«Кайлийская меланхолия» (2015, Би Гань) — это блуждание главного героя по провинции Гуйчжоу в поисках себя, племянника, в поисках чего-то невысказанного, но важного. Визуально — это конструирование пути длинными кадрами колес машин, велосипедов, мотоциклов, разрезающих полотно дороги. Аудиально — это гул старых моторов, шум водопада у дома, звук бьющихся шаров на зеленом бильярдном поле, детский голосок, поющий про Жасмин. Время в фильме — неоднородная масса. Призраки прошлого главного героя вселяются в случайных людей: девушку, которая стрижет ему волосы, или парня, который решил его подвезти. Последний буквально повернет время вспять, без всякой магии, воспользовавшись всего лишь банкой белой краски, рисунком часов и длинной чередой вагонов поезда.

Вытянуть нарративную нить из переплетений «Кайлийской меланхолии» не так просто. Главный герой Чень сильно привязан к племяннику Вэйвэю, в то время как отец мальчика — сводный брат Ченя по прозвищу Бешеный — часто шутит, что намерен его продать. Когда Вэйвэй пропадет, Чень отправится на его поиски. Чень отсидел девять лет в тюрьме, у него не осталось ни жены, ни матери. Герой возвращается в свой родной дом, где ему часто снится мама, только не она сама, а ее голубые туфли с вышитыми цветами. Они плывут в толще воды по течению мутной реки. «Я рад, что этот старый дом снесут, мне всегда снятся в нем сны. Это очень неуютно», — говорит герой. Пространство обладает собственной памятью и потому часто будет напоминать постояльцам о былых историях. Коллеге Ченя, пожилой женщине, снится сын: он за рулем, в руках у него белая ткань, на которой видны следы его крови. Как мы узнаем немного позже, сына коллеги сбил пьяный водитель, заметив на заднем сиденье своего автомобиля дикого человека — фольклорного образа, духа, которого страшатся местные жители. Одному бандиту, известному как Монах, тоже снится его умерший сын, который просит часы. Все сны связаны со смертью. Сны возвращают тех, кого любишь. «Все повороты сокрыты за густой стаей птиц. Небо и море не могут видеть их, но во снах их можно заметить. Моменты, где все выворачивается наизнанку», — говорится в фильме. 

Часы, сновидения и пуговицы встречаются на протяжении всего фильма. Серьезный исследователь назовет это сквозными мотивами, связывая часы с фигурой круга — бесконечностью — замыкающей в себе время, сновидения же вновь подчеркнут призрачность, тонкотелость дневной реальности, а бесхозные пуговицы можно облечь в красивую метафору оторванности человека от мира и желания себя куда-то или к кому-то пришить. В целом все это имеет право на существование, однако мне эти повторяющиеся элементы видятся как осколки некой магической реальности, где все сходится со всем и все связано друг с другом.

В деревне Данмай Чень познакомится с еще одним парнем по имени Вэйвэй. «Вэйвэй — это как быть во сне», — скажет кто-то из них. Самого племянника мы больше не увидим, хотя вроде как с ним все хорошо и через пару дней Чень сможет вернуться с ним в Кайли. В финальной сцене Чень засыпает в вагоне поезда (кстати, один), из окна которого мы видим, как стрелки часов идут в обратную сторону. Времени, проведенного в Данмае, не существовало? В оригинале название фильма «Кайлийская меланхолия» звучит как «Пикник на обочине» (отсылка к одноименной работе братьев Стругацких). Наметить параллель с советской киноклассикой не так сложно: Чень/Сталкер отправляется в Данмай/Зону ради (спасения) племянника. Он находит то, за чем приехал, однако возвращается обратно в Кайли один. У Тарковского Зона для Сталкера была желанным местом: именно враждебная Зона могла считываться как пространство дома — место, куда хочется вернуться и где спокойно и хорошо. Обычная жизнь за границами Зоны буквально показана как бесцветный, бесприютный мир. В «Кайлийской меланхолии» такого сильного контраста между мирами нет, однако нас постоянно отбрасывает обратно в Кайли, когда разные герои, которых встречает Чень на своем пути, проговаривают, как мантру: «…координаты Кайли — 107.40.58. с. ш., 108.12.9 в. д., 51.76 км в ширину и 44.3 км в длину, северо-западный, юго-западный и юго-восточный регионы находятся выше, чем центральный и северо-восточный регионы…». Это навязчивое повторение долготы, широты, средней влажности Кайли — почему это может быть важно? Вернуться туда, откуда пришел? Попытка обрести дом, найти соразмерное себе место в мире? Ведь, по сути, поиск дома и есть поиск себя.

«Если рассмотреть образ дома в различных аспектах, сложится впечатление, что этот образ стал топографией нашего сокровенного “я”»[1].

Что все-таки первостепенно для главного героя «Кайлийской меланхолии» — найти племянника или обрести самого себя, склеить то, что осталось? Рассказать свою историю? 

Мы узнаем о жизни Ченя почти в конце фильма, когда он рассказывает о ней девушке в парикмахерской, выдавая, правда, свою историю за историю друга. Путешествие героя по провинции Гуйчжоу — это внешняя фабула, на самом деле он ищет то, что внутри. Любимой женщины нет. Его родной дом опустел: мать умерла, она является ему во снах и не дает выспаться. Утрата дома переживается экзистенциально: важен не сам объект, материя, а чувство дома, домашности. Обрести дом — это не обрести стены и крышу над головой, обрести дом — это в первую очередь обрести ощущение уюта и покоя. Это история взаимности: я принадлежу тебе, ты — мне, и вместе нам хорошо. Поэтому для кого-то весь мир становится домом, а для кого-то свои, порою такие желанные, четыре стены — заключение. «Когда верхушки нашего неба сомкнутся, у моего дома будет крыша»[2]. Все страшатся дикого человека, он подкрадывается сзади, он ведет к смерти. Он с нами, мне тоже страшно. Последний вопрос в пустоту: как в условиях нынешней реальности заново себя собрать, обрести дом и не потерять тех, кто тебе правда дорог?

о, печаль моя

кто ответит

где предел, края?

кто видел?

куда ползет змея?

кто видел?

и чья теперь ты, чья?

спит родная земля

вечер изувечен

[3]

[1] Гастон Башляр. Поэтика пространства. М., 2014. С. 34.
[2] Гастон Башляр. Поэтика пространства. М., 2014. С. 84.
[3] Строки из песни «Яблонный сад» музыкальной группы Shortparis.

Текст впервые опубликован в 5 выпуске самиздата о кино «K!», с. 36-39.