Роман Сергеевич Осминкин — теоретик современного искусства и поэзии, поэт, художник-перформер, куратор

Текст написан при поддержке Фонда Розы Люксембург и впервые был опубликован на сайте Фонда. Благодарим Елену Безрукову за любезное разрешение републикации.

Часть 1

Давайте представим капитализм после коронавируса. Будет ли это воплощенная антиутопия сверхэффективного оптимизированного глобального трудового лагеря 24/7? Прекаризация творческого и умственного труда достигнет своего предела и сравнится с уязвимостью работников сферы обслуживания — курьерами и санитарами — на периферии глобального рынка занятости, а новая ультранеолиберальная модель сверхинтеллектуальной машинизации и тотального контроля будет вменена каждому творческому и когнитивному работнику на уровне сетевой инфраструктуры и алгоритмических интерфейсов? И если так, то предусматривает ли эта прозрачная сверхэффективная трудовая модель буферную, серую зону неразличимости, как в прежних моделях такую роль исполняли богема, хиппи, андеграундные художники, анархо-сквотеры и арт-активисты. Или лишние люди, сошедшие с дистанции и не достаточно гибкие и мультизадачные работники будут люмпенизированы и выброшены прямиком пусть не в голую жизнь беженцев и бездомных, так в полуголое подчиненное выживание? Уже в самой постановке этих вопросов заложена проблема. Мы готовы помыслить капитализм после коронавируса, после войны, после апокалипсиса, но не готовы помыслить ничего после самого капитализма. Эту известную дилемму озвучили перед нами еще покойный Марк Фишер и здравствующий Славой Жижек, но воз (в данном случае ВОЗ можно понимать буквально как Всемирную организацию здравоохранения) и ныне там.

Мутирует ли коронавирус в коммонновирус (от common — общее)?

Ускорят ли сегодняшняя турбулентность и дыхание конца света конец капитализма, мутирует ли коронавирус в коммонновирус (от common — общее), перенеся человечество в эпоху коронацена [1], где творческое сотрудничество [2] заменит конкуренцию, а природная эмпатия и социальная вовлеченность придут на смену бездуховности и сверхпотребления? Или вертикальные глобальные корпорации эры капитализма снова реприватизируют «general intellect»? В рамках данной статьи мы ограничимся лишь территорией культурного производства и миром искусства, беря их за испытательный полигон по внедрению новейших форм эксплуатации и контроля тел, так и за условное поле приложений разных вариантов онтологического дизайна [3].

В своей известной статье «Политика искусства: современное искусство и переход к постдемократии» [4] Хито Штейерль обозначила современного художника как ударника художественного труда, взяв метафору со сверхпродуктивного сталинского стахановца, чей ударный труд выражал «рабочий энтузиазм: шок, атаку и битву». Ударный художественный труд на современных культурных фабриках также отсылает к чувственному измерению шока, превратившись «в аффективный и гиперактивный труд сумасшедших скоростей, энтузиазма и серьезных нарушений». Такое сравнение было нужно Штейрель, не столько, чтобы отметить гомогенность истощающего стахановского труда и труда на выгорание современных «бригад креативных рабочих, закинутых в глобальную сферу циркуляции, известную сегодня как мир искусства», сколько для того, чтобы показать, что в обоих случаях за ударным производством стоит неоплачиваемый/бесплатный труд и ускоряющаяся эксплуатация.

То есть сфера культурного производства в условиях семиокапитализма стала полигоном по испытанию новых форм еще более гибкого, более эффективного и производительного труда, а современный художник трансформировался в «глобального люмпенфрилансера», самоантрепренера и универсального поставщика контента. постоянно предлагающего себя и демпингующего собой на затоваренном сжимающемся рынке. Такой детерриториализированный и идеологически зависимый субъект по Штейерль призван затыкать собой «зоны бедствий ударного капитализма», в то время как последний перманентно терпит бедствие или, перефразируя Наоми Кляйн, буквально питается катастрофами [5]. В мире капитализма катастроф каждая следующая катастрофа нормализует чрезвычайное положение на еще один шаг в сторону цифрового паноптикона. В этом паноптиконе современный художник может быть востребован только в роли дизайнера-оформителя или поденного поставщика анестетического контента, но никак не критического инсургента и носителя (анти)утопического воображения. Но хуже всего, что возможность проявления солидарности и защиты своих трудовых прав в сфере культурного производства наталкивается на структурное противоречие внутри самой формы художественного труда. Как пишет Штейрель, «оппортунизм и соревнование в этой форме труда не являются отклонением, а входят в самую ее структуру», а следовательно «не существует автоматически доступного пути к сопротивлению и организации в артистическом труде».

Творческий энтузиазм и соревновательность креативных «стахановцев» оборачиваются выгоранием, конфликтогенностью и конкуренцией за ограниченный и все время таящий в условиях ширящегося кризиса ресурс.

Однако, в наше коронавирусное «время конца», именно эта исчерпанность прежних форм критики и сопротивления, вкупе с обострившимся чувством «безбудущности настоящего» (Мадина Тлостанова) буквально взывает многих культурных производителей, выпавших в зону лишения, к политизации как своего рабочего места (в условиях дистанционной он-лайн работы слипшегося с домом), так и к иному политическому воображению [6]. Во время пандемии, перекроившей прежние режимы функционирования арт-институций, слепое пятно современного искусства — его собственная политика, наконец выступила на поверхность. Вопреки (или благодаря?) предписаниям власти на самоизоляцию и разобщение, многие современные культурные производители почувствовали острую необходимость в самоорганизации и сближении.

Справедливости ради, прецеденты по самоорганизации с целью защиты своих прав творческих работников возникали и раньше. Мы упомянем только два из них, соотносящихся с российским контекстом. Это коллективная платформа ArtLeaks [7], инициированная в 2011 году международной группой художников, кураторов, искусствоведов и интеллектуалов. В ответ на злоупотребления и открытые нарушения трудовых прав творческих работников и работниц ArtLeaks начали собирать документально подкрепленные свидетельства этих нарушений и разного рода злоупотреблений властью со стороны художественных институций. Платформа имеет свой печатный орган — газету и сайт и до сих пор функционирует.

Другой пример из прошлого, получивший сегодня повод к реактуализаии и развитию — Майские конгрессы творческих работников [8], проходившие в Нижнем Новгороде и Москве в 2010 и 2011 годах соответственно. Конгрессы занимали отчетливо левую позицию и оставили после себя кроме сайта с документацией мероприятий и теорией художественного труда, во многом релевантное и сегодня методическое пособие «Труд творческих работников: правовые аспекты» [9]. Майские конгрессы в свое время уперлись в невозможность прямого перевода формы профсоюзной защиты прав и трудового сопротивления в современное искусство, но самое важное, что они сделали — это субъективировали — может быть впервые — российского художника (до того осмысляемого в роли романтического творца) в качестве работника. Проблема в том, что в отличие от индустриальных или корпоративных работников, творческие работники и артистический труд зачастую не имеют прямого адресата для выдвижения тред-юнионистских требований или инстанции для сопротивления. Поэтому, любое объединение творческих работников на почве защиты своих прав априори ситуативно и краткосрочно.

Одной из важных особенностей сегодняшнего подъема творческой солидарности и сопротивления бездумной возгонке производства контента стал переход к радикальному пересмотру оснований искусства и художественных практик и поиск альтернатив современной системе искусства, дискредитировавшей себя в глазах многих вовлеченных в ее воспроизводство и потребление.

Художники занялись не только критикой наличных институций и осмыслением своего положения прекарных работников, но и поиском путей и форм сотрудничества, проблематизацией политэкономии капитализма и заботой об общем благе.

На повестку встают как проблемы занятости и не (д)оплаченного труда, так и более радикальное требование безусловного базового дохода, гарантии социального заказа, претензии на часть государственного бюджета и соответственно настаивание на социальной полезности и легитимности своей деятельности, выработка самоуважения и формирование ответственности. Однако первые сегодняшние кейсы по объединению творческих работников возникли изнутри крупных арт-институций или киноиндустрии еще до пандемии. Так, в Киеве в октябре 2019 года был создан профсоюз медиаторов ПинчукАртЦентра. Медиаторы, которые являются самым многочисленным и наименее защищенным звеном в структуре арт-центра, объединились для создания более адекватных рабочих условий. Анастасия Дмитриевская и Дарья Гетманова, несколько месяцев исследовавшие этот кейс, считают его «успешным примером медиа-кампании, которая сделала видимым этот протест и вызвала сильную волну солидаризации: про конфликт написали такие издания, как e-flux, artforum, KyivPost, в поддержку профсоюза от имени варшавских художественных институций выступила польская профсоюзная организация «Рабочая Инициатива», а также многие художники и художницы, как из Украины, так и из других стран» [10].

В киноиндустрии разговор начался еще раньше — прецедентом с «Дау», который, по словам кинокритика Марии Кувшиновой, вынес на поверхность вопросы о неэтичном поведении, допустимости несимулированного насилия, инструментализации человеческого тела, отсутствия культуры согласия и другие проблемы, обнажившие разрыв между условиями производства кино в Европе/США и на постсоветском пространстве. Возникает новая оптика, новый язык говорить о том, что людям нужно создавать условия, чтобы они могли нормально работать, чтобы не было условий для злоупотреблений, чтобы люди не недоедали, не болели и не переутомлялись. Кувшинова подчеркивает, что «сегодня становится невозможно наслаждаться режиссерским гением человека, если мы знаем, что на площадке людям не заплатили и они были в плохих условиях. Кино это то, что делают люди для людей, пространство для эксперимента не должно создаваться за счет других людей» [11].

В середине марта возникло медиа-активистское объединение «Кафе-мороженое» художниц и исследовательниц Даши Юрийчук и Насти Дмитриевской. Девушки опубликовали бойкий манифест от лица работниц и работников, занятых «производством знания, телесной, эмоциональной и аффективной работой в искусстве, активизме и академии» и завели телеграм-канал [12], на котором занялись активной просветительской и организационной деятельностью. Одна из их последних инициатив — серия кочующих дискуссий «Объединение множеств» о труде и возможности объединения независимых культурных работников и работниц для защиты своих прав с организаторами уже упомянутых Майских конгрессов Николаем Олейниковым и Евгений Абрамовой, международной платформой ArtLeaks, ассоциацией независимых исполнительских искусств LAFT Berlin и др.

Уже после того как аффективная экономика начала сбоить, а сфера культуры и услуг просела, появились стейтменты со стороны представителей исполнительских профессий, наиболее пострадавших в период пандемии. Одной из первых была организована инициатива экспериментального проекта по внедрению базового дохода для художников, взявшая своим лозунгом «Мы считаем художников, чтобы вы не считали копейки» [13]. Инициаторы предложили независимым работникам сферы исполнительских искусств заполнить форму с указанием рода своей деятельности. На момент написания этой статьи в эту форму себя внесли уже 637 человек, набор профессий которых выходит за рамки исполнительских искусств. В таблице помимо танцевальных художников и менеджеров, хореографов, продюсеров, композиторов, режиссеров, актеров и перформеров присутствуют также кураторы, критики, digital-художники, программисты, писательницы, драматургини, видеографы и др. С одной стороны такая широкомасштабная акция позволяет множеству творческих работников попросту выйти из тени, что уже немаловажно в ситуации невидимости многих как для арт-сообщества, так и для государства, но с другой — осложняет реализацию одной из целей инициативы — получение финансовых гарантий, ежемесячных выплат, позволяющих «художникам продолжать заниматься искусством даже в период отсутствия контрактов». Само это требование творческими работниками от государства помощи может быть воспринято как виктимизация своей профессиональной группы, в то время как пандемия обнажила социальный дарвинизм в отношении еще более уязвимых групп — мигрантов, пенсионеров, матерей-одиночек, жителей ПНИ и заключенных. Однако, одна из активных участниц инициативы — хореограф Дина Хусейн, видит в предложенной активистами программе социальной поддержки со стороны государства реальные стимулы к развитию искусства, которые к тому же могут быть экстраполированы на другие профессиональные и социальные группы.

Вспоминая слова Б. Гройса о том, что традиционно художник не занимался спасением мира, а скорее был поглощен его оплакиванием, похоронами или обустройством мира после конца света, сегодня мы могли бы сказать, что искусство открывает для себя самые неожиданные сценарии спасения, пусть не всего мира, но каких-то из его самых хрупких или больных частей. Серия международных он-лайн конференций, организованная независимой международной группой, включающей российских медиахудожников Ильдара Якубова и Елену Никоноле, так и называлась — «Saving The World!». В задачи конференции входило «помочь представителям креативных индустрий, оставшихся без поддержки государства или бизнеса, найти новые возможности и решения в сложившихся обстоятельствах, а также стать платформой для объединения креативных умов» [14]. Два эпизода конференции, привлекшей ведущих теоретиков и практиков Art&Science, науки и IT, художников и медиаактивистов, собрали более 100 тыс. просмотров каждый [15].

Одна из последних по времени возникновения арт-инициатив — «Ассамблея» [16], сразу поставила на повестку не столько узкопрофессиональные, сколько онтологические вопросы: «Каким будет мир после эпидемии и какие новые формы общности или разобщенности возникнут на волне осмысления ее последствий? Какие этические и эстетические задачи должны решать актуальная культура и искусство в связи с этим?». Сейчас «Ассамблея» запустила ряд дискуссий под названием «Меняющийся ландшафт: поворот к заботе и новая коллективность», которые будут доступны на you-tube-канале платформы Сигма, а осенью планирует открыть собственное пространство, которое будет располагаться на Петроградской стороне Санкт-Петербурга.

Часть 2

Во второй части нашей статьи хотелось бы отойти от монологичного представления культурных событий и проектов, связанных с защитой (и заботой о) прав (ах) творческих работников и шире — всего живого, с которым мы оказались куда теснее переплетены, чем нам казалось еще несколько месяцев назад, и дать слово непосредственно представительницам самоорганизованных творческих площадок и проектов. На несколько наших вопросов ответили участницы медиа-активистского объединения «Кафе-мороженое» Дарья Юрийчук и Анастасия Дмитриевская, координаторки ДК Розы Анна Аверьянова и Наталья Рыбалко, а также соорганизаторка Студии 4.413 Мария Дмитриева.

1. Как пандемия сказалась на вас (как человеке, биосоциальном теле) и вас как сообществе, самоорганизации/пространстве? Как оно трансформировалось: дистанцировалось, распалось, сплотилось?

2. Какие новые или хорошо забытые старые формы творчества, коммуникации и самопрезентации приобрело ваше сообщество, самоорганизация, пространство: Может ли например уход в он-лайн создавать более крепкие/горизонтальные/глобальные сообщества, которые не распадаются? Дает ли это больше возможностей для низового самовыражения, увеличивает или сокращает дистанцию между людьми?

3. Как вы видите будущее вашего сообщества, самоорганизации, пространства культурного производства после конца пандемии (если он будет)? Ваши страхи и тревоги, ваше социальное воображение и мечты.

Настя Дмитриевская и Даша Юрийчук (Кафе-Мороженое):

1.

Н.Д.: Первые два месяца самоизоляции в Москве были одновременно и тяжелыми и удивительными. У меня сорвалось несколько событий, которые бы позволили оплатить аренду комнаты и иметь какую-то еду. Но благодаря тому, что мы изолировались вместе с подружкой и делили траты, нам как раз хватало на то, чтобы иметь дом и еду. Разрушенные планы, новые маленькие радости, ограничения, опасность, скудность социальных контактов, попытки придумать дела, серьезность, все это отбросило к детскому опыту взаимодействия с действительностью. Как кафе-мороженое мы возникли как раз в самом начале того, как в России, судя по официальным данным, стали появляться заболевшие. Но план сделать тг-канал был у нас еще с декабря. Так, весь опыт жизни кафе-мороженого базирован внутри пандемии. Это любопытно, потому что именно в это время стали появляться инициативы, объединяющие усилия творческих работни_ц по защите своего труда. Поэтому нашими ключевыми темами для освещения стали такие инициативы и обращение к генеалогии вопроса в российском контексте. Важно знать, что уже сделано, чтобы делать что-то дальше. Что касается внутренней динамики нашего объединения, то мы стали очень много созваниваться и очень много планировать. Также мы много практикуем совместное письмо и/или обоюдную редактуру, это очень поддерживает и не дает зависнуть надолго в одиночной тоске и прокрастинации.

Д.Ю.: Мы все пытаемся как-то держаться и не унывать, но давайте будем честны — ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО. Одна из магистральных линий последних месяцев для меня — это тревога по поводу заработка. Театры и поездки, с которыми была связана его значительная часть, стали чем-то совсем нереальным и призрачным. Большую часть времени я провожу в беспокойстве по поводу того, что я буду есть и чем платить квартплату в следующем месяце. Представляю, на какую работу я могу пойти в разных сценариях развития кризиса. Очевидно, я не одна такая. Мои коллеги из независимых театров, перформеры, художники действительно еле-еле сводят концы с концами, находясь в постоянной тревоге.

2.

Н.Д.: Я думаю, мы были радикальными адептами самоизоляции, поэтому у нас не было никаких подпольных встреч, семинаров и т.д. Лично мне очень понравилось, как за время изоляции у нас появилось телевидение, которое мы заслужили (в первую очередь, говорю об открытом лектории сигмы). Но это, скорее, инструмент трансляции, а не коммуникации. Я бы хотела, чтобы оно продолжило существовать и были зум-доклады (но это единственное, что бы я хотела сохранить из зума).

Д.Ю.: Так совпало, что с начала пандемии я, кажется, впервые начала жить одна. Мне и раньше бывало одиноко, а в условиях изоляции совсем сложно. Поначалу, я, конечно, рада была побыть наедине с собой, но очень быстро стало понятно, что нужно признать, что мне очень очень тяжело без социальных практик, на которые опиралась моя жизнь. Апрель я провела в довольно тяжелом ментальном состоянии. Так что «Кафе-мороженое» и инициативы, появившиеся во время пандемии (попытки организовать что-то вроде профсоюза, семинары и конференции в зуме, серия дискуссий «Объединение множеств») и почти ежедневные созвоны с Настей по этому поводу меня очень поддерживают.

3.

Д.Ю.: Я надеюсь, что наш гнев и желание поддержать друг друга не погаснут от разочарования, цинизма и отсутствия ресурсов, и мы сможем изобрести формы жизни, которые позволят нам спать по ночам и не умирать от тревоги. Я надеюсь, так произойдет не только с художественным сообществом: этого же я желаю для всех кто потерял работу, кто погребён под грузом низкооплачиваемой или неоплачиваемой работы.

Я бы хотела, чтобы те, в чьих руках ресурсы, даже самые незначительные, с заботой и вниманием относились к тем, у кого совсем ничего не осталось.

Н.Д.: Да, очень согласна с последним желанием. Мы продолжим задавать вопросы к тому, как распределяются ресурсы в сферах художественного и интеллектуального производства, на каких условиях это происходит. И, конечно, мы бы очень хотели поспособствовать тому, чтобы у наших друзей и коллег появились более широкая сплоченность и инструменты влияния.

Наталья Рыбалко и Анна Аверьянова (ДК Розы):

1.

Н.Р.: В условиях самоизоляции удалось сосредоточиться на главном, привести в порядок мысли и режим дня, успокоиться. Пространство ДК Розы за это время стало далеким и будто бы уже недостижимым, но еще более желанным. Я рада, что ДК смог включиться в практики заботы о гостях и перевести многие события в онлайн-формат. Теперь надо продумывать пути по возвращению всех в офлайн, надеюсь, что без потерь.

А.А.: Самоизоляция, радикальное обездвиживание были неотъемлемой частью моей рутины, так же как и периодические аффективные выходы. Но к началу пандемии романтические качели нарушала воображаемая линейка с все более мелкими единицами измерения — искусственными событиями. Огромное облегчение испытали работники художественного производства, прекратив кидать собственные тела в ритме ускоряющегося ивент-менеджмента. Теперь же ворота бинарности искривились, топология внутри\снаружи, как и привычное время регресса расслаивается, следить за собой и отпускать контроль, заботиться о себе и трансгрессировать стало труднее, как и рефлексировать на счет новых машин. Сообщество преодолело воображаемую границу я, реинтегрировавшись с помощью переизобретения дружбы и новой веб-рутины. Не все справились с таким вызовом — опыт куртуазного, поэтического напряжения нам в помощь.

2.

Н.Р.: Все лекции и семинары пришлось перенести в онлайн, на платформу зум. Онлайн-режим проблематизировал старый, офлайн лекционный формат. Надо ли возвращаться к офлайн-лекциям, или всем удобнее слушать и участвовать в дискуссиях, не выходя из дома? Думаю, теперь каждой лекторке и нам как кураторам придется отвечать на вопрос — что мы можем предложить, какие аффекты задействовать, чтобы оправдать офлайн-режим мероприятия? Мы попробовали осмыслить режим самоизоляции через игру в фанты — придумывать друг другу задания, которые можно было бы выполнить в режиме самоизоляции, при этом заново, по-другому, посмотреть на окружающие нас предметы, пережить близость или проговорить тревогу и беспомощность. Не думаю, что здесь можно говорить в терминах больше/меньше. Это — другое, и требует другого отношения и осмысления. Возможно, онлайн-формат позволит нам по-новому оценить живое общение, по-новому уделять внимание близким, возможно, переосмыслить значение личных границ друг друга.

А.А.: Всячески содействовали тому, чтобы кружки ДК Розы продолжили практические занятия в зуме — но миссия провалилась. Зум- карантин пришелся к завершению коллективной работы Школы вовлеченного искусства — лаборатории постсоветских исследований. Этот формат дисциплинировал коммуникацию, аффект и позволил услышать людей, которым было сложно выражать свою позицию в другой ситуации. Тактики ускользания или присутствующего отсутствия усложнились. Кому-то такое бытие оказалось невыносимым. Теперь предстоит этап коллективного художественного производства, который станет нашим выходом из карантина. Очень надеюсь, что процесс организуется в ДК Розы офлайн. Были попытки воссоздавать события трансгрессии — онлайн Балы. Даже зум-бомберов вызвали от аффективной безысходности, выложив открытую ссылку в сеть. Благодарна той поддержке, которую мы оказывали друг другу, пытаясь говорить о происходящем, контейнируя психические расстройства товарищей вместе.

3.

Н.Р.: Перед нами стоит задача дать возможность для общения тем, кто по нему соскучился, при этом обеспечив все необходимые меры безопасности. По-новому придется выстраивать все мероприятия, чтобы актуализировать именно офлайн-формат. Страх того, что онлайн нас окончательно поглотит, надежды на то, что личное общение еще более будет востребованным.

А.А.: Что мы знаем сейчас о магии учительства и передачи знаний? Какие ритуалы создают событие, какое производство легко технологизируется, какая теория не нуждается в коллективном теле, а какой для становления нужен гормональный борщ? Недавно на семинаре «Эстетическое Родство» с Анастасией Рябовой и Катериной Белоглазовой мы обсуждали ненавистное кино. Из множества вариантов был выбран фильм «Гарри Поттер», который мы постарались радикально спасти с помощью воображения. Надеюсь, что удастся почувствовать, зачем мы собираемся в коллективы и сохранить чувство осознанности и остроты. Надеюсь, что транслокалность, которую мы начали воображать в группе Самоорганизации, но на которую у нас и у товарищеских сообществ почти не хватало ресурса, станет основным стратегическим направлением и источником поддержки. Коллективная рутина обретет особенный эстетический статус и не будет перехватываться искусственными потребностями. Ощущения соприсутствия разных сред и осознанного подхода к коммуникативным сборкам, событию и случайности закрепятся. А пыльная карамелька найденная за книжным стеллажом подмигнет.

Мария Дмитриева — соорганизаторка Студии 4413.*
(ответы могут не совпадать с голосами остальных участни_ц):

1.

Студия 4413 прекратила публичную программу на первые два месяца пандемии. Он-лайн формат мы также не поддерживали, пребывая в растерянности от огромного количества цифрового шума событий. Не хотелось множить компромиссные варианты онлайн встреч/ивентов. За время самоизоляции стало понятным, что формат нашей площадки очень материален и хрупок, во многом лично аффектирован, что сказывалось ранее на выборе событий, встреч, семинаров, чаепитий, вечеринок, лабораторий. У нас никогда не было сухого кураторского расписания и интенции менеджерить пространство. Все совпадения были случайны, со сбивчивой темпоральностью и спонтанной коммуникацией. Во многом нами двигали любопытство и желание. Целенаправленное планирование составляло процентов 15 от общего количества мероприятий пространства. При отсутствии возможности личного контакта в офлайн среде, пульсация потенциальностей схлопнулась. Мы вынужденно отменили ранее запланированные события на неопределенный срок и ушли в ощущения моментов неопределенности. Кто то завершал длящиеся проекты, кто-то осваивал новое техне, про планы говорить было сложно. Мы провели несколько акций в городе, не вовлекая не жителей студии, и поддерживали офлайн связь с Катрин Ненашевой и ее проектами и школой современного искусства «Пайдейя», которые сохраняли гибридный режим коммуникации на протяжении карантина. Как резиденция, мы также были закрыты для внешних участни_ков.

2.

Пустые улицы города показались интересным полем для взаимодействия с обстоятельствами. Зум: от зума стало подташнивать. три-четыре конфы в день стало новой нормой и через три недели такого режима я его возненавидела. Удобно скользить по дигитальным коридорам и выходить не извиняясь, но меня накрывала неоднозначность происходящего. стало очевидным плюсом частое присутствие в режиме собственной повседневности тех людей, с кем ранее были пространственные и часовые разрывы. Однако, меня очень крыло от опосредованного интерфейсами общения с теми, кто находился от меня в 10 минутах езды, и тех, чье материальное присутствие было для меня важным и привычным — запах/телесность/совместные практики. Это переживалось болезненно. В холодной перспективе, онлайн события способствуют более легкому сшиванию различных страт, это видно по составу участни_ков конференций. Границы мерцают между академией и низовым активизмом, практикой/теорией. Но едва ли можно говорить о прочных/близких/гормональных отношениях в таком количестве, не подкрепленных материальностью. это возможно, но займет время. и потерю предыдущего опыта. Это хорошая возможность для запуска и развития больших онлайн инициатив, нацеленных на укрепление и формирование транспроектов, преодолевающих существующие политико-культурные ограничения. Еще, возможно, вынужденная дигитализация повседневности стала очень радикальным фильтром. Кажется, что мы все же выбирали тех, с кем нарушали режим изоляции. И это навряд ли рандомный выбор значимости. (кроме вынужденного бытового сожительства, разумеется).

3.

Мы всегда мыслили студию не как результат, но как некое становление. бесконечную мутацию акторов и обстоятельств, поэтому, ничего и не могло пойти «не так». Скорее, мне стало понятнее, что для меня в этом процессе было/есть важным и предпочтительным.

Примечания

[1] «A manifesto for the Coronacene» https://theecologist.org/2020/may/21/manifesto-coronacene

[2] Джереми Рифкин. «Третья промышленная революция. Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир». В частности, термин «общества сотрудничества» (“Collaborative Commons”). Вариант перевода: «сообщества обмена» — совместное производство и использование общих благ и ресурсов.

[3] Понятие ontological design разрабатывает австралийский теоретик и философ дизайна Тони Фрай (Tony Fry). В сборнике «Design in the Borderlands» (2014) это понятие расширенно трактуется как работа с природным и социальным человеческим бытием, с человеком со всеми его хрупкостью и ограничениями, означающая постановку вопросов что значит быть человеком в отношении других людей, искусственных и природных объектов и категорий социального бытия, включая время, пространство, воплощение, перформативность.

[4] Хито Штейерль. Политика искусства: современное искусство и переход к постдемократии.

https://spectate.ru/art-policy/

[5] Наоми Кляйн «Доктрина шока: расцвет капитализма катастроф». А также ее недавнюю статью «Coronavirus Is the Perfect Disaster for ‘Disaster Capitalism» https://www.vice.com/en_us/article/5dmqyk/naomi-klein-interview-on-coronavirus-and-disaster-capitalism-shock-doctrine

[6] Подробнее см. Мадина Тлостанова «Как вернуть политическое воображение?». Несостоятельные теории, локальные практики и «мутопии» постдемократического мира.

[7] https://art-leaks.org/about/

[8] https://maycongress.wordpress.com/

[9] https://lawcreativeworkers.wordpress.com/

[10] Подробнее см. «Профсоюз медиаторов “ПинчукАртЦентра”. История в двух частях».

https://syg.ma/@nastya-dmitrievskaya/profsoiuz-miediatorov-pinchukarttsientra-istoriia-v-dvukh-chastiakh?fbclid=IwAR1s2AMe5jGsZ7uhW_tMOLoC01qo_sZh6Blimggak287kkH8xtL7DMg1z5U

https://syg.ma/@nastya-dmitrievskaya/profsoiuz-miediatorov-pinchukarttsientra-chast-vtoraia

[11] Расшифровка сообщения Марии Кувшиновой. См. «Дистанция и прокси-присутствие — круглый стол ЛХК» https://youtu.be/LxWhl6WEnWA

[12] https://t.me/kafemorozhenoe

[13] «Мы — группа художников и кураторов исполнительских искусств. Сейчас мы формируем письмо в правительство с предложением об экспериментальном введении базового дохода для независимых художников — то есть тех из нас, кто не состоит на постоянной государственной службе и не имеет другой постоянной работы в сфере искусства. Мы хотим выйти к правительству с инициативой, подкрепленной цифрами, — и поэтому собираем базу независимых художников». https://readymag.com/u3108917560/ubiart/?utm_referrer=https://syg.ma

[14] Project website: http://forecast2022.online/

[15] Записи всех эпизодов конференции с русским переводом доступны по ссылке: https://vk.com/epizodspace

[16] «Пространство, совмещающее в себе черты инклюзивной творческой лаборатории и института по разработке и изучению различных художественных, исследовательских и дискуссионных практик. Нас интересуют и воодушевляют подвижные междисциплинарные форматы на пересечении современного искусства и общественной жизни, способные производить внутри себя новые формы знания и опыта»

https://assembly.city/