Братья Стругацкие начинают как писатели, источающие оптимизм и веру в светлое будущее. Их мир Полудня — мир смелых и творческих людей будущего. Это мир утопии. И даже среди почитателей Стругацких многие с отторжением или легкой иронией воспринимают их раннее творчество, мол, оно чрезмерно пронизано коммунистической идеологией. И действительно: мир Полудня — это будущее СССР, каким его видели Стругацкие. Конечно, братья-писатели не претендовали на буквализм, но они свято верили, что те человеческие, моральные, гуманистические, идейные принципы, которые они отражают в своем творечстве о Полудне, могут восторжествовать и определить сущность общества. Да, утопия, но утопии сбываются. Не буквально, не точно, но все же все лучшее, что мы видим в истории, всегда начинается с утопии.

Тогда, в пятидесятых-шестидесятых годах, когда Стругацкие пишут свои первые произведения, таков шанс — шанс утопии — был. Мир Полудня был в потенциале. Можно даже сказать, что в СССР даже существовали «островки» Полудня — определенные культурные и идейные среды. И люди, несущие те же самые идеалы, которые несли и положительные персонажи Стругацких, были. И был шанс, что такие люди определят будущее. Но его не использовали — и это Стругацкие отчетливо поняли, что сказалось на их дальнейшем творчестве. Серия книг о Полудне человечества начинается оптимистично, но со временем в ней появляются тревожные нотки. А заканчивают Стругацкие как мрачные и пессимистические писатели, утратившие веру в лучшее — достаточно посмотреть на повести «Дьявол среди людей» и «Подробности жизни Никиты Воронцова», которые пишет Аркадий Стругацкий под псевдонимом Ярославцева перед смертью.

Жутко становится после их прочтения! Вершина мастерства и состоит в том, чтобы описать страшные и мрачные вещи простым языком, без кинговских нагнетаний вроде безумного клоуна, но чтоб при этом было по-настоящему жутко! «Дьявол среди людей» написан о страшных вещах от имени одного из героев, и язык этого героя — простой и не совсем литературный, а скорее обыденный, без эмоциональных всплесков, без многостраничных описаний (а ведь сюжет повести можно было бы растянуть на приличный роман!), но при этом все так мастерски передано, будто живое, настоящее… В повести описывается преимущественно перестроечная провинция России. Великая Отечественная война, СССР, распад страны, перестройка, постсоветизм, провинция… И весь мрак и ужас провинциальной жизни: сломанные судьбы, горькие трагедии, нищета, холод, голод, страх, хамство начальства, власть, которая давит человеческое лицо своим грязным сапожищем, массовые иллюзии и неистовое стремление скрыть правду. Все это описывается как сводка, почти сухо, будто дают статистику (повествование идет от лица врача), но все равно на душе становится очень тяжело.

А в «Подробностях жизни Никиты Воронцова» поднимается одна из самых страшных тем — тема вечного возвращения, бессмысленного труда Сизифа, круговорота жизни. Никита Воронцов обречен вновь и вновь проживать свою жизнь, сохраняя память о тысячах предыдущих «забегах». И изменить особо он ничего не может — камень все равно скатится, и Сизифу вновь придется совершать свой тяжелый восход на гору. Человек — это белка в колесе. История все время повторяется. И сводится к суете сует и томлении духа. Это то, что на языке философии называется дурной бесконечностью — белка бежит в колесе, но при этом остается на месте.

Человек — это существо, которое придает смысл происходящему. Такова наша природа. И самый большой страх человека — это страх перед бессмысленностью. Но бытие дышит бессмысленностью. Бессмысленность есть сущность бытия. С такой страшной мыслью заканчивает свое творчество Аркадий Стругацкий.

Но ранний оптимизм Стругацких не был глупым. Наивным — да. Но не глупым. Я еще раз говорю: мир Полудня, описанный в первых книгах братьев-писателей, не был бредом промытых идеологией мозгов. Это можно понять, если обратиться к антропологии — учении о человеке.

История творится людьми, несмотря на то, что существуют объективные социальные и исторические законы. Но то, в какую сторону повернет история, зависит от ситуации и от типов людей, которые окажут влияние на выбор дальнейшего пути развития. Будущее зависит от того, какой тип человека доминирует на историческом повороте, кто оказывает наибольшее влияние на будущее, кто играет главную скрипку в культурно-историческом процессе.

Советское общество породило множество типов людей, но здесь стоит выделить два основных. Первый тип я условно назову «романтическим коммунистом». К этому типу относились и сами братья Стругацкие. К нему же относились многие их главные персонажи из мира Полудня: Быков, Юрковский, Дауге, молодой Максим Каммерер, Антон (Румата Эсторский), главные герои «Попытки к бегству», герои сборника «Полдень, XXII век» и другие. Что же собой представляет этот романтический коммунист? Это коллективист, который при этом считает, что индивидуальность лучше проявляется в совместной работе, в сотрудничестве с другими — такой себе коллективист-индивидуалист. Он ценит свободу и в коллективизме видит не ограничитель, а своеобразный способ ее реализации. Это высоконравственный человек, ставящий правду, честность, порядочность на первый план. Он живет по принципалам «быть, а не слыть» и «быть, а не иметь». К материальным благам он относится как к средству, не сводит к ним жизнь, презирает стяжательство, накопительство, жизнь ради денег. Он верит в светлое будущее и считает, что должен внести свой вклад в его строительство. Смелость, жертвенность, стремление помочь другим, товарищество, воля к жизни, воля к борьбе — его добродетели. Он чтит знание, образованность, трудолюбие, интеллект. Он презирает пошлость и низость. Романтический коммунист — не обязательно человек интеллигентского типа. Это может быть простой работяга, но хороший специалист в своем деле. Правила жизни такого человека не отличаются сложностью, но при этом несут отпечаток высокой нравственности: будь честным и хорошим работником, не делай зла и подлости и помогай другим людям.

Вся советская массовая культура ставила такой тип человека во главу угла, воспевала его, пыталась воспитать поколение таких людей. Безусловно, этот тип был идеалистом, и реальная жизнь нередко не состыковывалась с его идеалами и верой. Но все же такие люди в достаточной мере появлялись в рамках советского общества и оказывали серьезное влияние на его развитие. Этому в значительной мере способствовали и особые обстоятельства, и особые условия советской действительности — не только ее достоинства, но и недостатки.

В шестидесятые годы мы видим мощный культурный всплеск, связанный с появлением значительного числа людей, несущих идеалы человечности, справедливости, жертвенности. Шестидесятые годы — это время, когда появляются среды и в литературе, и в искусстве, и в кино, и в науке, и в других сферах культуры, породившие настоящий гигантов — целую плеяду гениев. Сотни имен, сотни титанов, сотни гениев! Это был последний культурный всплеск, и в дальнейшем мы наблюдаем лишь спад, а нынешняя постсоветская действительность за тридцать лет деградировала до такой степени, что о том периоде можно говорить как о золотом веке культуры, по сравнению с которым наши реалии — это своеобразные темные века.

Романтические коммунисты были как и в среде людей, живущих в относительном мире с советской властью, так и среди оппозиционеров и диссидентов.

Другим типом советского человека был своеобразный антипод романтического коммуниста. Если для последнего важно, кем человек является на самом деле, какой он работник, профессионал, человек, то для его антипода — то, кем человек кажется. Его принципы жизни таковы: «слыть, а не быть» и «иметь, а не быть». Личное обогащение, мелочность, стремление урвать кусок побольше и пожирней, имитация порядочности и честности при откровенном сволочизме, карьеризм, тяготение не к коллективизму, а к мафиозности — создание мафиозных и бандитских кланов, разворовывающих страну. Этот тип мы встречаем и среди людей, хорошо устроившихся при советской власти, и среди некоторых диссидентов. К восьмидесятым годам такой тип человека занял все ключевые посты в культурной сфере, в педагогике и образовании, в литературе и искусстве, почти вытеснив подлинных интеллигентов и просто честных людей.

Два описанных типа советских людей хорошо показаны, например, в фильме «Берегись автомобиля».

В исторической перспективе тип романтического коммуниста проиграл. И канул в небытие как продукт того общества, которое было разрушено. Восторжествовал его антипод. Но в шестидесятые годы был шанс, хоть и слабый, хоть и шаткий, хоть и призрачный, что романтические коммунисты сумеют организоваться в критическую массу, которая окажет влияние на выбор культурно-исторического пути. Но советская действительность в итоге деградировала и скатилась. Все лучшее, что было в ней, все то, что строили люди титаническими усилиями и небывалыми жертвами, продали за копейки, подобно индейцам, обменивающим сокровища на бусы. Или попросту развалили. А все достижения советской культуры, самую человечную, самую гуманистическую массовую культуру за всю историю поглотила безликая и пошлая массовая культура глобализированного и американизированного мира.

Оговорюсь, что в моих словах нет никакой защиты советского строя. Я говорю об антропологических типа — о типах людей, которые мы обнаруживаем в его рамках. И наличие здесь честных и порядочных людей не является оправданием всех отрицательных сторон советской действительности.

Мир Полудня действительно был возможен, если бы реальные Быковы и Юрковские смогли организоваться и оказать влияние на ход истории. Нет идеального общества, и мир Полудня аналогично не представляет собой этакий рай. Но это лучший из возможных миров. Лучший по отношению к человеку. Воспевающий человека за его качества, добродетели, знания, умения, а не за сволочизм, карьеризм, пошлость и гадость.

Цикл произведений о Полудне заканчивается книгой «Волны гасят ветер». В этой книге говорится о том, что человечество отныне окончательно разделено на два типа — на людей и так называемых люденов. Людены — это новые люди, и от обычных людей их отличает лишь один признак, не оговоренный Стругацкими. Люди и людены живут в разных плоскостях. И людены ничему не могут научить людей, поскольку между ними лежит непреодолимый эволюционный разрыв.

Эта метафора Стругацких о люденах является пророческой. В современном глобализированном мире, как на Западе, так и в постсоветских странах мы наблюдаем, как человек массовой культуры, примитивной, низкой, даже пошлой, хоть и имеющей свои пласты и уровни, стал главным действующим лицом в истории. Он живет в симуляционной среде, где постоянно имитируется человечность, моральность, разумность… Но реальные черты хозяина истории таковы: он умственно примитивен, не обладает критическим мышлением, но самодоволен и уверен в своей интеллектуальной состоятельности. Это не отменяет того, что он может быть хорошим специалистом в своей сфере. Еще у него примитивная культура чувств.

Такого человека не питает высокая культура, несмотря на то, что некоторые элементы он берет в ней и перерабатывает, делая частью массовой. Подвергнутый обработке элемент, вырванный из родного контекста, теряет глубину, возвышенность, элитарность, становясь в ряд с другими примитивными продуктами. В наше время модно говорить о синтезе элитарной и массовой культур, о стирании границ между ними, но на деле массовая и элитарная культуры разошлись и сосуществуют в разных плоскостях, фактически не пересекаясь. Литература, философия, наука, искусство в массовой культуре — это совсем другое, чем эти же явления, но в элитарной.

Вместо мира Полудня был построен мир, где рой, человейник объявил войну Человеку с большой буквы. И здесь не нужно уничтожать таких людей физически — достаточно просто создать такие условия, в которых бы человечная, гуманистическая культура не прорастала. И в которых бы такие люди не появлялись. С этим отлично справляется и сложившаяся система образования, и механизм пропаганды и промывки мозгов, включающий в себя и ТВ, и в значительной мере интернет.

В моральном плане в нашем мире доминирует откровенный сволочизм. Аморализм хорошо скрывает себя, принимая облик порядочности, патриотизма, заботы о благе и безопасности (в том числе и национальной), корпоративности и открытой лжи. На правде не заработать. Правда разрушительна. Личная выгода — основная цель. Приспосабливайся. Имитируй. Подхалимствуй. Льсти. Если что-то выгодно, то все позволено.

В итоге человечность и культурность уходят в подполье, на периферию. С одной стороны мы видим кипящую жизнь человейника, с другой — в современном мире можно найти людей, живущих в иных культурных реалиях. Духовный аристократизм подразумевает творчество, в том числе и этическое, самораскрытие, наличие высокого вкуса, ум, культуру переживаний, интеллигентность. Таких людей крайне мало, и многие из них превратились в этаких невидимок для остальных, уйдя в культурную эмиграцию. Наше время лишено пафоса просвещения — духовные аристократы, интеллигенты в изначальном смысле этого слова, а не как представители определенных профессий, преимущественно оставили идею просветительской деятельности, потеряв в нее веру. (Говорят, кстати, что Борис Стругацкий в последние годы напрочь лишился просветительского пафоса и не верил в массовый успех своего творчества ни в настоящем, ни в будущем.) Левиафан массовой культуры, подмявший и научно-образовательную сферу, и сферу искусства разросся до таких масштабов, что конкурировать с ним почти невозможно. Очевидно, что духовный аристократ как тип человека очень отличается от других типов — он говорит на другом языке, имеет другие принципы и идеалы.

Вполне возможно, что в будущем появятся объединения людей, причастных к высокой культуре, живущих в ее рамках, питающихся ее плодами и самостоятельно творящих новые формы. Это своеобразный новый мир в рамках большого мира человейника. Некая самоизоляция. Некое культурное монашество. Возможно, в будущем появятся стойкие формы самоорганизации — что-то вроде «культурных монастырей» или колоний. Но в любом случае эта эволюционная линия перестала пересекаться с той другой, доминирующей в историческом процессе — с линией человейника. Стругацкие были правы: люди и людены разошлись на историческом пути.