Фрагменты
1
Расставание сродни смерти. Человек обрывает всю ткань связей и ты становишься словно половиной сиамского близнеца. Фантомная боль в кровати. С девушками всегда приятно обниматься. У вас могли быть близкие приятные отношения, не становившиеся романтическими. Если хочешь романтики — придётся перейти черту, за которой охлаждение приводит к смерти общих клеток взаимности. Глубоководные рыбы на поверхности взрываются. Близкого человека для вас больше нет.
2
Тоска съедает меня изнутри. Я был с ней близок, чувствовал её тепло, запахи. Она любила меня. Она оторвала себя от меня, отрезала. Рану прижгла. Только фантом её тела иногда приходит мне перед сном. Остаётся обнимать одеяло и самим греться в эту зиму. В России сложно согреться одному.
3
Ровесник красивое и гадкое место. Неоновые вывески, дореволюционная лестница, пианино, на котором я снова учусь играть. Красивые девушки с пирсингом и крашенными волосами. Богатое и левое заведение для прогрессивных ребят. Богатство и левизна, подразумевающая бунт и радикальный слом старых и новых иерархий, отрицание богатства в принципе, не могут сочетаться без выделения гадства — спутника лицемерия. Ровесник — место соприкосновения вестернизированной молодёжи из класса интеллигенции и класса сынов нового дворянства. Вы не можете быть бунтарём, говоря то, что вписывается в интеллектуальный консенсус остального мира. Дочка Путина в Ровеснике — ваше заведение просто салон для деток номенклатуры. Вы играете в бунтарей.
4
Как ты можешь называть себя приверженцем демократических идей, если твой идеал — Ленин? В чем демократичность почты? Ленин такой же ненавистник крестьянства, как и Сталин. Нельзя воевать за народ, сжигая его за собой. Ленин начал террор и завещал потомкам его продолжать. Большевики — интернациональные террористы без нации. Троцкий убил бы столько же, сколько и Сталин.
5
Государство модерна любит порядок. Чиновник Российской империи Аполлон Аполлонович Аблеухов поклонник Конта. Его успокаивают ровные проспекты Петербурга, геометричные дома. Прямоугольник, круг, треугольник. Рациональный имперский порядок. Москве повезло лишиться статуса столицы. Кривые улочки, трущобы, старые аристократические дома, торговки и сумбур. Москва оставалась большой спонтанной деревней. Москва 20-х всё ещё была Москвой Гиляровского. Это успел запечатлеть Беньямин. Москве не повезло снова стать столицей.
6
Я боюсь отвержения. Боюсь попасть в нижние слои компанейско-социальной иерархии. Я боюсь быть weird. Но нельзя становиться объектом воздействия социальных фактов. Индивидуализм и социальная боязнь борются во мне. Психотерапевтка переводит индивидуализм политический в индивидуализм культурный, индивидуализм личный.
7
Как я читаю книги? Я читаю их в метро. Лучше всего читаются художественные произведения, континентальная полуакадемическая философия, исторические работы. Ты читаешь о представлениях, а не о понятиях. Я перехожу от одной книги к другой, возвращаюсь к первой, перескакиваю к третьей. Самодисциплина дала мало результатов. Читаю медленно.
8
Поезда. Лучшие места в Москве — промзоны у железных дорог и мост между Красными воротами кажется и Бауманской. Там есть мост над железной дорогой. Земля изрезана металлом и бетоном. По этим шрамам передвигаются железные черви (кажется так их назвал Нгуги Ва Тхионго). Всегда любил железные дороги. Вы наверное теперь поймете, почему Атлант расправил плечи один из моих любимейших романов?
9
То место прекраснее всего ночью. Многочисленные фонари, ощущение окраин, отчужденности от городской жизни, атмосфера дороги. Ещё люблю пустые электрички.
10
Метро встречает всех ревом. В желудке синего вагона лучше всего слышишь этот крик. Только бы поезд не шёл до станции Сокол.