Мифологемы в стихотворении Пауля Целана
Я слышал, что внезапно расцвел топор
Я слышал, это место нельзя назвать.
Я слышал, что хлеб может быть зрячим
И лечить повешенных,
Хлеб, испеченный им женою.
Я слышал, что они называют жизнь
Единственным убежищем.
(Пауль Целан. Перевод В.Булгакова)
При сравнении с более звучным переводом от В. Бродского, ясно бросается в глаза, что в оригинале топор не алеет от крови, а именно цветёт, поскольку казненный повешен, а не обезглавлен. На этих же деталях попробую заострить внимание.
Топор — это символ бога-громовержца и чистой мужской силы. Его цветение можно сравнить с воскрешением Бальдра и наступлением архетипического «Золотого века». Автор не может назвать конкретное место, но дает читателю надежду.
Форма казни через повешение напоминает о путешествии Одина в загробный мир, для чего он повесился и где он оставил свой глаз в обмен на мудрость. Человек просовывает голову в петлю, чем вызывает ассоциации с половым актом, а сама смерть — событием, предшествующим новому рождению. Богиня смерти, соответственно, олицетворенная виселицей, также является богиней жизни. Не удивительно, что в Нацистской Германии на Рождество готовили печенья в форме петли, символизирующие плодородие. По этим же причинам Персефона стала женой Аида.
Хлеб может возвращать повешенных к жизни, если его испекла жена (наместник богини жизни на земле).
Они (Повешенный, Богиня жизни и смерти) считают, что жизнь — это последнее убежище. Из этого можно понять, что Абсолют — это цветущий топор, а не смерть (и секс, как ее проявление), что идёт вразрез с мнением таких мыслителей, как Артур Шопенгауэр, Зигмунд Фрейд и Сабина Шпильрейн.
Стихотворение Пауля Целана демонстрирует соответствие мандале солнечного креста (или любой другой мандале с вращающимися в разные стороны свастиками) и классическому сюжету развития событий в фольклоре.
Последовательность, которая будет знакома каждому: Герой покидает родное село и отправляется в лес, где его встречает женщина-проводница в иной мир (Баба-Яга, к примеру, или виселица в данном стихотворении). Выслужив у нее проход в тридесятое царство, герой попадает в мир теней, часто противоположный миру живых, где встречается с его царем. Примечательно также то, что контакт с миром мертвых часто производится посредством водной глади — единственной отражающей поверхности того времени, в дальнейшем замененной зеркалом.
Но уже для выхода из мира теней Герою приходится проявить хитрость (Одиссей), принести в жертву часть себя (Один) или даже сразиться с драконом (женщина-смерть не захочет выпускать, если впустила). Герой может проиграть в данном сражении и ему на помощь придет его невеста с флаконом живой воды (хлеб).
Колесо жизни, многогранно и бесконечное количество раз повторяется само в себе, пронизанное осью — древом жизни, которое можно сравнить с понятиями «Плерома», «Воля», «Коллективное бессознательное» и прочие.
Мир мертвых — отражение мира живых, где все стабильно. Буддизм и Философия Шопенгауэра считают выход из колеса перерождений («Сансара») конечной целью индивида, дабы объединиться с небытием («Нирвана») и пребывать в стабильном спокойствии за гранью времени и пространства.
Западная традиция, напротив, считает самоцелью существования возвращение из мира мертвых и продолжение жизни в мире, улучшенном за счёт этого путешествия, где уже повержено зло, возможно находившееся в самом человеке и оставленное им в загробном королевстве. Подобного же миропредставления придерживаются и авраамические религии, где остаться в Аду или Чистилище — наказание, а хорошие люди после смерти отправляются в лучший из миров — Рай, где продолжают жить и ждать воскрешения.
Данная мифологема также была широко представлена в тоталитарных государствах ХХ века, где за революциями и войнами должна была последовать эпоха всеобщей обеспеченности и достатка.
Я слышу: алеет топор,
Я слышу: не спрашивай место,
На казненного смотрит в упор
Хлеб, который невеста
Ему испекла — из пекла,
И если спасение есть, то
Это — восстать из пепла.
(Пауль Целан. Перевод В.Бродского)