Тонкая мембрана непостоянства

хорошо, что у тебя нет мошонки

пробитой люверсами –

не за что зацепиться

+

не могу спать

нащупала внизу подбородка справа волос

жёсткий

+

китайский фонарик

в тёмной комнате

порозовел

+

любовь моя

представляю твои соски и плачу

как ребёнок плачу

+

кто берёт член на ладони

как вялый цветок кабачка?

словно рот зеркального карпа

чьи губы нежны?

+

после смерти я стану снегом, не дождём

если будет метель, знай — это я хочу тебя

+

как долго ещё я не смогу

провести языком

по твоему уху

засунуть палец

в горячий

поцелуй

тела

+

что-то случилось сегодня

словно дух вошёл в меня

жидким морем

+

утром поняла

что перепутала

инверсию

с перверсией

+

боюсь напугать тебя

своим огнедышащим зверем

рычанием льва

языком твёрдым от жажды

солёного молочка

+

хочу, чтобы только ты

украшала мои стихи

голую мою плоть

держала в руке как господь

и предавала огню

любую мою хуйню

+

румынская кола

со вкусом яблока и бузины -

осень во рту

для тех, кто не может уснуть

+

слово «нежность» как матрёшка

в нём ещё много разных глаголов

от которых кидает на 

слепые подтаявшие снега

+

слова созданные опоздать

на поезд дыхания

выходят по одному

+

книгам тяжелее

им приходится

подолгу лежать

друг на дружке

+

жидкость без имени

у женщины между ног

назову гиацинтом

+

в этом тексте

есть мужчины и женщины

небинарные и транс-персоны

и тонкая мембрана непостоянства

Страшнее смерти

Однажды она сказала мне

Знаешь я боюсь, что я всё-таки не выживу и добавила

Мне страшно, если после моей смерти родные найдут его при разборе моих вещей

Я очень тебя прошу давай его выкинем

Речь шла о силиконовом страпоне малинового цвета,

который она когда-то купила для нас, но он что-то совсем не подошел

Я ответила, конечно, давай и сделала вид, что меня в этот момент интересует совершенно другое, а сама подумала — надо же, страх быть униженной (даже посмертно) может быть страшнее самой смерти

В конце концов, она завернула его в пакетик

словно трупик котенка

и вынесла в контейнер рядом с домом

Вот кто я

Боишься, что я передумаю тебя любить

Что я передумаю тебя хотеть

Что я передумаю тебя

Что я передумаю

Думаешь ты снежинка в горячем лоне моём

На каменном бугорке клитора моего

Беззащитная дырочка

Вместо кровавой пизды

Вот кто я

Лествица в рай

солнце слепило

отражаясь от асфальта мокрого реки

лествица в рай подумала я

и поехала по ней

к свету руки разворачиваю

бутоны алые в ладонях зеленеют

у фокусника как

который прятать реквизит научен

трюфельное масло и кукурузная мука

губах на тёплых

с улыбкой тайный договор заключен

гудят как парочка шмелей влюблённых

глаза для поцелуя рождены

той, в чьих владеньях день и ночь

играют в догонялки

***

Мой отец говорил, — член должен быть толстым,

чтобы входил в гранёный стакан впритык

Об этом я узнала от своей двоюродной сестры после его смерти

+

Самая стыдная мысль — рассмотреть твои зубы

Найти медовый запах донника и краешек персиковой десны

+

Вчера я впервые увидела фото ftm-персоны без сосков

Вообще без сосков как чёрное небо без звёзд

Я и не знала, что грудь может быть такой немой

Если бы я отрезала свои соски, засушила их как гвоздики,

ты бы хранила их в мешочке у сердца?

Вышиванка

слова подберу по цвету революции — алые-алые

крестиком обовью твою грудь — квиру — мир

вертикальными полосочками до ложбинки у горла

тоненькими ленточками влаги на запястьях

и яркими маками засосов ниже подмышек

Всё захвачено

проснулась с чувством

что нет никаких границ

и никогда не было

что просто невозможно

не улыбаться

что мне всё равно

какими словами

названо то, что слов не имеет

что между словами

возьми меня и хочу тебя

нет расстояния

будто потоп схлынул

и все преграды разрушены

все смятые бумажки ума

размялись обратно в белых

курлыкающих голубей

моего детства

тысячи причин промолчать

и тысячи причин произнести

в ладонях словно

мгновения тёплого лета

в одном огромном букете

полевых цветов

ты любишь полевые цветы?

не скупость, совсем нет

не сдержанность

не холод, не кто-то ещё

всегда происходит одно -

пахнет морем и выброшенной

на берег остро-свежей морской травой

когда просыпаюсь

когда думаю о словах

«сквозь время» оказывается

это не о будущем вовсе

а о прошлом

времена встали в очередь

соревнуясь пространствами

словно детей своих -

никого не обделю вниманием

всё захвачено

Песенка трубадура

У меня есть маленькая жена. Я прячу её в маленький карман. А ещё я прячу стыд и страх, сворачивая их в текст. Прячу себя в этот текст. Закладка меня в стихах. Прячу весь свет в слова и мирно живу ещё.

Прячу всё как куркуль и стерегу своё. На краешке текста я как на кровати сплю. И ты в этот текст идёшь вместе со всем, что есть, и чашки гремят во след и солнце садится в грудь.

Я прячу себя для кого, есть ли спасение в том или больна чернотой моя неуёмная плоть. Суровая серая ложь и белый окурок вранья садятся на плечи мои пока я словами давлюсь.

Блюз

Мне нравятся фотки, где я до войны

А ещё лучше до смерти мамы и отца

А ещё лучше до того, как я рассталась со своей первой девушкой

Когда я умела веселиться и шутить без печали и мне так шли банданы

Помнишь меня такой, моя первая девушка?

Помнишь, как мы занимались любовью первый раз и я жутко перепугалась, увидев на пальцах кровь, оказалось — месячные

Помнишь, как я оставила своё серебряное кольцо со скарабеем на той башне — в зарок ветру никогда не присваивать тебя

А как мы стащили из пасти Гаврюши желание шестилетнего мальчугана стать человеком-пауком

Или как у меня увели мою любимую шляпу, расшитую бусинами деда и ты пошла в ментовку на ваське разбираться

А как я пела летова и сплина в трубе на покоцаяной трембите и у меня ныли и грубели пальцы

Или как мы всю ночь разбирали в каком-то из дворцов на набережной невы агитлистовки партии пенсионеров, чтобы ранним утром проесть выручку в макдаке

Я даже помню их эмблему с сердечком))

Никогда не забуду ту майскую зелень в 4 утра, когда я вставала на свою первую работу по специальности, а ты ждала меня домой

Мне платили пять с половиной косарей и почти всё уходило на кишку возле канала Грибоедова, в которой мы жили на полосатом матрасе

У меня до сих пор в доме предков стоит твоя фотка с того мая

А помнишь мой первый сон ясности после пховы на финском заливе, от которого меня носило две недели

Как я взахлёб читала в подземке путеводитель по жизни и смерти в переводе БГ

А как мы поссорились из–за дурацкой драцены

и ты сказала мне, что любишь скульптора, а у нас давно всё не ок

Это старый блюз, навеянный старой фоткой, когда я была юной и влюблённой

Столько лет прошло, полжизни, а я до сих пор помню твою крошечную родинку в тайном месте и наручники в розовом боа, которые ты мне подарила на др в коробке из–под торта, как немного заедал их замок

Знаешь, иногда надо писать об этом

Потому, что если не писать, то будет казаться, что ничего и не было никогда

Серое утро

мне нравится улыбаться

я всё превращаю в улыбку

она сама выпячивает из меня

своими драными коленками

словно любовница из–под одеяла

не могу спрятать

ненавижу убираться

это так уничтожает

хочу как Мэгги Нельсон

менять засранные квартиры

на новые чистенькие

но при мысли что мне нужно

упаковать тонны книг

опускаются руки и иду мыть чашку

мир так равнодушен по утрам

серый свет мысли тоже серые

курю на балконе несколько сигарет за раз

недавно зачем-то рассказала одному мужику

как первый раз исповедалась

это было недалеко от Петровки

в мужском монастыре, на который я случайно набрела и он был открыт

это было очень давно

я сказала батюшке, что люблю женщину

он был абсолютно равнодушным

как серое утро

это была своего рода патриархальная индульгенция -

ну и люби, мне всё равно — сказала борода

какого хрена я попёрлась туда

если этим серым утром суждено умереть

я не собираюсь каяться

жаль только книги

не хочу, чтобы их выставили на помойку

Месяц прайда

нет никакой формы, которая скажет, что так оно самое то

что тебя за «это» похлопают по строфоидному плечу

обнимут за комок слов, где бы он ни был

нет смысла в изображении себя кем-то ещё

более жалким, более ранимым, более раздавленным, более злым или гневным

если на самом деле в этот момент твоё сердце влюблено

нет смысла камуфлировать любовь под трагедию

будто любви нет и не было никогда

нет смысла в ширмах ради всего святого, включая будущее и детей

нет смысла бояться своей гомосексуальности

скрывать свою небинарность, трансгендерность

какой смысл в полуправде, если смерть неизбежна

какой смысл жить в одиночестве

этот месяц прайда не для молчания и лжи

не для страха остаться без будущего

без гарантий, без одобрения, без «покоя» для детей, без «удобной» формы

не для того, чтобы так сильно бороться за фальшивые браки ради мамы, папы и вселенной

к чёрту такую «тайную безопасность»

в топку такое «чувство самосохранения», которое на самом деле разрушает жизнь и собственную и родных

мир так устроен, что ложь становиться видимой, люди страдают от бремени «выглядеть прилично»

литература не тюрьма, не пристань для фальши

поэзия не могила для зашитого рта

нет никого кроме нас самих, кто сделал бы нас несчастными

кто заставил бы стыдиться своих чувств

своего прошлого или настоящего

я мечтаю, чтобы в поэзии стало больше прекрасных текстов, написанных квирами, геями, лесбиянками, транс-персонами, небинарными

открытых текстов, свободных от всякой хрени и долженствования

чтобы приходить в их пространства как к себе домой

и наслаждаться тем, что ты не один/одна/одни

Молчаливые архивы истории

Я часто гуляю в филёвском парке

Согласно легенде, именно здесь 14-летний Михаил Лермонтов, влюбившись в девочку и не найдя взаимности, воскликнул: «И черт меня угораздил родиться в этой России!»

Некоторые деревья должны помнить Москву, спалённую пожаром

Некоторые — оборону осени 1941-го

Молчаливые архивы истории

Когда несколько лет назад в Москве был ураган парк особенно пострадал

Толстенные сосны и тополя были вырваны ветром как сорняк из песчаного грунта

Они ещё долго лежали корнями наружу

Словно вскрытые патологоанатомом тела

То, что обычно скрыто от глаз стало беззащитно оголено, словно детородные органы

Они многое повидали, многое пережили, а вот тебе раз — простой ураган и больше нет архива

Говорят, ураганы участились и стали сильнее из–за глобального потепления

Лес хранит не только пережившее время, но и кости неприкаянных

Рядом, под Тулой — Тесницкий лес, где лежат кости безвинно расстрелянных в 1937-38 годах

Органы безопасности до сих пор не рассекречивают точные границы захоронения

Работники тульского Мемориала догадались о них по трубе, которую запроектировали вдоль захоронения

А лес помнит, тихо-тихо молится своим скрипучим голосом

Иногда мне кажется, что это я лежу там без рода/племени

Шепчу тебе из–под земли свою тихую песню о любви и смерти

Чтобы ты посмотрела на мои оголённые корни

Погладила ладонью лопнувшую кору

Запомнила мой шелест

И никогда не боялась леса

Мария Лобанова. Поэтесса. Окончила лабораторию Школы литературных практик «Феминистское письмо», поэтические курсы Школы искусств и креативных индустрий и Школы писательского мастерства «Пишем на крыше». Пишет на русском языке. Русскоязычные поэтические тексты публиковались на платформах syg.ma/f-writing, Polutona, Солонеба, Цирк «Олимп» + TV, Артикуляция, Лиterraтура и nowarpoetry.com, в журнале «Новая Юность» и Литературной газете. Поэтические тексты переведены на польский язык и опубликованы в польских журналах «Wakat» и «Drobiazgi». Живет в Москве.