Особенности «традиционного» и «западного» общества — в материале Сергея Кара-Мурзы.

Сергей Кара-Мурза,

Центр изучения кризисного общества

В политологии, как и вообще в познании, необходима классификация объектов. Она вносит порядок в хаос явлений, дает основание для сравнительного анализа. Есть проблема и классификации обществ. Они имеют много сходных черт и в то же время важные различия, которые объясняют особенности государств и политик.

Это актуально для нас. Мы уже тридцать лет слышим упреки, что у нас нет гражданского общества. Что это такое, почему наше общество должно быть гражданским и какое оно сейчас? Каковы критерии отнесения к тому или иному типу общества?

Образу российского и советского общества был противопоставлен, как идеал, образ другого, «правильного» общества, к которому наше должно было «перейти». Условно это называлось «Западом». Л. Баткин, важная фигура в перестройке, подчеркивал, что «Запад» — это «всеобщее определение истинно современного, очищенного от архаики общества». Это — «чистый тип». От нашего общества требовали не улучшений той или иной стороны жизнеустройства, а перескока от одного типа к другому.

Политическая философия реформ исходила из представления о двух принципиально разных типах обществ. Если бы из набора признаков сразу составили два образа, это устранило бы много недоразумений и позволило бы смягчить конфликт, создав основания для диалога. Но так не получилось, и реформаторы сдвинулись к революции — борьбе за «западную модель». На другом фланге была концепция «антисоветских коммунистов», которые тоже желали смены типа общества, но с перескоком в «правильный социализм» — по стопам еврокоммунистов.

Пора упорядочить типологию.

Мы долго варились в формационном подходе, но определять тип общества по признаку экономической формации недостаточно — Россия, Китай и Англия различны независимо от формации.

Другие основания классификации подбирались согласно политическим задачам. Так, на Западе различали два образа жизни — цивилизованного и дикого. На Западе человек живет в цивильном (гражданском) обществе, а вне его — в состоянии «природы». В идеологии войн эта типология до сих пор в ходу.

Немецкий социолог Ф.Тённис предложил отличать незападный тип общества (Gemeinschaft) от западного (Gesellschaft). Определяя их главные признаки, он считал незападный тип общества базовым, «нормальным».

ХХ век — время интенсивных этнографических исследований. Они привели к идее грубого разделения обществ на два типа — современное и традиционное. Современное общество (модерн) возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья. Те культуры, в которых такой ломки не произошло, сохранили традиционный тип.

Возникновение модерна было культурной мутацией как результата череды революций — «Великой трансформации». Таким образом, современное (гражданское, либеральное) общество присуще западной цивилизации. Традиционное общество — незападное, вариантов его очень много. В ходе модернизации, т.е. освоения институтов модерна, традиционные общества приобретают некоторые черты современного общества, но «привитые» на ствол своей культуры. Многие культуры, не успевшие модернизироваться или «закрыться», погибли при экспансии Запада.

В политологии гражданское общество является центральной категорией. Это достояние Запада. Однозначной дефиниции понятия нет, надо учитывать контекст. В учебнике К.С. Гаджиева «Политология» (М., 2001) дан сильный тезис: «Гражданское общество представляет собой форму самоорганизации людей, включающую разного рода добровольно сформировавшиеся негосударственные социальные, экономические, профессиональные, образовательные, религиозные, культурные и иные институты, организации, объединения, союзы… Гражданское общество и правовое государство предполагают определенный тип экономики, основанный на частной собственности и системе свободного рынка».

Здесь введено формационное ограничение: гражданское общество может существовать только в условиях «экономики, основанной на частной собственности», то есть, некапиталистические или посткапиталистические общества не могут сформировать структуры гражданского общества. То есть и в этом учебнике под термином гражданское общество понимается именно западное общество. Но тогда и на Западе его уже нет — западные институты за 30 лет сильно изменились. Многие наши политологи уповают на гражданское общество, замалчивая тот факт, что его кризис и стал причиной кризиса их демократии.

Изучение гражданского общества важно для понимания Запада.

Но для нас важнее разобраться с типом незападных обществ, названных традиционными. Понятия «современное» и «традиционное» не содержат оценки, она возникает лишь в идеологии.

Учебники тоже часто идеологизированы. Так, в учебнике «Политология» (МГИМО, Мельвиль) о традиционном обществе сказано: «Характеристиками традиционного общества с подачи Спенсера, Дюркгейма и Фердинанда Тённиса принято считать его основанность на механизмах простого воспроизводства, слабую заинтересованность в обмене результатами экономической активности с другими хозяйственными единицами по типу горизонтальных связей, преимущественную ориентированность на замкнутую жизнедеятельность и на самообеспечение».

Это — продукт евроцентризма. Его влияния не избежали ни Спенсер и Дюркгейм с Тённисом, ни сам Маркс. Все эти авторы не обладали достаточным знанием о традиционных обществах, и привлекать их как авторитетных в этом вопросе нельзя. Широкие исследования начались в 1930-е годы, когда прошла мировая волна революций именно в крестьянских странах от России и Китая до Мексики. А за ними — волна антиколониальных движений. В «Структурной антропологии» К. Леви-Стросс так определил суть контактов с традиционными обществами: «Запад построил себя из материала колоний». Поэтому в части традиционных обществ возникли институты, которые в политологии представлены как главные характеристики этих обществ. Они лишь были способом выживания при массивном изъятии ресурсов.

Ф.Бродель, изучавший потоки ресурсов, писал: «Капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики… Он вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда». По данным Броделя, в середине XVIII века Англия только из Индии извлекала ежегодно доход в 2 миллиона фунтов стерлингов, а все инвестиции в Англии были 6 миллионов фунтов стерлингов. Если учесть доход от всех колоний Англии, выйдет, что за их счет и делались все инвестиции, и поддерживался уровень жизни англичан. Этого нельзя не учитывать в политологии.

Уже в ХIХ веке земельная собственность в Африке, Полинезии и Австралии была присвоена колониальными державами практически полностью, а в Азии — на 57%. Захват земли аборигенов опирался на норму римского права res nullius (принцип «ничьей вещи»).

Без земельной собственности местного производственного капитализма возникнуть не могло. К началу ХХ века всякая возможность индустриализации и модернизации на путях капитализма для тех стран, которые стали колониями, была утрачена. Их уделом стала слаборазвитость.

Более того, развитие «туземного» капитализма пресекалось Западом уже на первой стадии колониальных захватов (историческим примером было разрушение структур рыночной экономики Индии и Египта). Запад стремился вывезти из колоний тот «материал», из которого мог быть построен местный капитализм (из Африки были вывезены и десятки миллионов самых трудоспособных людей для рабовладельческой экономики колоний в Америке).

Часто в учебниках государство традиционного общества представлено как изначально («по своей природе») авторитарное или тоталитарное. Эта картина сильно приукрашена. Демократичность западного государства финансировалась средствами, вывезенными из колоний. Английский экономист Дж.А.Гобсон писал: «Господствующее государство использует свои провинции, колонии и зависимые страны для обогащения своего правящего класса и для подкупа своих низших классов, чтобы они оставались спокойными». Знаменитый организатор колониальных захватов Сесиль Родс утверждал, что разрешение социальных проблем в самой метрополии было едва ли не важнейшей целью захвата колоний: «Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами».

Иногда ошибочно считают, что современное общество присуще всем промышленным странам. Япония, промышленная страна, сохранила главные черты традиционного общества. Степень индустриализации — не критерий для типологии обществ.

Модернизаторская миссия колонизаторов — миф. Они создавали анклавы капитализма (плантации, рудники, заводы), за счет архаизации труда и быта большинства населения колоний. Неоколониализм — продолжение этой политики в новых условиях.

Таким образом, традиционное общество не всегда является косным. При достаточной независимости от Запада оно выполняет проекты быстрого и мощного развития (например, Россия, Япония, Китай).

И гражданское общество может быть духовно больным, и традиционное может быть возвышающим человека. Сам по себе тип общества не предопределяет, будет ли оно в тот или иной исторический момент жестоким или терпимым, деспотическим или свободным.

Не будем забывать, что именно гражданское общество развязывало беспрецедентные по жестокости войны, проводило геноцид на огромных территориях, колонизовало и эксплуатировало большую часть мира, в том числе изымая из нее большую массу населения как рабов для вполне современной (для ХIХ века) капиталистической экономики. Политические институты государств, адекватных этому типу общества, со временем изменялись, но их основания воспроизводятся. Тут не надо питать иллюзий.

Россия сложилась как локальная цивилизация на основе христианства, раньше других незападных стран предприняла программу глубокой модернизации. Тем не менее и она, будучи до середины ХХ века преимущественно крестьянской страной, относилась к категории традиционных обществ. Сейчас, после быстрого послевоенного развития, многие отрицают характер нашего общества как традиционного.

Но по главным признакам, гораздо более инерционным, нежели индустриальное хозяйство и городской быт, и советское, и даже постсоветское общество России правильнее относить к традиционным, а в ходе нынешнего кризиса даже идет откат к архаическим институтам традиционного общества. Рассмотрим основания для такого вывода.

Поскольку понятия «современное» и «традиционное» обозначают такое сложное явление, как общество, невозможно дать им короткое определение, оно раскрывается через содержательные примеры. Все признаки, отличающие два типа обществ, мы рассмотреть не сможем. Дадим два образа крупными мазками, выявив главное ядро признаков. Их сравнительное описание — большая область философии и социологии.

М.Вебер объяснял смысл их различий через становление современного капитализма, главным противником которого и был традиционализм. К.Поппер назвал общества двух типов «открытым» и «закрытым». Он писал: «Закрытое общество в его лучших образцах можно сравнить с организмом». И объяснял, что гражданское общество не похоже на организм, «поскольку ничто в организме не соответствует одной из важнейших характеристик открытого общества — конкуренции за статус его членов».

Огромный материал накопили антропологи, изучавшие «примитивные общества». Их наблюдение всегда было контактом современного и традиционного общества и включало в себя их сравнение.

Во второй половине ХХ века сравнительный анализ обществ стал большой программой виднейших антропологов (К.Леви-Стросс, К.Лоренц, М.Салинс). Много философов для лучшего понимания Запада проводили сравнение с обществом традиционным. Большой материал дало совместное с американцами изучение японского стиля управления. Было получено ценное знание и о современном, и о традиционном обществе.

С необычной стороны освещает нашу проблему удостоенное в 1993 году Нобелевской премии исследование рабского труда в США. Экономика, основанная на труде рабов-африканцев, стала большим экспериментом по взаимодействию традиционного и современного общества. Негры-рабы в США сами создавали сложно организованное предприятие плантации, а рабовладельцы не вмешивались в организацию труда и быта рабов. Африканцы в их общине были поразительно эффективнее белых фермеров. Во время уборки хлопка нанимали белых сезонных рабочих. У них выработка была в среднем вдвое ниже, чем у рабов (и, что покажется странным, у белых наемных рабочих и зарплата была вдвое меньше, чем у рабов). Белые работники были неспособны освоить сложную организацию коллективного труда, которая была у негров. В целом по хозяйству Юга душевая выработка негра-раба была на 40% выше, чем у фермера. Изредка плантаторы отпускали рабов «на оброк» работать в промышленности, и на заводах труд их артелей был эффективнее труда белых рабочих.

О хозяйстве русского общинного крестьянства в сравнении с фермерским укладом, который пытался внедрить Столыпин, надо говорить особо — заслуживает целого курса.

Другой обширный запас знания о традиционном обществе «записан» в художественных образах, например, у Льва Толстого или Лескова, а в японской литературе — в повестях Акутагавы. Когда их перечитываешь после освоения основных понятий о традиционном обществе, Россия открывается совсем с иной стороны, начинаешь видеть новые грани, которых раньше не замечал.

Разумеется, понятия «современное» и «традиционное» общество есть абстракции. Эти модели в чистом виде не встречаются. Любое самое примитивное общество в какой-то мере модернизировано, а любое общество Запада несет в себе какие-то традиционалистские или архаические черты — и даже воспроизводит традиционализм в новых формах. Городское общество Южной Америки, населенное иммигрантами из Западной Европы, сосуществуя с сельскими индейскими общинами, обрело многие черты традиционного сословного общества. Да и неолиберальный фундаментализм возродил сословные отношения в буржуазном обществе — непримиримым враге традиционализма.

Перечислим те главные признаки традиционного и современного обществ, которые составляют ядро, главные черты их «портретов».

Картина мира

В любом обществе картина мироздания служит для человека той базой, на которой строятся представления об идеальном и допустимом устройстве общества. Самые первые различия двух типов общества проявляются в том, как человек воспринимает пространство и время. В самом фундаменте современного общества лежит идея свободы в ее внеэтических измерениях.

Наука разрушила Космос, представив человеку мир как бесконечный, познаваемый и описываемый на простом математическом языке. Десакрализация мира сделала отношение к нему рациональным. В традиционном обществе человек сохранил «естественный религиозный орган» и космическое чувство. Космос, в центре которого находится человек, обладает святостью. Поэтому в СССР (теперь России) — космос, в США — space (пространство). У нас космонавты, там — астронавты.

Создавая искусственный мир, человек традиционного общества «встраивает» его в данное природой пространство. Вот рядом два сооружения на Рейне: средневековый мост так прилажен к берегам и реке, что кажется их частью; вот электростанция — река встроена в нее.

У всех народов был миф о вечном возвращении — время приведет его к родному дому, к утраченному раю. В сознании господствовала эсхатологическая концепция (сотворение мира — конец света), дополненная понятием циклического времени. Модерн сделал время линейным и необратимым. Это — недавнее приобретение культуры.

По-разному преломилось ощущение времени в двух политических учениях — социал-демократии на Западе, и коммунизме в традиционных обществах России и Азии. Коммунизм — завершение цикла, «возврат» человечества к коммуне как семье. Время коммунистов мессианское, устремлено к идеалу (светлому будущему). Лозунг социал-демократов: «Движение — все, цель — ничто!». Их толкает в спину прошлое, а коммунистов притягивает будущее.

Народы России восприняли научную картину мира, но так, что прежнее мироощущение при этом не было сломано.

Представление о человеке

Человек модерна — свободный атом (индивид, т.е. неделимый). В традиционном обществе человек «разделен» в других и вбирает их в себя. Он включен в солидарные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива и др.).

Частная собственность индивида — его тело. Охрана его здоровья должна им оплачиваться. В СССР здоровье человека было национальным достоянием. В 1990-е годы возникло странное явление: еще при бесплатной медицине резко снизилась обращаемость к врачам, при росте заболеваний. Люди посчитали себя свободными от долга беречь свое здоровье как национальное достояние, но еще не осознали свое тело как частную собственность.

Из разных представлений о человеке вытекает и разное отношение ко многим правам — прежде всего к праву на жизнь, на пищу. В традиционном обществе сильна уравниловка — право на получение определенного минимума жизненных благ. Либерализм сразу стал искать обоснование социальному неравенству, право на жизнь стала давать платежеспособность.

Ф.Бродель писал: «Эта буржуазная жестокость безмерно усилится в конце ХVI в. и еще более в ХVII в… В ХVI в. чужака-нищего лечат или кормят перед тем, как выгнать. В начале ХVII в. ему обривают голову. Позднее его бьют кнутом, а в конце века последним словом подавления стала ссылка его в каторжные работы».

Эти нормы смягчались по мере усиления социальной борьбы, но «чистая модель» не изменилась. В 2004 году Е.Т. Гайдар писал: «Либеральное видение мира отвергало право человека на получение общественной помощи. В свободной стране каждый сам выбирает свое будущее, несет ответственность за свои успехи и неудачи».

В России дело обстояло иначе, здесь «право на жизнь» всегда было естественным правом. Человек, просто потому что он родился в России и есть один из нас, имеет право на жизнь, а значит, на некоторый минимум благ. И это — не подачка, а право. Поэтому так болезненно и было воспринято вторжение западного капитализма, в результате которого с конца ХIХ веке стали происходить голодные бедствия как социальное, а не стихийное явление. Монархическое государство перестало гарантировать право на жизнь, что и завершилось революцией.

Надо подчеркнуть, что уравнительное понимание права на жизнь не является порождением советского строя. Напротив, советский строй — порождение этого представления о человеке.

Государство

В соответствии с типом общества строится политический порядок и тип государства.

Имея идеалом образ семьи, традиционное общество порождает патерналистское государство (от лат. pater — отец). Здесь отношения власти и подданных иерархичны и строятся по образу отношений отца и детей. Представления о свободе, правах и обязанностях здесь иные, нежели в государстве западного общества. Здесь немыслимо свести роль государства к «ночному сторожу».

Сейчас, в переходный период, государственность России еще не устоялась, в ней много «гибридных» форм. Но после хаоса 1990-х годов в ней опять проглядывают традиционные черты, хотя и в измененном виде.

Различие двух типов государства хорошо видно при сравнении процедур голосования в парламентах и Cоветах (и в Думе, хотя и меньше). Голосование — ритуал любой демократии, от родовой до либеральной. Он лишь завершает процесс согласования интересов и выработки решения. В парламенте этот ритуал символизирует конкуренцию, в Советах — согласие. Этот смысл голосования хорошо изучен в антропологии. К.Леви-Стросс подчеркивал: «Почти во всех абсолютно обществах, называемых “примитивными”, немыслима сама идея принятия решения большинством голосов, поскольку социальное единство и доброе взаимопонимание считаются более важными, чем любая новация. Поэтому принимаются лишь единодушные решения».

В парламенте перевес в голосовании выявляется быстро. Совет, занятый поиском правды (консенсуса), подходит к вопросу с разных сторон, ищет лучший баланс всех интересов, что подтверждается единогласно. Это приводит к медлительности («говорильне»). Для тех, кто после 1989 года мог наблюдать параллельно дебаты в Верховном Совете СССР (или РСФСР) и в западном парламенте, разница казалась ошеломляющей.

Тот же смысл имеют выборы. В гражданском обществе это политический рынок, где партии «продают» свои программы за голоса граждан. Выборы в традиционном обществе (как в СССР), это плебисцит с ответом «да/нет». Поэтому так важна была явка на выборы — избиратель говорил «да» самим фактом голосования. Неявка на выборы означала сильное недовольство. Для либерального государства правомочный кворум часто сокращается до ¼ граждан, а в США вообще до одного человека — самого кандидата.

Судить процедуры Советов по меркам парламента нельзя. Они выработали систему приемов, которые в условиях советского общества были эффективными институтами. Как только основа этого общества дала трещину, недееспособными стали и Советы, что проявилось уже в 1989–1990 годы.

Каждый политический институт эффективен лишь в контексте всей системы в целом.

Традиционное общество проявляет высокую устойчивость против определенных типов испытаний и беспомощность против других. Например, в постсоветских республиках общества не рассыпались в 1990-е годы при снижении средних душевых доходов в 4 раза (а в Таджикистане — в 11 раз). Современное общество такими механизмами солидарности не располагает. С другой стороны, советское общество легко позволило себя обобрать, не оказав сопротивления. Это тоже поражает западных политологов.

Традиционное государство «стыдливо» — в этом и его сила, и слабость. Государство гражданского общества в принципе «стыда не имеет», в нем бывают лишь нарушения закона. «Кровавое воскресенье» доконало царизм, а расстрел демонстрации в Чикаго никакого чувства вины в США не оставил. Хрущев один раз пошел на уличные репрессии в масштабах, по меркам Запада ничтожных, но это тщательно скрывалось. Это был позор, Хрущев его и не пережил как политик. А в 1993 году танки могли в центре Москвы расстреливать здание Верховного Совета, полное людей, с показом по телевидению.

Различия отражает язык: правоохранительные органы стали называться силовыми структурами — термином, очищенным от этической окраски. Сила нейтральна, равнодушна к Добру и Злу, она — орудие. В традиционном праве «человек с ружьем» есть или носитель Добра, или служитель Зла.

Типы хозяйства

Уже Аристотель разделял два типа хозяйства — экономию (натуральное хозяйство), что означает «ведение дома», и хрематистику (рыночное хозяйство ради наживы). Разным обществам присущи разные соотношения этих «чистых» типов хозяйства. Смысл экономических понятий настолько различается в современном и традиционном обществах, что часто даже специалисты, не понимают друг друга, хотя формально говорят об одном и том же.

Рыночная экономика — недавний институт, возникший в Западной Европе.

Рынок продуктов возник с разделением труда и существует даже в примитивных обществах. Рыночная экономика возникла, когда в товар превратились вещи, которые для традиционного мышления никак не могли быть товаром: деньги, земля и труд.

Например, в римском праве было безусловно запрещено обращаться с деньгами как с товаром. Там действовала юридическая догма: «Денег же никто не должен покупать, ибо, учрежденные для пользования всех, они не должны быть товаром». Катон Старший писал: «А предками нашими так принято и так в законах уложено, чтобы вора присуждать ко взысканию вдвое, а ростовщика ко взысканию вчетверо. Поэтому можно судить, насколько ростовщика они считали худшим гражданином против вора».

В ходе перестройки в СССР рынок был представлен как механизм обратной связи, стихийно регулирующий производство — как механизм, альтернативный плану. Но дихотомия «рынок — план» несущественна по сравнению со смыслом понятия «рынок» как метафоры всего общества.

Совместная хозяйственная деятельность людей может быть организована и без купли-продажи. Есть разные способы предоставления друг другу и материальных благ, и труда (дарение, услуга, совместная работа, прямой продуктообмен и т.д.). Существуют и типы хозяйства, причем сложно организованного, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются — так, что все участники пользуются созданным сообща целым. Таково семейное хозяйство, экономически исключительно эффективное для большого класса целей. Замена его рыночными отношениями невозможна, т.к. оказывается, что ни у одного члена семьи не хватило бы денег расплатиться по рыночным ценам с другими членами семьи за их вклад. К этому же типу хозяйства относилось и плановое хозяйство.

Советский строй породил тип промышленного предприятия, в котором производство было переплетено с поддержанием условий жизни работников и вообще «города» («градообразующее предприятие»). Это шло от общины и казалось естественным. М.Вебер писал о капитализме: «Современная рациональная организация капиталистического предприятия немыслима… без господствующего в современной экономике отделения предприятия от домашнего хозяйства».

Попытки в 1990-е годы отделить производство от создания условий жизни показали важную вещь: кооперация производства с бытом дает очень большую экономию. Отопление бросовым теплом ТЭЦ — один из примеров.

Очень грубо различие двух типов общества по ряду признаков можно представить следующим образом:

Устройство России оказывается совсем не странным, если не глядеть на нее через очки евроцентризма, а применить хорошо уже разработанное в науке представление о разных типах общества. Любое решение в государственной политике и управлении должно быть адекватно культурным основаниям общества и структуре составляющих его социокультурных групп. Конечно, любая программа модернизации сопряжена с давлением и культурными травмами, но каждый раз необходимо оценивать силу и упорство сопротивления (явного и латентного), которое они вызывают.