникнет необходимость. А как же наши запасы дорогих продуктов, присланных из
Гуляя вдоль реки, мы насчитали девять разного типа морских судов, на которых сюда перебросили войска из Хельсингфорса, Кронштадта и других городов. Разведение мостов, предпринятое Временным правительством, почти не помешало анархистам — небольшие их группы перешли на другую сторону реки еще до начала “фейерверка”. Кроме того, морские суда использовались как паромы. Ох! На этот раз у бандитов хорошие советчики!
Два дня назад по посольствам были направлены “комиссары” с сообщением о том, что революция потерпела неудачу и что Временное правительство снова полностью овладело положением. При этом в городе продолжалась стрельба, и, разумеется, эти сообщения — неправда. Теперь мы пытаемся понять, зачем потребовалась эта мистификация.
В августе я утверждала, что дни Керенского и его власти сочтены. Со мной никто не соглашался, меня упрекали за такие пессимистические прогнозы. Они еще не вполне подтвердились, но я
Многие улицы до сих пор перегорожены баррикадами, и на прогулках нам приходится обходить их, равно как и места, где стреляют. Это делает прогулки более увлекательными и, кроме того, увеличивает физическую нагрузку.
По городу ходит, как обычно, множество невероятных слухов. Будто бы с нескольких направлений к Петрограду движутся крупные силы казаков, будто бы очень скоро “улицы будут залиты кровью анархистов”. Прошу прощения, но я в это не верю. Я немало слышала о настроениях казаков, и поражение прошлого июля вкупе с отношением к их великому Корнилову подорвало их доверие Временному правительству. Очень удивлюсь, если казаки согласятся жертвовать жизнью ради Керенского.
Как и прежде, часто повторяется имя Ленина, но также у всех на устах и имя Троцкого (Бронштейна). Его “избрали” министром иностранных дел, его сильная сторона, как мне кажется, — способность произносить кровожадные речи. У нас есть старый друг, проработавший в этом министерстве несколько лет, так он рассказал мне, что как-то поутру Троцкий явился в министерство (государственный департамент) и объявил, что теперь будет министром иностранных дел. Поскольку он не походил на министра, все только посмеялись. Тогда, чтобы сохранить собственное достоинство, он почувствовал себя обязанным произнести речь, каковую и произнес. По окончании речи все, кроме курьеров, живших при министерстве, надели пальто и разошлись по домам! Еще одна забастовка!
Сегодня шестой день революционного восстания, и оно пока складывается удачно, причем нет никаких признаков, что восставшим кто-то противостоит. Продолжающаяся до сих пор стрельба на улицах — не признак противостояния. Она требуется для устрашения, для поддержания террора.
По-прежнему понемногу убивают, но, по-видимому, если не ради грабежа, то, в основном, случайно. Как и прежде, невозможно дать верную оценку количеству убитых, но я уверена, что их не так уж много. Многие ранены вследствие неумения обращаться с винтовками. Рабочих доставляют в больницы со сломанной челюстью — они не знали, что винтовка при выстреле “отдает”.
Мне обещали, что это письмо увезут завтра. Теперь уже поздно, я говорю вам “Спокойной ночи” и прощаюсь.
С любовью…
Французская набережная, 8, 20 ноября 1917 года
Петроград
Дорогие мои,
одна подруга обещала “выехать” завтра, так что опишу положение дел на сегодняшний день.
Каждый день похож на предыдущий. Стрельба на улицах продолжается, но теперь стреляют уже не по всему городу. Погода мерзкая, часто бывают метели, политика же хуже, чем погода, но в ней нет ничего такого же чистого, как снег.
Две наши подруги, незамужние дамы, отправились в Петропавловскую крепость на встречу с бывшим министром Терещенко. Встретиться с ним им не позволили, но обошлись вежливо.
Посольство наше сейчас помогает американцам покинуть Петроград и Россию, наша колония становится все малочисленней. Приехало сюда несколько человек из Молодежной женской христианской организации, им есть чем здесь заняться.
Часто приходится слышать фразу “Нельзя бросить Россию на произвол судьбы”. Очень красивая фраза, и я от души с ней согласна, но у меня есть еще более красивая: “Нельзя бросить Соединенные Штаты”.
Уолтер говорил с бывшим членом штаба Керенского, который бежал из Петрограда вместе со своим начальником, но теперь на короткое время тайно вернулся. Тот утверждает, что “Керенский сейчас либо пленник, либо эмигрант”. Вы только представьте себе на минуту, чтó Керенский дал России! Потом вспомните, если сможете, что он дал союзникам России. И после этого не упустите того, чем ему обязана Германия. Вот вам пример ложного суждения!
Не знаю никого, кто за время моего здесь пребывания сделал бы больше для погибели России. Мне не удалось узнать, что он сделал для союзников — разве что чинил им препятствия на каждом шагу. Нельзя отрицать, что Германия извлекла колоссальную выгоду от того, что произошло в России. Чтобы убедиться в преимуществах, полученных Германией, примите во внимание количество дивизий, переброшенных ею с российских фронтов в Италию и Францию. Хотите составить список приобретенных ею выгод — учтите захваченное ею продовольствие и другие материальные ресурсы. Я совершенно уверена, что мы больше не увидим здесь Керенского. Его работа закончена.
Прошлый четверг оказался для меня удачным, несмотря на ужасную пургу. Гостей собралось больше сорока, были представлены девять разных национальностей. До чего я благодарна вам за наши запасы провизии! Как же быстро исчезали со стола горячие бисквиты “Мэриленд” с мармеладом!
К Уолтеру заходил один знаменитый русский, просил спасти шестерых бывших министров, находящихся сейчас в Петропавловской крепости. Их охраняют моряки из Кронштадта, которые остроумно шутят по поводу того, сколько осталось жить этим людям. Одного упоминания о моряках из Кронштадта вполне достаточно, чтобы друзья и близкие этих узников не без оснований испытывали страх. Вероятно, бывшие министры в опасности, но, по-моему, в Петропавловской крепости они не в большей опасности, чем в любой другой российской тюрьме.
Побывали мы на обеде и на званом ужине, принимали гостей и у себя. Из этого можете заключить, что, несмотря на смену правительств, мы не перестаем встречаться с людьми. Чтобы знать, что происходит вокруг, надо общаться. Слухов и информации сколько угодно. Если верить половине из того, что слышишь, можно сойти с ума.
Один из наших русских друзей рассказал о печальной судьбе своего пятнадцатилетнего племянника, которого убили вместе с шестьюдесятью его товарищами, как и он, военными кадетами. До его родственников дошли слухи, что тело мальчика бросили в Мойку, но найти его они не смогли. Убитых часто бросают в эту реку или в
Познакомились мы с чрезвычайно привлекательной баронессой Иксшуле. Ей семьдесят лет, но выглядит она не больше, чем на пятьдесят. Деятельна телом и душой. У нее очень интересный дом, замечательная коллекция икон.
Смольный проголосовал за назначение Ленина диктатором! (На все остальные посты он был избран еще раньше.) Голосуют они там с такой же готовностью, с какой голодная лошадь щиплет траву. Как бы мне хотелось сохранить или запомнить все их решения. Надо читать их, иначе не поверишь, что такое могли принять. Для этого надо обладать очень богатым воображением.
Кто-то оказался недоволен словом “месть”, употребленным мною в связи с деятельностью большевиков, и меня спросили: “Месть за что?”. Мой ответ был и остается: “Месть за цивилизацию, искусство, образование, мораль и вообще за жизнь!” (Если я упустила что-либо, на ваш взгляд, важное, добавьте сами. Не вижу ничего привлекательного в замыслах большевиков, по крайней мере, из того, что претворяется в жизнь.)
Новости со всех фронтов, приносимые офицерами, которым удалось оттуда вырваться, говорят об усиливающемся с каждым днем разложении армии. Толпы разбегающихся по домам опустошают местность, по которой перемещаются. Один офицер с Рижского фронта рассказал мне, что теперь на каждые четыреста ярдов фронта остается лишь по одному солдату — вот одна из причин, по которой немцы могут перебрасывать столько дивизий на другие фронты.
Сегодня исполнительный комитет американского лазарета проголосовал за закрытие больницы с первого января. Изначально предполагалось, что в ней будут лечиться “раненые российские солдаты”, но их здесь больше не будет — разве что пострадавшие в перестрелке между собой. Ходить туда на работу женщинам теперь небезопасно. Так приходит конец еще одному нашему начинанию.
Ходят упорные слухи, что все женщины-иностранки покинут Россию, но я не уверена, что в дороге они будут в большей безопасности, чем в Петрограде. Здесь я, по крайне мере, не замерзаю, и у меня есть запас пищи на несколько недель.
Народ тут, конечно, своеобразный. Событий вроде бы много, но ничего существенного не происходит! Со мной может случиться что угодно или ничего, и поскольку я голосую за “ничего”, то пока не уезжаю.
Кстати, о “голосовании”. Забыла рассказать вам об избирательном праве, которое здесь неожиданно предоставили женщинам. Насколько мне удалось выяснить, они такого права и не требовали, но
Говорят, генерал Корнилов пребывает в добром здравии, но сильно разочарован тем, что Америка не может помочь его стране. Я считаю, в России, когда кто-нибудь займется здесь ликвидацией смуты, еще о нем услышат.
Работающие тут американские журналисты должны предоставлять телеграммы, предназначенные для отправки из России, для цензурной проверки. Можете легко себе представить, чтó большевистские цензоры считают возможным для печати в Соединенных Штатах. Вы получаете мои письма (если это и в самом деле так) спустя месяц-другой после того, как я их пишу, к этому времени упомянутые в них события становятся древней историей.
Судя по сообщениям из Москвы, положение там гораздо хуже, чем у нас: больше стреляют, больше грабят и жгут, больше убивают. Поскольку условия у нас не такие уж плохие, я рада, что нахожусь не в Москве.
Сейчас мы не отправляем курьеров, так как большевики настаивают на признании Советской России нашим правительством, которое, по счастью, на это не идет. Признать этих злодеев значило бы признать власть черни, согласиться на то, что страна, охваченная анархией, является частью Семьи народов!
Друзья предлагают нам вывозить нашу почту — просить об этом мы их не можем, ибо они, безусловно, рискуют своей безопасностью.
В настоящий момент телеграммы сюда не приходят, и мы не знаем, уходят ли отправленные, хотя их принимают, и деньги за них берут. Уолтер получал депеши, пролежавшие здесь по десять дней.
Хотелось бы писать на менее мрачные темы. Иногда мы забываем об окружающем и шутим, но, когда начинаешь писать, и без того мрачная атмосфера, кажется, еще больше сгущается. В конце концов, я не унываю, иначе бы тут не оставалась.
Я не решаюсь заниматься политикой. Я вам описываю факты — как я их вижу. Мнения о способах спасения России могут расходиться, но, вероятно, никто из знающих людей не станет отрицать, что спасти ее можно только силой. Сила в России была, но ее следовало применять иначе, с бóльшим толком. Фактически нынешняя заваруха (не могу придумать более подходящего слова) и порождена силой, но это неорганизованная (сравнительно) темная сила масс.
Тщательно все обдумав, я прихожу к выводу, что причин краха России много. Назову лишь некоторые.
1. Личные амбиции выдающихся людей во Временном правительстве.
2. Непрактичный идеализм остальных его членов.
3. Неспособность союзников понять, что тут происходит, и, как следствие, недостаточность усилий по предотвращению катастрофы.
4. Национальные особенности образованных русских, которые предвидели, что грозит стране, но оказались неспособны предотвратить катастрофу.
5. Национальные особенности необразованных русских, которые желали надвигающихся событий и всячески им способствовали. (Так ребенок бежит за игрушкой, которая катится навстречу мчащемуся автомобилю.)
6. Успешные действия немецких агентов по ослаблению военной мощи России.
7. Возможности, использованные умными фанатиками, умеющими играть на чувствах необразованных масс.
Обратите, пожалуйста, внимание, что я начинаю с Февральской революции. О ее событиях и деятелях можно написать целую книгу, но в апреле 1917 года Россия была далека от краха. В это время в Петрограде была возможность без особых усилий перестроить самое удивительное государство из
Как видите, по моему мнению, Россия сейчас погублена. Я не хочу сказать, что это навечно. Мир, Европа в частности, не позволит тому, что здесь творится, продолжаться неопределенно долго, но ситуация будет ухудшаться, прежде чем нормализуется.
О том, что здесь происходит, несомненно, будут написаны тысячи страниц людьми гораздо более одаренными, чем я. Возможно, я на самом деле не знаю всего того, что утверждаю, но у меня есть убеждения, которые вплотную приближаются к знанию.
Теперь я должна отдать это письмо в руки, которые вывезут его из России. Вероятно, одни только трудности с отправкой почты убедят вас, что “все неладно в России”.
С любовью, ваши…
Французская набережная, 8, 29 ноября 1917 года
Петроград
Дорогие мои,
у нас был прекрасный морозный День благодарения, который пришелся на мой выходной. Посол устраивал прием, но я в посольство не пошла.
Есть несколько интересных тем, по которым хотелось бы сейчас высказаться.
Смольный проголосовал за “реквизицию” частной собственности, где бы она ни находилась, в частности, вкладов в банках, что делает это решение животрепещущим для тех, кто имеет дорогую мебель и банковские счета.
На прошлой неделе мы смотрели из окон на Неву, почти всю во льдах, отчего пароход, стоявший наготове на случай срочного отплытия американцев, встал на зимний рейд — так что этот способ возвращения в Штаты для нас теперь исключен. Впрочем, даже если немцы в Петроград не придут, неизбежные голодные бунты в конце концов заставят нас отсюда убраться.
Здесь сейчас много немцев и австрийцев, бывших военнопленных, они слоняются по Петрограду в военной форме, и никто их не трогает. Германская “помощь” в Смольном, по слухам, становится все эффективней — во всяком случае, слухи об оппозиционных силах, которые вот-вот избавят Россию и Петроград от тесных объятий анархистов, утихли.
Пока лед на Неве был тонок, перед нашим домом стоял на якоре русский крейсер, и я не знала, что думать: то ли это знак внимания к французскому послу, который живет по соседству, то ли к нам. От моряков теперь ничего хорошего ждать не приходится.
Наш друг-полковник сейчас скрывается, в его великолепную загородную резиденцию нагрянул целый отряд. Двух слуг убили, много вещей, включая ценные вина, забрали.
В
Отель “Астория” прошлой ночью без видимой причины снова обыскивали. Создается впечатление, что это несчастное заведение обыскивают ради развлечения тех, кто обыск проводит. Правительственный статус “Астории” позволяет творить в гостинице что угодно, хотя, конечно, другие гостиницы тоже обыскивают.
За несколько дней до этой последней революции Временное правительство направляло юнкеров для охраны посольств союзных государств. Как только наметился успех революционного восстания, посольства стали защищать юнкеров! Во французском посольстве юнкера охраняли парадный вход, тогда как большевики присматривали за черным ходом.
Только подумайте! Страна с населением 180 миллионов человек не имеет правительства! В Петрограде, бывшей столице, и в гораздо меньшей степени в других населенных пунктах власть пытается осуществлять какие-то функции, но недостаток образования в сочетании с желаниями, которые иначе чем безумными не назовешь, парализуют управление, и всем правит дикая стихия.
Я говорила с американцами, которые находились в Москве, когда там вспыхнула революция. Они три дня жили в подвале отеля “Метрополь”, питаясь картофельным супом. В это время отель у них над головами крушили огнем из пушек. Снова распространился старинный обычай стрелять из окон, началась просто гражданская война. В настоящее время русские, не колеблясь, убивают русских, и считают, что негоже убивать немцев!
Стало проявляться неуважение к иностранцам, в частности, к дипломатам. Советника бельгийского посольства и его жену заставили выйти из автомобиля и идти домой пешком, сам же автомобиль анархисты “конфисковали”. На машине был бельгийский флаг, советник показывал свой паспорт — но все без толку.
— Нет больше никаких дипломатов! Все интернационалисты! Никаких частных автомобилей, все теперь общественная собственность! — такие ответы советник получил на свои возражения, после чего пошел пешком.
Пятое декабря
Ничего важного не произошло.
Некоторые учреждения продолжают работать, мы побывали в театре, в опере и на балете, все это мне очень понравилось.
Нева встала, и у нас перед домом образовалось большое свободное пространство, покрытое снегом. Некоторые пейзажи, особенно на закате, так хороши, что не поддаются описанию. Петропавловская крепость (она же тюрьма) находится рядом с нами на противоположном берегу и хорошо видна из наших окон.
От друга из Чикаго мы получили рождественский подарок — кленовый сахар, и можете себе представить, как мы объедаемся им в этой суровой стране.
На завтра обещана всеобщая стачка. В ней примут участие рабочие железных дорог, заводов и фабрик. На самом деле, никаких реальных целей у таких забастовок нет, кроме той, которая желательна Берлину. Зарплаты рабочих и так непомерно высоки, их увеличение только разорит еще больше промышленных предприятий.
Покупательная способность рубля так мала, что сравнение с прежними ценами превосходит мои арифметические способности. Я просто знаю, что лучше пойду пешком, чем за пятнадцатиминутную поездку заплачу сорок рублей (примерно $4) извозчику.
Видела балет с восхитительной Карсавиной, и теперь мне кажется, что никогда не увижу лучшей балерины. Может быть,
Как жаль, что я не видела Россию во дни ее изобилия и спокойствия!
Насколько мне известно, условия жизни рабочего класса здесь были самые благоприятные. Конечно, здесь не было политических свобод, и для подавления и наказания революционеров иногда принимались жестокие меры. Но с учетом того, каких результатов добились эти революционеры, я считаю принимавшиеся меры совершенно недостаточными.
У нас нет политической свободы в начальной школе и в лечебницах для душевнобольных, а умственные способности большевиков вполне сопоставимы с находящимися в вышеупомянутых заведениях.
В общем, новость заключается в том, что Петроград все еще стоит на прежнем месте. Части Москвы уже нет, как нет и многих красивых имений. Зато есть большевики — они повсюду.
Чтобы иметь полное представление об условиях жизни в России, надо в ней жить и пытаться “вести хозяйство”. Иначе условия здешней жизни останутся непонятными. Те же, кто знал Россию, но отсутствовал несколько месяцев, с большим трудом смогут разобраться, что тут происходит.
Французская набережная, 8, 15 декабря 1917 года
Петроград
Дорогие мои,
у нас наступила настоящая русская зима: холодно, промозгло, темно, мрачно, ветер, снег. Политика подобна погоде — можете представить себе, что за веселая жизнь. Я уж не говорю о возрастающем числе убийств и грабежей, о выстрелах, которые мы иногда слышим, даже не выходя из дому.
Солдаты и рабочие разграбили винные погреба Зимнего дворца, и теперь воздух в
Подобным образом разграбили и разгромили много продовольственных и винных магазинов. Обычно подъезжают на грузовике с торчащими из кузова винтовками и пулеметами. Народ либо разбегается, либо прячется по домам, и пошло веселье! Часть приехавших занята пальбой в воздух, чтобы народ на улицах не собирался. Немало выпивается на месте, очень немного уносят с собой — власть в Смольном не разрешает что-либо забирать с таких вечеринок, — прочее приводится в негодность. Битые бутылки и винные пятна остаются на снегу, пока следующий снегопад все не занесет.
После одной из таких вечеринок проходили за Зимним дворцом и видели все еще стоявшую там пожарную машину, водяными струями из которой грабителей изгоняли из погребов. Сообщается, что несколько погромщиков там утонули. Я видела решетки на окнах подвала с выломанными прутьями и толпившихся рядом красногвардейцев. Один из многих примеров того, как запирают дверь конюшни, когда лошадь уже украли. Сначала происходит нечто ужасное, а потом Смольный изо всех сил стремится показать, до чего высоки его помыслы. Некоторых удается этим одурачить.
В Смольном разразился скандал: некий лейтенант Шнаур был назначен большевиками начальником штаба. Его сделки с немцами стали слишком откровенными, и Смольный в припадке праведного гнева Шнаура арестовал. Но он избежит наказания! Заметьте, в Смольном действуют с умом — большевики, несомненно, поддерживают тесные связи с немцами и, тем не менее, поднимают страшный шум, когда находится человек, работавший на немцев.
Все больше русских офицеров обращаются к Уолтеру с заявлениями о желании служить в американских вооруженных силах, находящихся во Франции или в Соединенных Штатах. Многие, познакомившись со мной в домах общих знакомых, просят меня о посредничестве и ни в коем случае не хотят смириться с отказом.
Одна сердобольная русская дама, которая, по-моему, активно участвует в контрреволюционном движении, предупредила Уолтера, что большевики могут обвинить его во вмешательстве во внутренние дела России.
Сам же Уолтер решительно отказывается заниматься подобными делами, так что такие обвинения совершенно беспочвенны. У нас бывает много русских офицеров, и, вероятно, поэтому некоторые из них считают, что Уолтер кого-то вербует. Очень может быть, что собрания у меня по четвергам после полудня, на которые теперь собирается много народу, только усиливают эти подозрения. Надеюсь, наши встречи действительно раздражают большевиков! Зато обстановка у нас теплая и дружеская, и на собраниях не происходит ничего преступного, как если бы их устраивали вы.
Сегодня по многолюдному Невскому проспекту шли двое офицеров в военной форме. На них напали солдаты, избили, ограбили, сорвали знаки отличия. Никто не вмешался, хотя толпа собралась огромная.
Сегодня же Уолтер возвращался из посольства домой, и вдруг солдат, рядом с которым он проходил, выстрелил из винтовки. Наверно, солдат хотел посмотреть, вздрогнет ли муж, но тот не вздрогнул, а стал следить краем глаза за солдатом: не выстрелит ли тот еще раз, на этот раз прицельно.
У нас сейчас много работы перед закрытием лазарета. В нем скопились большие запасы ценных ныне медикаментов и одежды, все это мы распределим, как нужно. Армия спасения незаметно делает здесь много добрых дел, и часть наших запасов мы передадим ей.
По-прежнему здесь много говорят о приближении германской армии, но, по-моему, наступление отложат до тех пор, пока дороги не затвердеют от морозов.
Здесь находится сейчас целая армия немцев, но это не боевое формирование. Мы живем возле бывшего австрийского посольства и видим входящих и выходящих из него немцев и австрийцев в военной форме.
Германия получает значительную помощь от России, и это либо делает большевистскую Россию союзником Германии, либо предательницей союзников — неважно, как назвать. По-моему, все эти рассказы о том, как русские ненавидят немцев и немецкое самодержавие — лишь порождаемый немцами шум для создания нужного впечатления.
Нам сообщили, что отныне деньги за снятое жилье следует платить большевикам. Мы должны за квартиру джентльмену, проживающему в Соединенных Штатах, заплатим при первой же возможности, но нельзя перевести ему деньги через банк — с таким же успехом можно было бы выбросить их в Неву, — банки постепенно перестают выполнять свои функции.
С большим трудом пытаемся обогреваться. Печи с изразцами на вид очень хороши, и иногда нам удается натопить их, но всю Россию не натопишь. Несколько квартир вокруг нашей теперь пустуют, в них стоит холод. Одно время помещение над нами занимал кадетский клуб, но его закрыли как контрреволюционный, и двери опечатали. Русская семья, живущая под нами, не вернется до весны. Мы можем поддерживать дома тепло, сжигая большое количество дров и не гася лампы, но, когда топливо закончится, пополнить его запасы будет уже нечем.
Вступил в силу декрет, в соответствии с которым офицеры теперь должны избираться солдатами. Один русский офицер рассказал мне, что его друг, полковник, служит теперь поваром в собственном полку.
Получили бумагу, предписывающую сдать две теплые вещи (об этом я писала ранее) или два одеяла. Уолтер отказался, и теперь мы гадаем, что предпримут в связи с этим власти. По рассказам друзей, вещи, сданные в соответствии с упомянутым декретом, видели на толкучке, и я вполне этому верю. Сама я видела на улицах большие сани, груженные такими “пожертвованиями”.
В последней своей речи Троцкий упомянул об “устройстве, порожденном французской революцией, которое укорачивало человеческий рост на длину головы”. Одновременно в газете появилось описание русского изобретения, электрической машины, которая позволяет моментально обезглавливать много людей сразу. Так что, как видите, дела у нас идут!
В своей речи Троцкий только отметил, что большевики пока не рубят оптом головы хорошо одетым людям, но намекнул, что имеют это в виду и не забудут о такой возможности.
Я, однако, надеюсь, что до этого не дойдет, и не тревожусь, хоть это и кажется неразумным. Следовало бы поскорее бежать отсюда, но мне хочется оставаться здесь неопределенно долго. Хочу посмотреть, чем дело кончится, хотя, говоря словами моих друзей, на это жизни не хватит, даже если я вернусь в Штаты, а уж если останусь здесь, то и подавно.
Во всяком случае, я жива и шлю вам горячий привет!
Французская набережная, 8, 24 декабря 1917 года
Петроград
Дорогие мои,
на дворе Сочельник, но как же трудно в это поверить!
У двоих наших русских друзей прошли “обыски”: в Рябове, красивом имении, где мы успели побывать, и в городской квартире. Муж моей подруги уехал из города, и эти скоты восемь часов обыскивали ее квартиру и погреб.
В прошлый понедельник мы, проснувшись, узнали, что все швейцары и дворники в городе бастуют, таково распоряжение Смольного. Наш старый швейцар очень опечален — он не хочет бастовать, но, если будет работать, рискует жизнью.
Обычно дворники поутру приносят дрова, которыми потом топят весь день. Повариха заявила, что без дров ничего готовить не будет. Уолтер вызвался принести дров, но повариха сказала, что дворники этого не позволят. Уолтер велел ей выглянуть в окно — она увидит, что с ними будет, если дворники попробуют помешать ему принести его дрова на его кухню! Дворники вышли во двор, не вмешивались, но наблюдали за работой мужа, поглядывая на увесистую дубину, которую он положил на снег поблизости от себя. Уолтер натаскал дров на три дня, по истечении которых забастовка у дворников как раз и закончилась. У швейцаров она к тому времени еще продолжалась.
Еще до наступления вторника мы добыли ключи у владельца дома и поставили у парадной двери горничную, дав указание пускать всякого, кто пожелает нас навестить.
Такие забастовки имеют целью отравить жизнь “буржуазии”, что и прекрасно удалось на этот раз. По-моему, заработки бастующих увеличились процентов на семьсот.
Слышала я замечательного Шаляпина, который отныне отказывается петь в Мариинском театре, но появляется только в Народном доме в опере “Борис Годунов”. Теперь, считаю, я видела и слышала все лучшие постановки российской сцены, но хотела бы смотреть их еще и еще.
Куда бы мы ни пошли, повсюду слышна стрельба, но нам везет, под пули до сих пор ни разу не попадали. Интересно, долго ли будет продолжаться такое везение?!
Последнее время усиливаются антиамериканские настроения, которые достигли апогея после ареста и заключения в Петропавловскую крепость нашего друга, полковника Колпачникова, который некогда служил секретарем российского посольства в Вашингтоне. Во время войны он выступал в Соединенных Штатах с лекциями в интересах российского Красного Креста и привез в Россию значительные запасы медицинских принадлежностей и много автомобилей, купленных в Штатах на гонорары от его лекции. Колпачникова направили помогать американской миссии Красного Креста в Румынии, но большевики обвинили его и американского посла в организации заговора против них в интересах казаков.
Полковник теперь в тюрьме, а газеты полны нелепых обвинений против нашего посла. Приведу перевод одной статьи, в которой, разумеется, все неправда.
Заговор империалистов с участием генерала Каледина
Несколько офицеров союзных армий, а также работники союзных миссий и посольств позволили себе активно вмешаться во внутренние дела России. Разумеется, они не на стороне народа, а на стороне калединской кадетской партии, контрреволюционной и империалистической.
Мы несколько раз предупреждали этих занятых господ, но, по-видимому, настало время последнего предупреждения. Самые важные представители Соединенных Штатов вовлечены в калединский заговор и используют все средства для его поддержки под прикрытием миссии Красного Креста Юго-Западного фронта. Американские офицеры в Яссах, Андерсон и Перкинс, а также их сотрудники, русские офицеры Колпачников и Вербланский, предприняли попытку обмануть бдительность советской власти, направив несколько автомобилей и много других грузов к Дону для использования Калединым.
Заговор раскрыт, Колпачников и другие участники арестованы, важные бумаги заговорщиков захвачены. В телеграмме от господина Андерсона, главы миссии американского Красного Креста в Яссах, полковнику Колпачникову указано получить от господина Фрэнсиса, посла Соединенных Штатов, 100 тысяч рублей за доставку поезда в
В бумагах, подписанных господином Фрэнсисом, имеется свидетельство, что поезд пойдет “из Петрограда в Яссы”! Теперь загадочный поезд не пойдет никуда, он задержан в Петрограде советской властью.
Заговор американских (и не только американских) империалистов с участием Каледина раскрыт. Нити его ведут, как мы и ожидали, к лицам, занимающим очень высокие посты. Следующее слово должен сказать господин Фрэнсис от имени тех, кто послал его в Россию.
Это лишь одна из статей, появившихся недавно в газетах. По поручению нашего посла был напечатан ответ, суть которого сводится к тому, что обвинения эти ложны.
Интересно, что Смольный публикует не все бумаги, взятые в квартире полковника Колпачникова. Если бы напечатали все, даже ребенку стало бы ясно, что обвинения безосновательны.
Времена действительно непростые, и трудно собраться с мыслями, чтобы написать связный отчет обо всем происходящем. Едва становятся известны подробности одного потрясающего события, как происходит другое, еще более потрясающее. Мы живем сегодняшним днем, спрашивая себя, что готовит нам Россия и Петроград. “Думаете, немцы придут сюда?”, “Когда, по-вашему, они будут в Петрограде?”, “Что будете делать, когда придут немцы?” — такие вопросы нам задают сейчас постоянно. Все наши мысли и разговоры — об ужасных бедах России. Смогу ли я
Кажется, русские, так же как и находящиеся здесь иностранцы, сбиты с толку неразберихой нынешних политических сил, странными декретами и требованиями разных партий.
Союз Ленина с Троцким — это просто анекдот и в то же время печальная действительность. Среди русских бытует много точек зрения по поводу того, как изменить положение к лучшему, но тем дело и ограничивается. Когда одна часть народа воюет с другой, по собственному произволу создает одни законы и отвергает все остальные, в этом есть что-то зловещее, вам не кажется?
Солдаты или, по крайней мере, люди в солдатской форме чуть ни ежедневно вламываются в винные лавки и выпивают все, что захочется, представляете? Одни потом возвращаются невредимыми, других убивают, тогда как третьи засыпают в снегу. Мы привыкаем к таким происшествиям. Вероятно, в такое время не совсем безопасно находиться на улице — шальная пуля не разбирает революционеров и буржуев, но мы не сидим дома и даже иногда возвращаемся к себе довольно поздно.
Один чрезвычайно умный молодой офицер из русских, бывший у нас на ужине, объяснил, почему не пришел, как намеревался, ко мне в четверг. По дороге к нам, когда он был уже рядом, среди белого дня несколько человек попытались снять с него меховую шубу. Офицер ударил одного из этих скотов так, что тот зашатался. Оказанное сопротивление (явление ныне чрезвычайно редкое, так как при малейшем сопротивлении обычно убивают — нападают трое на одного, причем грабители вооружены штыками) явилось такой неожиданностью для остальных, что офицера отпустили. Но он опасался, что, если зайдет к нам в квартиру, грабители могут последовать за ним, поэтому пошел в противоположном направлении.
Один из последних декретов в полном соответствии с обещанным объявил конфискацию частных вкладов в банках. Последнее время мы свои деньги постепенно снимаем, только, пожалуйста, никому не говорите!
Русские говорят: “Царь оказался плохой, и мы от него избавились. Узнали, что Временное правительство плохое, от него тоже избавились. Видим, что и большевики плохие! Кто же хороший и что делать?” Ну разве не печальная путаница?
Это письмо получилось довольно длинным. Напишу снова через несколько дней. Постараюсь, чтобы у меня всегда было наготове письмо на случай оказии.
Доброй ночи! С любовью…
Французская набережная, 8, 28 декабря 1917 года
Петроград
Дорогие мои,
последнее письмо отправилось к вам через Сибирь, так что пишу следующее.
У нас просили помощи для вызволения полковника Колпачникова из Петропавловской крепости. Мы можем ему помочь, указывая на ложность обвинений, выдвинутых против американского посольства. Я отправила ему еду, вряд ли он сможет получить ее от
Начальника Национального городского банка, американца, арестовали и провели по улицам. Его единственная вина заключалась в том, что он начальник банка. Продержали под арестом всего несколько часов, но банк до сих пор закрыт. Освободившись, он зашел ко мне после полудня. Несмотря на большую ответственность, возложенную на него, этот человек не совершил ничего противозаконного.
Нам сообщили, что скоро отключат воду, так что мы наполнили ванну и прочие свободные емкости. Если воду действительно отключат, трубы замерзнут, вот тогда попадем мы в положение! Надеюсь, это лишь очередная угроза, хотя в том, что касается угроз, у этих “красных” слово с делом не расходится.
Стало известно о двух американских курьерах, задержанных в Торнео на севере Финляднии с шестнадцатью сумками писем. Это рождественская почта, а мы ее так ждали! Это только лишний раз доказывает, что большевики любят показать свою власть и млеют от восторга, если удается кому-нибудь насолить.
Начались предварительные мирные переговоры между большевиками и немцами.
На передний план снова выдвинулись новости, связанные с Учредительным собранием, но считается, что его члены, враждебные большевикам, были арестованы по приезде в Петроград, так что подтверждается верность моего вывода, сделанного несколько недель тому назад, — Учредительное собрание не соберется.
На улицах увеличивается количество немцев в военной форме, невозможно выйти из дому, чтобы их не повстречать. Приготовлены квартиры для немецкой делегации, приезд которой ожидается. Хотела бы я чувствовать себя в такой же безопасности, в какой, судя по всему, будут здесь немцы!
Чтобы показать, насколько в Петрограде не уважают иностранцев, в дополнение к истории с задержанием наших курьеров с почтой приведу вам следующие примеры. Квартиру первого секретаря итальянского посольства разграбили, а мебель переломали. Пропали десять сумок с почтой британского посольства. Испанскому курьеру не разрешили въехать в Россию через Торнео (Финляндия), поскольку у него не оказалось визы российского “комиссара” в Стокгольме. Прошел еще один митинг протеста против американцев и их обращения с анархистами в Соединенных Штатах.
Американское посольство посетила комиссия из четырех анархистов, они угрожали убийством американцев в Петрограде.
Как-то утром мы долго не могли дозвониться по телефону до одного человека. Наконец я велела горничной, которая мне помогала, говорить по-немецки. Она хоть и боялась, но на немецкий все же перешла, и нас тотчас соединили с нужным номером. Телефонистка поблагодарила горничную за то, что та говорила по-немецки!
Нам предложили несколько квартир на выбор для бесплатного проживания — хозяева надеются, что обитаемое жилище не разграбят. Хозяева, русские, пребывают в большом унынии и не понимают, что присутствие иностранцев квартиру не убережет. До отъезда из Петрограда мы останемся в нынешней квартире, ибо я не верю, что наши американские друзья, пересдавшие ее нам, при существующем положении дел вернутся в Россию. Было бы очень жаль оставить на милость бандитов все эти прекрасные вещи, не говоря уж о наших запасах дорогостоящих продуктов.
Недавно тут прошел фарс — выборы в новое Учредительное собрание. Избирательные урны доставили в Петропавловскую крепость, и заключенным, включая бывших министров Временного правительства, позволили голосовать. Разумеется, голоса подсчитывали большевики, так что вполне естественно, что они же, как и ожидалось, набрали большинство, но я
Если заседание Учредительного собрания все же состоится и попытается выработать большевистско-анархистскую конституцию, то ничего из этого не выйдет, поскольку сейчас существует три обособленных группы граждан с разнящимися интересами, а именно: (так называемые) солдаты, рабочие и крестьяне. Каждый крестьянин желает иметь больше земли, чем имеет сейчас, и не желает отдавать часть ее другому, имеющему меньше. Он также не желает отдать свою землю Смольному, такая возможность нисколько его не привлекает.
Рабочие как члены Красной гвардии получают относительно большие зарплаты, с которыми не желают расставаться, равно как и не желают возвращаться на свои заводы и фабрики.
Солдаты видят, что красногвардейцы получают большее жалование, чем они, и недовольны этим.
Так что путь к идеальной социалистической революционной республике все еще тернист, что бы под ней ни подразумевалось. Предстоит преодолеть еще много трудностей и многому научиться, прежде чем Петроград или любая часть России обретет мир, не говоря уж о действующем правительстве.
Не знаю, читали ли вы о российской делегации, впервые приехавшей в немецкий штаб, чтобы договариваться о мире. Лейтенанта с плохим послужным списком, армейского врача и солдата “избрали” для отправки за линию фронта! Мирные переговоры в целом были так отвратительны, что много о них писать не хочется. Немцам кажется, что они могут одурачить любого разумного человека. Не удивительно, что большевики с помраченным сознанием верят в свою способность дурачить интеллигенцию.
Серьезную озабоченность вызывает ситуация с подачей электричества: его могут неожиданно отключить в любое время, и неизвестно, когда дадут снова. Это ужасно неудобно. Свечи у нас еще не кончились (мы покупали их везде, где только могли), печи и керосиновые лампы — большое утешение.
Все на этот раз. Напишу снова, как только отправлю это письмо.
Нет нужды тревожиться за нас. Мы вполне благополучны и можем о себе позаботиться.
С наилучшими пожеланиями всем вам…
Французская набережная, 8, 3 января 1918 года
Петроград
Мои дорогие,
писать в
Мы, наконец, получили рождественскую почту, и благодаря этому у нас, хоть и с запозданием, получилось еще одно Рождество. Пришло много писем, подарков и множество хороших новостей от тех, кого мы больше всего любим.
Здесь возобновились уличные демонстрации и парады, их лозунги призваны вселить ужас в сердца всех, кому дороги закон и порядок. Насколько я понимаю, эти дьяволы желают свергнуть все, причем не превозносится ничто, кроме их собственной власти. Все их лозунги начинаются со слова “Долой”.
Каждый день по всей стране происходят убийства наиболее уважаемых людей, потом о них сообщается в печати. Здешняя пресса отличается поразительной желтизной и напоминает еженедельник “Воскресная школа”.
Пережили мы петроградский туман, самый настоящий.
Нас пригласили на ужин к английскому священнику, и мы отправились к нему на извозчике, имея в запасе достаточно времени, чтобы добраться загодя. Два раза едва не попали под пули, и я решила идти пешком, но пришлось прижиматься к стенам зданий. На ужин опоздали, домой тоже пришлось идти пешком, но зато прогулялись.
Наш посол устраивал первого января прием в посольстве, тут мы снова повидали представителей американской колонии, численность которой все сокращается, а также наших русских друзей. Их число также убывает, ибо все, кому есть где укрыться в безопасном месте, Петроград покидают. Часто оказывается, что избранное ими место действительно безопасно в день приезда, но оно становится небезопасным на следующий.
Меня пригласили по телефону посетить баронессу К., которая сейчас болеет. Она получила письмо для Уолтера от полковника Колпачникова. Я поехала к ней и до сих пор под впечатлением от бедственного положения, в котором находится эта семья. Барон — офицер, его жалованье составляет пять рублей в месяц, с учетом покупательной способности нашими деньгами это примерно пять центов. Его прелестная жена нашла себе временную работу в конторе с жалованьем 175 рублей в месяц, которых недостаточно, чтобы заплатить за снимаемую квартиру. У них двое маленьких детей, что делает положение еще более печальным. Разумеется, это лишь одна семья, но в подобном положении сейчас находятся тысячи таких же.
Письмо от полковника Колпачникова — маленькая полоска бумаги, которую удалось вынести из тюрьмы. Вот оно:
Дорогой капитан Кросли, большое спасибо за книги, отличный хлеб и варенье. Кормят нас здесь очень плохо и мало, ваша доброта и забота помогают мне в тюрьме сохранить жизнь. Условия содержания с каждым днем становятся тяжелее, вся моя надежда выбраться отсюда поскорей — в ваших руках. Пожалуйста, поблагодарите от меня миссис Кросли за хлеб. Верьте: искреннейше преданный вам, А. Колпачников.
Это одно из весьма похожих друг на друга писем от него, которые удалось пронести из тюрьмы. Я отправила ему несколько посылок с едой. Часть их он, конечно, не получил, но те, что дошли, облегчили ему жизнь.
Сегодня у нас была настоящая метель, но многие пришли к нам, вопреки непогоде. Я очень рада, что как следует к этому подготовилась. Наши пылающие камины, горящие свечи, лампы с экранами делают комнаты очень нарядными, всем у нас очень нравится: гости остаются допоздна. Одна русская дама сказала:
— Слушайте, у вас прямо как в сказке.
Ничего нового я вам рассказать не могу. Все — то же самое, Россия с каждым днем все глубже погружается в трясину анархии, голода и горя. Я хочу сказать, что все ухудшается, лучше не становится. Продовольствия нет, русские и все прочие голодают, наше счастье, что у нас есть запас продуктов, которого, как мы надеемся, хватит на трудные времена.
Уолтер упорно работает, чтобы не позволить гуннам захватить Россию. Если бы только можно было предпринять решающие шаги! Немцы важно ходят по Петрограду, как будто он ими захвачен. Немецкие делегации уже здесь, их сопровождает многочисленный вспомогательный персонал, а также коммерсанты.
Это отвратительно, надежды никакой.
Писать письма становится все труднее, ничего нового не происходит, повторяется то, что уже было. Мы здоровы и, вопреки неприятной обстановке, пребываем в хорошем расположении духа.
Всегда ваши…
Французская набережная, 8, 10 января 1918 года
Петроград
Прошло русское Рождество, мы ходили в две церкви слушать потрясающее пение смешанного хора. Никогда в жизни не слышала такой гармонии. Тут предпринимаются особые меры, чтобы хор звучал впечатляюще. Мы были с капитаном Егорьевым и его женой в церкви Адмиралтейства. У одного из священников, или дьякона, такой глубокий бас! В церквях тут не бывает музыкального сопровождения на органе или других инструментах. Этот священник, крупный, красивый мужчина, служба произвела очень сильное впечатление. К сожалению, церковь здесь, как и все остальное, находится в состоянии упадка и, боюсь, не скоро вернется к прежнему состоянию.
Почти весь личный состав британских подводных лодок, действовавших на Балтике, отправили по домам — стало понятно, что эти лодки ничего не могут сделать против русских и немцев. Разумеется, сейчас им мешает лед, а сохранять здесь воинский контингент до весны, значит погубить его, ибо становится очевидным, что в обозримом будущем союзники не пришлют сюда войска, которые помогли бы удержать российские армии от бегства.
Ходили мы покупать рождественские подарки для российских детей и нашли магазин, где продавцы так обрадовались, что мы говорим по-немецки. Это упростило нам покупку игрушек, но было несколько не по себе объясняться с продавцами на этом языке.
Последнее из ужасных событий — особенно отвратительное убийство большой группы офицеров в Севастополе. Это первый случай массовой расправы за последнее время, и он показывает, что положение дел ухудшается.
Электричество у нас бывает сейчас примерно по пять часов в день, но на это никогда нельзя рассчитывать — могут отключить в любую минуту. Светлая часть дня продолжается с девяти утра до трех пополудни, но и тогда довольно темно. Мы бы пропали без керосина (для ламп и печки) и свечей, которые приходится экономить, но как ни экономь, а дверной звонок от этого не зазвонит. Ставим у парадной двери горничную, она должна слушать, не постучат ли, но у двери холодно, на кухне гораздо теплее.
Смольный выпустил аллегорический плакат, копию которого с переводом я вам посылаю. Сознательно перевожу близко к тексту — очень характерный язык.
Пожалуйста, обратите внимание, что плакат подтверждает то, о чем я писала ранее: главная цель нынешней власти — разрушение и ниспровержение.
Россия — удивительная страна, полная света и теней, но сейчас тени превалируют. Мир потеряет столько прекрасного из того, что было в России, ради того, чтобы получить — что? Нечто, что гораздо хуже, чем ничего. Это ужасно!
Мы по-прежнему живем сегодняшним днем, никакие планы на будущее невозможны. Несомненно, уезжать со временем придется, но кто выдавит нас отсюда — русские или немцы, — никто не знает.
Пожалуйста, не беспокойтесь о нас. Из полученных нами писем видно, что среди вас есть такие, кто не верит в нас так, как мы верим в себя. Скорее всего, у нас все будет хорошо.
Помните, голод нам не грозит.
С приветом всем, любящие вас…
Французская набережная, 8, 20 января 1918 года
Петроград
В последние десять дней случилось немало существенного, но в том же роде, что и прежде, — все идет не к лучшему, а к худшему.
У нас очень холодно, много снега, но мало электрического света. Продолжаем по вечерам ходить в гости, но так делают очень немногие из наших друзей. Общение — единственный способ узнать, что происходит, а Уолтер считает это очень важным.
Лазарет закрылся, так как пользы от него нет.
Румынский советник и весь его персонал арестованы
Однажды нам удалось натопить нашу спальню дровяной и двумя керосиновыми печками сразу до восемнадцати градусов по Цельсию. Это, разумеется, слишком расточительно, каждый день так делать нельзя.
Толп на улицах, грабежей, стрельбы и убийств стало значительно больше, теперь в ход пошли бомбы. Почему так, никто, по-видимому, не знает, если только это не предварительно запланированная и набирающая силу подрывная деятельность. Дело отчасти в голоде и холоде, это несомненно. Скорее всего, животная природа человека позволяет легко преодолевать традиционные запреты. Организованной оппозиции большевикам не существует. В стрельбе и других проявлениях террора повинны мелкие банды, и погибают, в основном, ни в чем не повинные люди.
Неподалеку отсюда на улице был ранен хорошо одетый человек. Медсестра из Красного Креста попыталась ему помочь, но за это ее закололи штыком. Молодой солдат хотел оказать помощь медсестре, но на него напали и ранили. Можете себе представить, какое должно быть у бандитов мироощущение!
Сегодня вечером поступила угроза забросать бомбами и поджечь американское посольство. Если бы анархисты действительно хотели совершить это, нас бы заранее не предупреждали.
Вчера вечером в Мариинской больнице было совершено гнуснейшее убийство. Министров Временного правительства Шингарева и Кокошкина[1] арестовали седьмого ноября в Зимнем дворце и заключили в Петропавловскую крепость. Они тяжело заболели, и их перевели в больницу. Вчера вечером они были убиты прямо на больничных койках людьми в военной форме. Никого в связи с этим убийством не арестовали.
Недавно моя подруга, баронесса Мейдел, взяла извозчика, поехала за покупками и оставила его ждать перед лавкой, в которую вошла. Когда она вышла, извозчик стал ругаться, что ее долго не было. Тотчас собралась толпа и стала кричать “В Неву ее!”. Вам надоели подобные истории? Тогда о чем еще писать?
Снова казнили офицеров в Севастополе, и один офицер, приехавший оттуда, рассказал мне, что недавно расстреляли семьдесят человек. За что? Кто знает?!
Нелюбовь и неуважение к иностранцам здесь только усиливаются. Недавно забрались в итальянское посольство и вынесли кое-какие вещи.
Прямо сейчас разворачивается кампания по изгнанию иностранцев, но стоит отметить, что объектами оскорблений являются представители стран-союзниц, а не тех, что соблюдают нейтралитет, что указывает на немецкое происхождение этой кампании. Такой вывод подкрепляется все возрастающим числом немецких и австрийских солдат и офицеров, попадающихся на глаза на улицах. Многие из них — бывшие военнопленные, ныне совсем свободные, других опознали русские офицеры, знавшие их еще до начала войны.
Наше положение здесь незавидно, но положение образованных русских — гораздо хуже: их собственность отнимают, их жизнь находится в опасности, их близкие страдают от холода и голода, и ничего нельзя с этим поделать. Будь то американцы, да еще в таком числе, они бы что-нибудь предприняли, но русских нельзя винить за систему, в которой они были воспитаны и образованы, равно как и за черты характера, которые эта система воспитала в них. Никто из пребывающих в здравом уме не станет утверждать, что эта система была вполне хороша, но и никто из здравомыслящих людей, поживших здесь и видевших то, что видела я, не поверит, что эта система сейчас стала лучше. Раньше это была “прививка”, но то, что заняло ее место ныне, — гораздо хуже.
Я немало повидала в России и говорила с многими образованными русскими, знающими свою страну. Для них нехарактерно считать себя не виноватыми, напротив, они принимают на себя вину за происходящее и за многое другое.
Я побывала на русской новогодней вечеринке.
Сейчас уже поздно, пора заканчивать письмо. Как бы мне хотелось всех вас увидеть! Когда-нибудь увидимся, и это будет счастливая встреча.
Всегда преданные вам…
Французская набережная, 8, 31 января 1918 года
Петроград
Дорогие мои,
это письмо только подтверждает то, о чем я уже писала ранее. Не могу заставить этих людей изменить их привычки, равно как не могу и изменить ход истории. Ничего принципиально нового не случилось, повторяется все то же, в результате жизнь делается более мрачной и тяжелой.
Погода у нас последнее время отвратительная, то оттепель то мороз, как результат — улицы в чудовищном состоянии. Их, разумеется, не расчищали этой зимой, потому что расчищать — значит работать. Теперь большевики приказали всем, кроме солдат и рабочих, заниматься расчисткой улиц, и можно видеть офицеров в форме, дам в котиковых шубах и детей, работающих кирками и лопатами, они убирают снег и лед. Платы за это они, естественно, не получают. Пока одни работают, другие, солдаты и рабочие, собираются на тротуарах и с отсутствующими выражениями на лицах глазеют на работающих.
Грабители на улицах раздевают прохожих. Одну пару холодной ночью оставили практически нагишом, их отогрели в квартире наших друзей, так что я уверена, что это правда. Люди теперь переходят мосты только большими группами. Небольшие компании подходят к мосту и ждут, пока соберется побольше народу, и только тогда продолжают путь все вместе. Ботинки сейчас не купишь, или стоят они так дорого, что почти никому не по карману, так вот обувь иногда “реквизируют” грабители, снимая ее с ног тех, кто идет по снегу.
Рассказывают забавные истории об ограбленных, которым повезло. Следующая история, по-моему, правдива. С одного джентльмена в очень холодную ночь сняли хорошую меховую шубу, и он сказал солдату-грабителю, что не отказался бы от его старой форменной куртки, чтобы не замерзнуть. Солдат отдал ему куртку, джентльмен стал носить ее у себя дома и однажды обнаружил в ее кармане восемь тысяч рублей.
Другой джентльмен, еще более находчивый, сумел сохранить свое пальто, сказав грабителям: “Зачем меня грабите?! Я всего пять минут назад снял это пальто с буржуя!”. Как видите, мы тут время от времени смеемся.
У нас побывало несколько офицеров (в гражданском платье) из Севастополя с обычными просьбами. По их рассказам, там казнили офицеров за то, что те отказались воевать с казаками, иными словами — против генерала Каледина, пытающегося не пустить большевиков на Дон. Кроме того, анархисты обнаружили списки офицеров, которые служили в военных трибуналах, судивших мятежников в 1905 и 1912 годах, и этих офицеров расстреляли. Некоторые из них были пожилыми людьми, давно ушедшими в отставку, но их все равно казнили.
В нашем доме сейчас живет психиатр, один из известнейших врачей в России, он возглавляет одну из крупных психиатрических больниц в Петрограде. По его словам, он вскоре должен будет выпустить всех своих пациентов, поскольку не может обеспечить им питание. Я высказала мысль, что Смольный очень хорошо подошел бы для их размещения.
Румынский советник и его персонал уехали, их сопровождали до Торнео “выдающиеся большевики”. Трения между румынской армией и большевиками продолжаются.
Мы получили много почтовых отправлений, но нашим курьерам по-прежнему выехать не разрешают. Они очень рады хорошим новостям о том, что наша страна делает для войны, и особенно счастливы, что все наши любимые благополучны. Воистину, пришедшая почта — дар Божий.
Надеюсь, Уолтер получит назначение на другую должность. Тут сейчас абсолютно ничего нельзя сделать, а здоровый мужчина с хорошим послужным списком и образованием прозябает в России, когда его страна находится в состоянии войны! Уолтер к этому относится философски, сознавая, что в Вашингтоне не могут представить себе, каково положение здесь, но я вижу, что ему хочется заняться чем-нибудь стоящим. Не могу передать, до чего я рада, что оказалась здесь. Уолтер будет избегать ненужных стычек с окружающими нас “красными”, но если им в конце концов удастся нас одолеть, то они не смогут потом говорить, что это было так уж просто.
Тут используется три типа термометров: Фаренгейт, Цельсий и Реамюр. Чтобы перевести показания одной шкалы в другую требуются такая умственная гимнастика, что у меня от нее поднимается температура.
Мои домашние обязанности теперь — тяжкий крест. Повар у нас — большевик, и почти невозможно добиться, чтобы что-то было сделано по-моему. Когда по возвращении в Штаты вы повезете меня кататься на автомобиле и у нас кончится бензин, я расскажу вам о некоторых моих здешних бедах. Если не буду ничего скрывать, вы забудете о своих.
В газетах появился интересный приказ: каждый служащий на российском флоте отныне называется моряком, и все носят одну и ту же форму. Некоторых могут избрать в командиры. Они в таком случае будут называться “Начальник моряков”, “Помощник начальника моряков”. Другие, будучи избраны в установленном порядке, должны называться “Гражданский начальник бюро”, “Гражданский морской атташе” и так далее. Опять-таки это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Новые юридические установления не знают себе равных. Отныне не должно быть адвокатов, некоторых судей будут “избирать” (а на самом деле назначать в Смольном), и, кроме того, они будут действовать как присяжные. Обвиняемого приводят в суд, а публике предлагается его защищать. Свидетельствовать может всякий. Фарс! Господин Троцкий (или кто-то еще) делает некое утверждение, за которым сразу следует: “Таким образом, доказано, что (утверждение повторяется)” — считается вредным для здоровья противоречить любому утверждению тех, кто занимает кабинеты в Смольном.
Опять я заканчиваю письмо с надеждой, что вскоре сумею его отправить, хоть и не имею определенных сведений на этот счет. Спокойной ночи! С Новым годом!
С любовью…
Французская набережная, 8, 10 февраля 1918 года
Петроград
Снова воспользуюсь своей формулой и скажу: нет ничего нового под российским солнцем! Я повидала многих наших русских друзей, все они в отчаянии, и кто может их за это винить?! В Смольном готовятся ужасные декреты, и, полагаю, многие из них со временем вступят в силу. Где бы ни находились сейчас безумцы, которые правят Россией, в Берлине или Петрограде, они, кажется, намерены привести страну к полному краху.
Бывшие министры, а также полковник Колпачников по-прежнему находятся в Петропавловской крепости, и, как следует из последней записки, полученной нами от полковника, здоровье у всех ухудшается.
Уже несколько недель в банках не удается получить ничего, кроме “керенок” (денежных купюр, отпечатанных еще при правлении Керенского), Петроград наводнен ими. Их объявят не имеющими никакой ценности, и, если до этого дойдет, в прошлом богатые обеднеют еще больше.
Вечерние развлечения вышли из моды. Люди предпочитают сидеть по домам. Мы все же выходим из дома и днем, и вечером, но я всегда рада вернуться. Нельзя же вообще никуда не выходить!
Недовольство теперь вызывают не только державы-союзницы. Под предлогом поисков спрятанного продовольствия прошел обыск в датском представительстве, но толпа, не взяв продуктов, покинула его после того, как советник Скавениус заявил по телефону протест Смольному.
Новая идея возникла на Балтийском флоте, где комитеты заявили об автономности кораблей. Я не очень понимаю, что это должно означать, и, кажется, никто не может меня просветить, но, скорее всего, на большевистском языке это означает, что корабли теперь будут заниматься пиратством.
И это еще не конец. Если бы можно было сказать “Мы все равно выиграем войну” и этим утверждением закончить ее, все было бы не так плохо. Но человечество не может позволить себе покинуть Россию такой, какой она будет после победы немцев в большой войне. Потребуются годы, чтобы восполнить ущерб, нанесенный здесь всему миру недостатком решительных действий.
Русские откровенно говорили мне: “Знаете, мы никогда не испытывали ненависти к Германии, и, поскольку союзники нас не спасли, мы, вполне естественно, будем счастливы, если Германия избавит нас от этих ужасных скотов, правящих теперь нашей страной!”
По словам “лазутчика”, помогающего Уолтеру, один большевистский чиновник сказал ему, что в прошлом месяце в Петрограде убивали в среднем по триста человек в день. Думаю, это преувеличение, но такова точка зрения крупного чиновника, получающего регулярные отчеты.
Один из армейских офицеров, прикомандированных к нашему посольству, вскоре уезжает во Францию, я надеюсь отправить это письмо с ним. Наша колония становится все малочисленней, так это и должно быть, поскольку место здесь для американцев неподходящее. Все равно мы ничего сделать не можем.
Посылаем вам всем горячий привет и уверяем, что будем очень рады когда-нибудь вас увидеть.
С любовью…
Французская набережная, 8, 20 февраля 1918 года
Петроград
Мои дорогие,
последнее время было не до писем. Предгрозовая обстановка последних месяцев оказалась сущим пустяком по сравнению с тем, что происходит в эти десять дней. Россию успешно сдают в руки немцев, это несомненно, и тут нет ничего нового, но все, что до сих пор происходило постепенно, вдруг проявилось сразу. Вероятно, так и было запланировано. В воздухе ощущается напряжение.
Анархисты опять угрожали американскому послу и его сотрудникам, но, мне кажется, никто их угроз не боится.
Серьезные опасения вызывает сейчас стремительное продвижение германских войск в направлении Петрограда. Возможно, единственная цель этого наступления — выгнать представителей союзных держав.
Сейчас уже слишком поздно пытаться расстроить планы, ведущие к краху, кто бы их ни строил. Крах — свершившийся факт.
Большевики изменили российский календарь, теперь он соответствует нашему. Это будет облегчением для иностранцев, живущих в России, и для коммерсантов, ведущих здесь дела.
Число русских офицеров, желающих служить на нашем военно-морском флоте, увеличивается по мере уменьшения России. Один из них, командовавший эсминцем, когда немцы захватили Рижский залив, рассказал нам, что, отступая после “боя”, он догнал шедшее очень медленно российское военное судно. Эсминец подошел к его борту. На судне никого не было видно, и на окрики никто не отвечал. Тогда несколько офицеров с эсминца поднялись на борт судна. Оказалось, судно покинуто командой, хотя один из его двигателей и
Судно, торпедировав, затопили, чтобы оно не досталось немцам. Вот так “доблестные красные моряки” (!!!) выиграли (?) битву за Рижский залив!
Четыре дня назад мы с Уолтером получили приказ выйти на улицу убирать снег. В приказе говорилось:
Мистер Уолтер и Полина Кросли направляются 18 февраля на принудительные работы по уборке снега. Первый из вышеназванных — с 9:00 до 12:00, вторая — с 12:00 до 15:00. Подпись: Делегат домового комитета Т. Вяземская.
Уолтер отказался читать приказ и объявил, что ни один из нас на эти работы не выйдет. Нам пригрозили, что этого так не оставят, но пока ничего не было. Я только что узнала, что Уолтер уже некоторое время держит у парадной двери заряженный карабин. Он говорит, что, если нас попытаются заставить убирать снег, он окажет сопротивление.
Я снова устраивала ужин, вероятно, в последний раз: у всех участников эта затея отнимает слишком много сил.
Вчера мы заходили в испанское представительство. Жена поверенного в делах рассказала мне, что у них на обед была только картошка с чаем. По ее словам, в доме нет ничего на ужин!
Наше посольство пытается подготовить поезд, чтобы вывезти нас всех в Штаты через Сибирь. По-видимому, скоро отъезд. Это письмо я, может быть, доставлю из России сама. Во всяком случае, отправлю его с первой же надежной оказией и надеюсь, вы его получите.
Всегда любящие вас…
Примечания
[1] Ошибка автора: Шингарёв и Кокошкин были депутатами Учредительного собрания. (Прим. перев.)
