Баллада «Валлийские барды» выдающегося венгерского поэта Яноша Араня (1817 — 1882) в переводе филолога Юрия Гусева и с его предисловием, впервые опубликованная в 12 номере за 2017 год журнала «Иностранная литература».

В духовной культуре венгров поэзия занимает такое же важное место, как в нашей, русской. Может быть, даже еще более важное, поскольку в Венгрии она, поэзия, сформировалась как самостоятельный, обладающий всеми свойствами художественности (в современном смысле этого слова), литературный феномен гораздо раньше нашей: уже в XVI (Балинт Балашши), XVII (Миклош Зрини) веках. Объяснение этого (во всяком случае, одно из объяснений) в том, что венгры, приняв почти одновременно с Киевской Русью христианство, выбрали западную его ветвь, и благодаря этому западноевропейская литература (конкретнее: неолатинская, ренессансная поэзия) интенсивно подпитывала своими импульсами венгерскую словесность. Тогда как русский мир надолго, после падения Византии, оказался лишенным такой, невероятно важной в процессе становления национальной литературы, “подпитки”.

Как бы там ни было, мощный расцвет русской литературы в XIX веке с лихвой компенсировал предшествующее “отставание” (если здесь вообще можно говорить об отставании). Венгерская литература в XIX веке также цветет всеми красками; по интенсивности и разнообразию две наши литературы в этот период (учитывая, конечно, огромные различия и в масштабах, и в конкретных особенностях) вполне могут быть поставлены рядом друг с другом. Картина поэзии тоже — в самых общих чертах — близка нашей. В Венгрии были свои гении; прежде всего, конечно, Шандор Петефи, роль которого схожа — опять же, разумеется, в самом общем плане — с ролью Пушкина в нашей литературе.

Но Петефи слишком мало прожил (всего 27 лет), чтобы в полной мере раскрыть заложенные в нем исключительные способности. Все–таки хочется сказать, поэт — если он великий поэт — не должен быть еще и великим революционером: для одного человека это многовато. Один человек такой двойной груз долго нести едва ли сможет…

К счастью (к счастью для венгерской поэзии), рядом с Петефи, еще при его жизни, появился и расцвел другой великий поэт, Янош Арань. Будучи другом и единомышленником Петефи, Арань обладал куда более умеренным темпераментом. Поэтому, уцелев в революционном урагане 1848-1849 годов и в последующие годы, когда Вена жестоко усмиряла взбунтовавшуюся колонию, он сохранил и продолжил начатый Петефи курс революционного обновления поэзии. Суть этого обновления: внедрение в поэзию народности — в плане как формы, так и главным образом духа, то есть демократизма, близости к самой широкой массе, костяку нации, которым в ту эпоху было крестьянство. Янош Арань последовательно, методично довел эту линию до совершенства, до такого уровня гармонии, какой, может быть, не очень свойствен и самой аристократической поэзии.

Аспектом той же — не поверхностной, не фольклорно-ряженой — народности следует, видимо, считать и то, что Арань ощутил потребность создать нечто вроде национального эпоса (в перипетиях своей бурной истории венгры не сохранили наследие древней эпической поэзии). Таковым надо считать, например, его цикл эпических поэм о Миклоше Толди, благородном богатыре, соединяющем в себе черты рыцаря и крестьянина-землепашца.

Не могу удержаться, чтобы не повторить здесь то, что я уже упоминал в разговорах с венгерскими коллегами (ну да они не совсем меня понимали): Янош Арань кажется мне самым русским из венгерских поэтов. То есть поэзия его — максимально прозрачна, кристально ясна и к тому же чрезвычайно благозвучна и мелодична. (Не то чтобы другие венгерские поэты писали непонятно и коряво — отнюдь; но у Араня эта ясность и гармоничность как-то особенно бросается в глаза.)

Араня, как и других венгерских классиков, у нас переводили довольно много; особенно в период протокольной дружбы, в 50, 60, 70-х годах минувшего столетия. Увы, очень грустно констатировать сейчас, что он остался практически не замеченным, не воспринятым нашей читательской аудиторией. В чем причина? В первую очередь, по-видимому, в том, что в указанный период — как и вообще в XX веке — царила практика перевода, где главный критерием, главной целью была точность. Но точность эта подразумевала максимальную точность передачи лексического корпуса поэтического произведения (на деле это означало стремление максимально точно зарифмовать подстрочник), и за точностью этой терялся сокровенный смысл, все то, что не исчерпывается словами, а содержится в звучании, в ассоциативном фоне и т. д.

Конечно, было и в XX веке немало удивительных удач, когда творчество чужеязычного поэта становилось в переводе событием, органической частью русской поэзии; взять хотя бы самый, может быть, очевидный пример — поэзию Роберта Бёрнса в переводах С.Я. Маршака.

Яношу Араню в этом плане не повезло.

Потому и предпринимается здесь попытка “переперевести”, хотя бы для начала, одно произведение Араня. Тем более что венгры сейчас широко и масштабно празднуют 200-летие своего национального поэтического гения.

Арань славен в Венгрии не только своими эпическими поэмами, но и великолепными балладами. Одну из них — по-моему, самую лучшую — я и выбрал для “переперевода”.

Валлийские барды
Король английский Эдуард
Велит седлать коня:
— Желаю видеть, что и как
В Уэльсе у меня.

Что там за реки и луга,
Обильны ли поля,
И любит ли валлийский люд
Меня, их короля?

Довольны, рады ли они,
Что, не жалея сил,
Уэльс загнал я под ярмо
И кровью оросил?

— О, сэр, прекраснее земли
Нигде не сыщешь ты.
Здесь реки рыбою полны,
В лугах цветут цветы.

А люди, сэр, все как один,
От счастья без ума!
Смотри, как мирно спят вокруг
Валлийские дома…

В седле привстав, глядит король:
Тишь и покой кругом;
Подобно склепу, нем, угрюм
Любой валлийский дом…

Уже зарделась в небесах
Вечерняя заря.
Ждет в замке граф Монтгомери
На ужин короля.

Шипит жаркое в казанах,
И дичь, и рыба тут.
Десятки слуг десятки блюд
Бегом на стол несут.

Каких же яств тут только нет!
Всего полным-полно.
Играет в кубках золотых
Заморское вино.

— Эй, псы валлийские, иль вы
Забыли про меня?
Подымет кубок кто-нибудь
За здравье короля?

Да, вижу я: столы у вас
И погреба полны.
Зато нутром, в кого ни ткни, -
Отродье сатаны.

Эй, псы валлийцы, иль не люб
Король вам Эдуард?
Хочу, чтоб славу мне пропел
Ваш самый лучший бард!

Кто бел как мел, а кто багров -
Угрюмо все сидят
И друг на друга от стыда
Не поднимают взгляд.

В зловещей, тяжкой тишине
Бежит за мигом миг…
Вдруг на конце стола встает
Седой, как лунь, старик.

— Тебя, кто край родимый мой
Обрек на мрак и смерть,
Твои деяния, король,
Согласен я воспеть.

И грянул лютни грозный звон,
И раздались слова:
“Кровь, муки, рабство — вот они,
Король, твои дела!

Без счета гибнет наш народ,
Как под косой трава.
Уэльс раздавлен — вот они,
Король, твои дела!”

— Довольно! На костер его! -
Взъярился Эдуард. -
Желаю песню веселей.
Тут входит юный бард.

“Звенят над Милфордом ветра,
Невесел их напев.
В нем слышатся рыданья вдов
И слезы юных дев.

Не стоит, мать, кормить дитя:
Ему расти рабом…”
— Молчать! В костер! — вскричал король
И грохнул кулаком.

И третий, вскинув дерзкий взгляд,
Выходит бард вперед.
Звучит отрывистый аккорд,
И громко бард поет:

“Погибло много нас в боях,
Но помни, Эдуард:
Не станет славить ни один
Тебя валлийский бард!

Героям славу мы поем,
Но помни, Эдуард:
Проклятье наше шлет тебе
Любой валлийский бард!”

— Ах, вот как? Ладно… — И король,
Вскочив, дает приказ:
— Всех бардов!… Всех найти, схватить -
И на костер тотчас!

Приказ ужасный понесли
Гонцы во все края.
И сам Монтгомери не смог
Умаслить короля…

И снова едет Эдуард
На вороном коне.
Он видит: весь Уэльс вокруг
Горит, горит в огне.

Пять сотен бардов: молодых
И старых — всех подряд
Сожгли. Никто не захотел
Пропеть: король, виват!…

— Эй, стража, что за странный гул
Я слышу по ночам?
Чтоб был порядок! Или всех
Отправлю к палачам!…

И замер Лондон. В тишине
Комар не пролетит.
“Замолкни, люд! Не сметь шуметь,
Когда король не спит!”

— Эй, челядь! Где мои шуты?
Собрать немедля их!
Валлийских бардов песнь гудит,
Гудит в ушах моих…

Но сквозь волынок дикий вой
И скоморохов гвалт
Гремит, гремит суровый хор:
“Будь проклят, Эдуард!”

Текст своей баллады сам Арань снабдил следующим лаконичным послесловием-примечанием:

”Историки сильно в том сомневаются, но предание же утверждает упорно: английский король Эдуард I, покорив в 1277 году Уэльс, приказал казнить пять сотен валлийских бардов, дабы те, воспевая славное прошлое народа своего, не возбуждали у сынов желания стряхнуть английское владычество. Я. А.”

К этому следует добавить, что датирована баллада 1857 годом. Это было время, когда в Венгрии еще не закончился период террора, расправы за попытку венгров отстоять свою национальную независимость, за революционное восстание 1848-1849 годов, вождем которого стал Лайош Кошут, а певцом — Шандор Петефи. Так что баллада Араня — это поэтический памятник национальной революции, памятник ее героям, ее жертвам, среди которых был и Петефи. Австрия, позвав на помощь русского царя, жестоко подавила венгерскую революцию. Арань же в своей балладе — как и во многих других своих произведениях — утверждает незыблемость гордого стремления народа к свободе и независимости. Утверждает огромную роль “бардов”, то есть поэтов в поддержании народного духа. Так что прекрасная баллада эта — в какой-то мере и памятник другу автора, Шандору Петефи.