Движение представляет собой последовательность положений тела, некую кривую, состоящую из бесконечного количества точек.

Если осознать каждое положение тела, в каждой точке, время замедлится, и, вероятно, остановится.

Теория множеств говорит, что на этой прямой содержится бесконечность рациональных точек и бесконечность бесконечности иррациональных точек (соответствующих иррац. числам). Поэтому не так важна сама траектория, как то множество точек, через которое проходит тело: это рациональные точки или небытовые.

Подлинное бытие небытово.

Подлинная сущность танца, как и сущность любого искусства, как и суть языка, лежит вне границ самого языка — она трансцедентна. То есть, не может быть «объяснена» в границах логики и речи. В этом смысле все объяснения искусства — от «искусства ради искусства» до «партийного искусства» одновременно, и верны, и неверны. Они ухватывают тот или иной оттенок отблеска трансцедентного.

Когда трансцедентное начинает «просвечивать» сквозь бытовые движения, они становятся танцем.

Механика танца такова: это развертывание новых форм, к которым стремится тело по траектории.

Эти формы можно назвать проекциями, потому что это место, позиция в пространстве, в которое тело стремится поместить [себя].

Эти формы можно назвать узлами, потому что они стягивают к себе, формируют притяжение. Эти узлы — вибрируют, издавая что-то, что можно назвать словом «зов».

Эти формы можно назвать точками, потому что они отграничивают высказывание танца.

Тело поддается этому притяжению и пытается соединиться с этой формой, слиться с ней, потому что без этого соединения оно потеряно.

И в какие-то моменты это удается. Такие моменты носят название экстремумов танца.

Они никогда не существуют дольше, чем одно мгновение.

Экстремум размыкается и проекции ускользают дальше, вынуждая тело отправляться в новое путешествие.

Танец — это путешествие за формой. Танец это непрерывный поиск экстремума.

Начать танец — означает разрешение своему телу отправиться в путешествие.

Танец начинается не в тот момент, когда тело начинает двигаться.

Начало танца это обнаружение узлов притяжения. Тех, что издают зов, которому невозможно противиться слишком долго.

Можно сказать и так, что нечто высвечивает из темноты некие узлы, которые приводят тело в движение.

Эта темнота не физическая, а метафизическая.

Это темнота безразличия, абсолютного нуля, из которой вдруг раздается зов и вдруг обнаруживается новая позиция для тела.

Танец всегда и исключительно — вдруг, даже если танцующий «знает» следующее па.

Происходит определенный выбор, потому что точек притяжения больше, чем одна.

Выбор мгновенен.

Движение танца образуется в напряжении между сопротивлением и доверием этому притяжению.

Инерция и Зов.

Образец чистого сопротивления — буто.

В буто точки притяжения сворачиваются внутрь самого тела.

В этом напряжении всегда и определенно участвует и третий обуславливающий элемент — притяжение, земля.

Земля — это узел-постоянная.

Танец образуется в треугольнике между бестелесной формой, телесностью и землей.

Присутствуют и другие постоянные: звезды, ветер, солнце.

Настоящий танцор учитывает их в своем уравнении.

Эти узлы притяжения, проекции могут быть синхроничными — и тогда танец социален.

Когда точки притяжения совпадают, возникает эффект умножения, синергии.

Совмещеный узел группы танцующих заведомо мощнее, нежели узел для одного человека.

Критическая масса совмещенного танца способна открывать узлы для наблюдателей, принуждая тех к танцу.

Когда тысячи людей одновременно на стадионе выполняют тайцзи, зов многократно усиливается, он похож на уплотненную волну, порождающую интенсивность нового качества, абстрактную и безличную.

Человеческая личность не способна танцевать. Но тело способно. При этом танец обнажает личность абсолютно. Достаточно взглянуть на любого танцующего человека, чтобы легко проникнуть в его суть.

Танец всегда означает выход за границы своей личности.

В бытовом движении личность движет телом, но в танце — наоборот, тело играет, в том числе и личностью.

Танец — это игра обнажения, но не тела, а человеческого существа, присутствия в мире. Само присутствие играет, и это выглядит как танец.

Танец — свободен и вынужден в одно и то же время.

Ничто не может заставить танцевать. Но то, что заставляет танцевать, не может быть остановлено ничем.

В экстремуме танца траектория движения изменяется.

Экстремум — точка перегиба. В ней сменяется направление, интенсивность, возникают паузы, разрывы.

Этот момент тишины, вслушивания — только не ушами, но всем телом.

Танец — это своего рода речь. Речь можно рассматривать как танец голосовых связок.

Эту речь говорит не тело, а глаголет тот источник, который открывает новые и новые формы притяжения.

Это нечто всегда неизвестное. Оно может быть познано только посредством танца и выражено посредством танца.

Тело лишь танцует по пути этого изречения.

Элементарный атом танца — положение тела в определенной позиции. Так же, как и относительно кота Шрёдингера невозможно утверждать жив он или мертв, так же и относительно тела невозможно указать, находится ли оно в этой точке пространства или нет.

Тело безостановочно вибрирует, пульсирует в пространстве и времени, особенно — танцующее тело.

Атомы танца группируются в кристалл реплики.

Реплика — это элементарное движение, с простой геометрией.

Реплики группируются в высказывание. Способ их группировки внутри высказывания — цикличность, то есть, повторяющееся сочетание осевой и кольцевой симметрии.

Цикличность означает возвращение назад, в исходную точку, которая всегда утрачена.

Танец состоит из узора циклов воз/вращений и линейного хождения туда-сюда.

Высказывание сменяют друг друга, образуя переход на другой уровень интенсивности.

В танце присутствует паттерн, повторяющийся шаблон. Шаблон — это невозможная попытка достичь точного положения.

Невозможность заставляет повторяться.

Танец всегда присутствует в интенсивности. Интенсивность может выражаться в чувствах или ощущениях, эмоциях и состояниях.

Танец дуален: волна интенсивности и набор траекторий тела присутствуют одновременно.

Иногда молчит, сковано или умерщвлено тело, но танец присутствует, потому что в наличии — интенсивность танца, есть порождение форм и притяжений.

Без интенсивности телесность не танцует.

Танец — это поэзия тела.

Танец — это подлинная жизнь, настоящая.

Для того, кто осознает подлинное, есть шанс станцевать и бытовое. Продлить танец за пределы танцплощадки. В этом есть смысл: наполнить жизнь подлинностью.

Чем отличается танец от бытового движения или от фитнеса?

Разница в интенсивности.

Бытовое движение или фитнес не обладают внутренней интенсивностью. В этом смысле они — не подлинны. Не обладают качеством «настоящести», полного присутствия.

Но с хорошим сексом разницы у танца особенной нет.

Неслучайно танец запрещался некоторыми религиями. Танец — это освобожденный секс. Свободный от обусловленности воспроизводства коллективного рода.