винтаж-медитация
Вино, мода, попс нулевых и задержания в 2019 году. Все эти явления объединены одним словом — винтаж. Пока режиссер Юрий Муравицкий готовит новый проект «Винтаж-медитация», мы попросили участников Отдела боли Театра.doc рассказать обо всех значениях этого слова.
Дарья Донина — редактор спецпроектов ТАСС, внештатный лектор ХПМТ РГГУ, вышивальщица и участница отдела боли:
Если вы меня спросите, что такое старость, я отвечу: старость — это когда вещи, в которых ты ходил в юности, входят в категорию винтаж.
А если я надену мамин велюровый пиджак с перламутровыми пуговицами, который ей привезли из ГДР в конце 80-х по большому блату — это винтаж или нет? А две капельки бабушкиной «Красной Москвы» в миниатюрном флаконе из подарочного набора, выпущенного ко Всемирному фестивалю молодежи и студентов, за ушко — подходит?
Вслушайтесь: вин-таж — разве такое слово может значить что-то плохое? Ударение на последний слог выдает в нем родство с такими прекрасными и духоподъемными французскими понятиями как абордаж, ажиотаж, грильяж и пинотаж. Однако хоть этимологически оно и происходит от старофранцузского vendange, а изначально вообще от латинского vindemia (ну это уже звучит как массовое заболевание, согласитесь), слово Vintage — каким мы его знаем — впервые появилось в английском в XV веке.
Термин был в ходу у виноделов. Ага, звучит логично — они же однокоренные! Типа винтаж — это старое вино, ведь всем известно, что алкоголь становится с возрастом только лучше? Нет. У виноделов свои эйджистские заморочки, какие-то сорта могут зреть в бутылке полвека, а
Под «винтажем» в моде и дизайне обычно подразумевают оригинальную вещь предыдущего поколения (то есть не моложе 30 лет — хотя споры о градации не утихают по сей день), в которой четко просматривается «писк моды» и пик стиля времен ее создания.
Люди любят антиквариат. Почему? Потому что им кажется, что раньше было лучше: трава зеленее, клеши шире, мохер пушистей. И если уж вещь пережила своего первого обладателя, смену режимов и десяток переездов — она очевидно заслуживает самого лучшего. Надо ее хранить, а лучше носить и всем показывать. Ведь она редкая, это вам не худи из эйчендэма и не паленый майкл корс, как у всех. Редкость набивает цену даже самым ерундовым вещам. И когда вы в ответ на вопрос «Ммм, откуда такая брошка прикольная?» пренебрежительно хмыкаете: «Это винтаж», вы набиваете цену не только брошке, но и себе самому. Люди, которые могут купить винтажную вещь, скорее всего неплохо зарабатывают. А люди, которым антиквариат достался по наследству, очевидно имеют аристократическое происхождение. Вы как бы говорите: да, мои-то деды не щи лаптем хлебали, вон и колье янтарное из Юрмалы, подарок бабушке на свадьбу.
Эту логическую цепочку держат в уме современные дизайнеры одежды, которые прикрываясь цикличностью моды, вытаскивают на свет божий и на подиум человечий то диоровский нью-лук 50-х, то прямые бесформенные фасоны начала века, подсмотренные Полем Пуаре в греческих хитонах и японских кимоно, то еще чего-нибудь. Что это? Плагиат? Пародия? Косплей?
Можно ли тыкать пальцем в людей, фанатеющих от винтажной одежды и составляющих целые гардеробы в стиле минувших десятилетий — это уже вопрос культурной апроприации. Рано или поздно и это обсудят, и вероятно даже осудят. Осудить сегодня проще всего, не так ли?
Дима Гусев — поэт, породитель книжного издательства «Подснежник», музыкальных проектов «Бухенвальд Флава» и ultralirika, единственный эмси отдела боли — о группе «Винтаж»:
Да как их вообще одного от другого отличить. Одни и те же нелепые кривляния, жалкие обноски русского гламура, полинявшие краски, обвисшие виагры, тухлые вторяки. Срут людям в уши своим прилипчивым калом. И говорят, что им все мало. Ла-ла, ла-ла. Ой мамочка, что с нами будет. Где новый губин, который перевернет игру, где озорной и свежий газманов олежик на лихом коне. Загуляли, бродяги. Не видать. Вот и сидим в говне, и федук нам делает звук. Сами знаете, какой. Жрем говно, и розовым вином запиваем, чтоб вкуса не чуять. С довольными харями зато. Конечные потребители так потому и называются, что плетутся в хвосте говноедской пищевой цепочки. Плетутся, и уплетают за обе щечки, думают, что все чики-пуки, а не
Егор Сковорода — редактор Медиазоны, автор книги «Диалоги убийц», один из голосов пыток отдела боли:
В детстве долго думал, что полицейские (тогда еще милиционеры) называются «винты» — слышал от родителей в машине: «Не гони, там винты стоят», «Не нарвись на винтов», «Винты совсем потеряли совесть».
Через много лет, к середине нулевых, эта ослышка — «винты» вместо «ментов» — обернулась глаголом «винтить»: а как еще назвать, когда серая толпа омоновцев хватает человека, скручивает его лицом к такому же серому асфальту, выворачивает руки к небу и тащит в автозак? Винтят они его. Когда винтят многих — это винтилово. «Началось винтилово», «Всех свинтили», «Марш закончился винтиловом».
Тогда никто не говорил «винтаж» — на моей памяти это слово появилось скорее в начале 2010-х. Сейчас — повсюду. ОМОН из МВД перешел в Нацгвардию,