Я мог бы вспомнить волнующий и пугающий маковый остров в «Князе Игоре». Он зовет тебя, манит, но только чтобы погубить, задушить своим великолепием.

Я мог бы вспомнить о страшном последнем эпизоде «Снегурочки», об этом жутком жертвоприношении. Огненное колесо пожирает все вокруг и лишь подчеркивает сумерки человечества. Огромный зал Bastille, а на самом деле весь мир, утопает во тьме.

Я мог бы вспомнить невероятно мощный и одновременно трогательный финал берлинского «Тристана», обжигающий такой нежностью, что не заплакать просто невозможно, боле того, — преступление.

Я мог бы вспомнить поток божественной свежести, врывающийся в зал в конце сцены письма Татьяны.

Я мог бы вспомнить еще много чего, в том числе и менее удачные спектакли. У каждого любителя оперы и театра есть свой, очень личный Черняков. Я не исключение. Но я не буду говорить о творчестве режиссера, о его эстетических завоеваниях. Спектакли Мастера слишком хорошо известны и в моем славословии не нуждаются.

Дмитрий Черняков выдающийся оперный режиссер. Нет, не так. Давайте откинем недомолвки и скажем прямо: Дмитрий Черняков — великий оперный режиссер. Произнесем это один раз и пойдем дальше.

Попробуем лучше поговорить о феномене восприятия Чернякова. Почему же он так нас всех волнует и заводит (как поклонников, так и недоброжелателей)?

Можно сказать банальность (она же и правда): кто-то спектакли Чернякова обожает, кто-то категорически отвергает, да и вообще нет пророка в своем отечестве. Речь идет, конечно, о той части населения возлюбленного отечества, которая вообще знает, что он существует. Но совершенно очевидно одно: в России к Чернякову не относятся только как к режиссеру, просто как к профессионалу.

Черняков — это универсальный раздражитель, фигура раздора, констатирующая своим присутствием в мире общественную поляризацию, раскол на две России. Одна Россия готова меняться, хочет быть современной, не стесняется человечности и сентиментальности. Другая, напротив, стремится все заморозить, расчеловечить, панически боится развиваться и расти.

Черняков учит нас быть людьми (чтобы ни значил этот расплывчатый тезис). Быть человеком в больном обществе считается чем-то постыдным. В социуме, направленном на выявление худших человеческих качеств, за доброту, честность и красоту бьют. Рутинная, тяжелая, но счастливая внутренняя работа подменяется эффектными подделками, на которые нация садится, как на тяжелый наркотик (да еще и плохо синтезированный). Большая карьера Чернякова началась на стыке веков, в годы трансформации политического режима в России. И в эпоху удушья его кислородное искусство особенно необходимо.

Черняков — витамин для мозга и души, и тому, кто не хочет кормить свой духовно-интеллектуальный аппарат он противопоказан. Именно необходимость посмотреть на себя критически, обратить «очи внутрь души» так и отпугивает ненавистников режиссера и любого прогресса. Ведь объективно говоря Черняков не радикал, куски мяса по сцене не разбрасывает. Да в чем-то он даже весьма консервативен, чёрт возьми! Нормальный психологический театра, с четкой и продуманной нарративной, уж простите, структурой и прописанными поведенческими мотивировками. И о «поругании классических партитур» речи не идет. С музыкальным текстом Черняков работает не хуже многих дирижеров. Черняков очень требователен ко всем нам, но вместе с тем и милосерден. В этом, а не только в профессионально-ремесленных качествах (они, конечно, тоже не вызывают сомнений), я вижу генезис его художественной убедительности.

Итак, «две России». Я не призываю к территориальному распаду страны, это всего лишь метафора. Диалог между «двумя Россиями» невозможен, не получается, ибо выглядит примерно так:

Любящая Чернякова Россия: Дмитрий Феликсович дарит всем нам что-то очень важное. Здорово, что он наш соотечественник.

Отвергающая Чернякова Россия: А, этот! Тот, что классику перевирает?

Любящая Чернякова Россия: Почему же перевирает? Напротив…

Отвергающая Чернякова Россия (перебивает): У него же все в современных костюмах! Да как так можно! Что он себе позволяет?

Любящая Чернякова Россия (как можно мягче, так общаются с больными): Господь с Вами, в эпоху классицизма в театре тоже играли в современных костюмах.

Отвергающая Чернякова Россия: А что он с партитурами делает? Композитор этого не имел в виду?

Любящая Чернякова Россия (кипятится): А Вы откуда знаете, что композитор имел в виду? Кто Вам дал право распоряжаться наследием великих композиторов и указывать, как надо исполнять их произведения? И потом! Театр — это же всегда интерпретация!

Посмотрите, как глубоко он работает с партитурой! Режиссер знает каждый такт, каждый вздох, а как живут у него исполнители, как раскрываются! Анита Рачвелишвили ни у кого не достигала таких актерских и вокальных высот.

Отвергающая Чернякова Россия (срывается на фальцет): Все это бездуховно, непатриотично, бездарно, безвкусно!!!

Любящая Чернякова Россия: Да что Вы! Ведь…

Отвергающая Чернякова Россия (разворачивается и уходит): Извините, мы слишком просты, чтобы понимать вашего Чернякова! Всё! Разговор окончен!

Занавес

Вот как-то так. Мне не хочется верить, что «две России» никогда не договорятся, никогда не услышат друг друга. И по другим, гораздо более острым вопросам тоже… Неужели мы так и обречены вечно слоняться по слякотному кругу непонимания и нелюбви?

«Ей, Господи, вземляй грех мира, услышь меня: не дай Руси погибнуть от лихих наемников!»