13-15 сентября этого года в Новосибирске прошëл фестиваль современного искусства «48 часов Новосибирск», организованный Гëте-Институтом и реформируемым Городским центром изобразительных искусств (ЦК19), которые взяли за основу модель немецкого фестиваля «48 часов Нойкëльн», возникшего из низовой инициативы художников некогда депрессивного района Берлина. ЦК19 — это галерея в центре города, ранее работавшая преимущественно с живописцами и графиками из Союза художников и теперь прямо на наших глазах совершающая поворот в сторону современного искусства.

Фестиваль стал первым крупным событием, в организации которого эта институция приняла участие. «48 часов Новосибирск» позиционировался как «децентрализованный и партисипативный фестиваль», в котором «может принять участие любой желающий деятель искусств», отправив заявку через опен-колл. Опен-колл при этом был разделëн на две части: основную программу, отбираемую куратором фестиваля, и независимую, куда мог попасть любой проект, имеющий свою площадку. Фестиваль поставил перед собой цель «сделать современное искусство видимым» и поддержать локальную художественную сцену, а также поговорить «о настоящем времени и выходе за пределы традиционной эстетики» (цитаты из программы фестиваля — прим. авт.).

В итоге программа фестиваля включила более 100 проектов на 21 площадке в центре города, в рамках которых свои работы показали художники из сибирских городов и приглашенные участники из Германии. Я попросила некоторых участников фестиваля рассказать о представленных ими работах, а также поделиться своими впечатлениями от фестиваля. Я задавала вопросы о том, укрепил ли этот фестиваль локальное художественное сообщество, сделал ли его видимым, а также о проблемах, возникших во время его организации и проведения.

О фестивале рассказывают:

Юлия Алтухова
Юлия Лим
Егор Клочихин
Филипп Кучеренко
Александр Лимарев
Елена Бертолло
Марина Глебова
Герман Преображенский
Алек Борисов
Анатолий Долженко
Ольга Посух
Зося Леутина
Полина Кардымон
Алеся Баламутина

Ответы участников фестиваля приводятся с сокращениями.

Юлия Алтухова, инсталляция «Длинная тень прошлого» (выставка «Настоящее „Настоящее“»)

Для фестиваля «48 часов» я сделала инсталляцию, которая называлась «Длинная тень прошлого». Она стала частью выставки «Настоящее „Настоящее“» (выставочный проект, посвященный новосибирскому журналу «Настоящее», издававшемуся в 1928-1930 гг. — прим. авт.). Как известно, редакция журнала «Настоящее» оказалась репрессирована.

Моя инсталляция была посвящена восприятию сталинских репрессий. Зрителям предлагалось сделать моральный выбор: определить, кто является палачом, а кто жертвой (и нужно ли такое разделение). Можно было взять фотографию со стола и поместить еë на нужную доску.

Тема сталинских репрессий не прекращает обсуждаться. Эта травма формирует наше гражданское общество с первых приговоров. Глупо отрицать, что сталинские репрессии не определяют наше настоящее, не влияют на нашу идентичность. Буквально недавно узнала, что мэрия города Москвы не согласовала акцию «Бессмертный ГУЛАГ». Дело [Юрия] Дмитриева и вся ситуация, которая разворачивается вокруг Сандармоха, навели меня на определëнные мысли. А ещë по стране желают ставить памятники Сталину, следуя примеру Новосибирска. Также меня поразило дело, которое расследуют потомки Степана Ивановича Карагодина. Они решили восстановить имена и досье всех, кто был причастен к убийству их родственника. У нас есть «Бессмертный барак», но мы действительно не знаем имена всех палачей. Консенсус относительно репрессий так и не сложился. В общем, мне хотелось вступить в диалог с теми, кто пришëл на фестиваль, и узнать, что они думают.

Что касается наблюдаемой реакции… Я не смогла долго присутствовать на месте, но следила по сториз и фотографиям, которые выкладывались день в день. Кто-то размещал фотографии палачей на стенде с жертвами (были там такие неоднозначные нереабилитированные личности), но не было такого, чтобы наоборот. Я ожидала, что публика остережëтся разделять людей на палачей и жертв (можно же пройти мимо и не выразить никак своë отношение), но это не стало проблемой. Карточки разложили очень быстро, люди вдумчиво вчитывались в биографии на обороте. На второй день фестиваля у меня возникло впечатление, что их даже стало меньше. Сталина поместили на доску с палачами, кстати. Теперь мне интересно, что будет к моменту закрытия выставки. Что останется и в каком порядке, переставят ли буквы. Диалог в таком упрощëнном виде случился.

О фестивале:

Я ждала фестиваля, было интересно узнать, какими темами занимаются художники, что их волнует. Когда в нашем городе приходишь на какую-то выставку, часто уходишь таким, каким и пришëл. В восприятии мира и его исследовании ты никак не продвигаешься. Во время фестиваля мне всë же удалось испытать это приятное чувство озарения.

Думаю, фестивалю удалось сплотить художников в работе над совместными выставками, укрепить связи внутри их микросообществ. Вероятно, для кого-то коллективная работа стала этапом самоидентификации, [люди поняли] что они могут создавать что-то совместное, делать это интересно, что их искусство востребовано и актуально. Однако фестиваль никак не может повлиять на то, чтобы такие связи сохранились в долгосрочной перспективе. Он скорее является одним из кирпичиков, но не фундаментом сообщества художников.

Наверное, было бы трудно назвать знакомого художника, который не участвовал в фестивале. Как мне видится, мы смогли увидеть всех, кто занимается современным искусством, кроме разве что фотографов. В рамках основной программы я увидела только один фотографический проект Александра Никольского. Что случилось с фотографами? Неужели они не работают в поле современного искусства или не снимают ничего соответствующего теме?

Относительно новосибирского искусства сложилось два противоположных мнения: «всë плохо, талантов нет, мест для выставок нет» и «всë прекрасно, таланты есть, места для выставок есть, таланты просто сами не готовы добиваться площадок». И также существует мнение, что город имеет репутацию научного центра, но не культурного. Фестиваль, который случается раз в год и длится ограниченное количество времени, но при этом показывает максимально возможное число проектов, — это то, что больше всего подходит нашему транзитному городу по формату. Он помогает опровергнуть первое мнение: у нас есть талантливые ребята, просто им действительно нужны площадки и масштаб для действий. А что касается культурного туризма, то фестиваль может стать такой точкой притяжения для людей из других городов, думаю, что в этот раз так и вышло. Фестиваль сформировал представление о состоянии сообщества художников, художники проработали какие-то травмирующие события совместно со зрителями. Художники также получили сторонников, которые продолжат ходить к ним.

Я бы выделила четыре результата, которые мы получили благодаря фестивалю: 1) концентрированная и масштабная репрезентация местного современного искусства; 2) открытие имëн художников и художественных микросообществ городу; 3) репутационный капитал; 4) саморефлексия.

О проблемах:

У меня каких-то особых проблем не возникло, кроме технологических, но это всë быстро решилось. Организаторы помогали по мере сил и возможностей, даже составили официальное письмо для моей работы, чтобы я могла уехать на монтаж.

Юлия Лим, инсталляция «7:6» (выставка «Новое настоящее»)

Я не представляю искусство без зрителя. Поэтому я решила начать с самого начала нашего диалога и для фестиваля создала инсталляцию «7:6». Она состоит из более 360 ниток бисера, каждая высотой 3 метра 30 сантиметров. Получается больше километра бисера. Моя инсталляция — это воплощение фразеологизма «метать бисер перед свиньями», который берëт свое начало из Евангелия от Матфея 7:6: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Для художников их жемчуг и святыни — это их работы и их идеи. И действительно, в истории искусств так всегда случалось, что новые идеи растаптывались, не принимались, обходились стороной. Однако, я считаю, новосибирская публика готова к плодам современного искусства. Я даю этот самый бисер в знак того, что я знаю, что люди его поймут и оценят. Я очень надеялась, что именно с этой мыслью люди будут смотреть на остальные работы выставки без оглядки на свои знания и незнание, на прошлое и будущее. Некоторые даже смогли окунуться в это самое «настоящее», когда проходили через бисер или когда стояли внутри инсталляции. Это тоже очень важная часть работы: возможность оказаться внутри, в этом самом пространстве, в настоящем моменте, остановиться ненадолго, понаблюдать за тем, как происходит расфокусировка и сначала взгляд падает на те нитки, что ближе, а потом — на те, что дальше.

Если присмотреться к цветам, которые я выбрала, то тут в основном тона, имитирующие драгоценные металлы и ископаемые (серебро, золото, медь, нефть). Тем самым я задалась вопросом: а что, собственно, мы как люди считаем тем самым «бисером»? И вот как-то испокон веков сложилось, что металлы, в особенности золото, у нас считаются самым ценным. Но, может быть, что-то поменяется в будущем и самым драгоценным станут не металлы, а счастье? Или душевное равновесие? Или любовь и дружба? Посмотрим. Пока нужно разобраться с настоящим.

О фестивале:

У меня остались хорошие впечатления от самого фестиваля, от людей, которые приняли участие в нëм, от того, что происходило на площадках. Было приятно видеть, что так много в городе молодëжи, которая заинтересована в современном искусстве. Но вот о сплочëнности [художественного сообщества] очень трудно судить изнутри. Я не успела посетить все площадки, потому что какие-то проблемы, возникшие с моей работой, приходилось решать на месте во время фестиваля. Плюс долгий перелëт в Новосибирск и двое суток безостановочного монтажа инсталляции дали о себе знать: я, к сожалению, просто физически не могла попасть на какие-то мероприятия. Многие из моих знакомых художников столкнулись с той же проблемой. Им приходилось быть на месте, готовить перформансы или монтировать выставки к определëнному времени.

Те из художников, кого я знаю, были представлены, все медиа, с которыми они работают, были показаны. Но вместе с этим я ещë и познакомилась с дюжиной художников со всего Сибирского региона, с людьми театра и музыки, с которыми в жизни не пересекалась. Поэтому сказать, что современное искусство Новосибирска было представлено плохо, было бы неправдой.

Но в то же время, например, из современного танца были только иностранные SKINNED, практически не было современной фотографии, публикации в прессе имели ознакомительный характер, ни одной глубокой критической статьи я так и не встретила. А ведь последнее — это важная часть современного искусства. Без теории и экспертного мнения зритель всегда будет воспринимать искусство как аттракцион. И тут непонятно, то ли оно есть, просто не было представлено, то ли у нас никто не танцует, никто не фотографирует и никто не критикует.

Ну, допустим, этот фестиваль не про объяснение высокого современного искусства людям. Допустим, как организаторы и заявляли, он про джентрификацию, прости, господи, и взаимодействие с местным сообществом. И если посмотреть на опыт фестиваля «48 часов Нойкëльн», куда, собственно, уходят корни новосибирского фестиваля, то можно увидеть отличную работу с местным сообществом, детьми и подрастающим поколением художников. Я думаю, этого как раз и не хватило Новосибирску. Идея-то как раз и заключается в том, чтобы затронуть разных людей. Но получился такой хороший молодëжный фестиваль.

И да, моë мнение о художественной среде поменялось в лучшую сторону. Я не думала, что у нас столько талантов в городе. Страшно только представить, что их никто не поддержит в будущем, не даст им развития, площадок и внимания. Очень надеюсь, что всë будет хорошо.

О проблемах:

Было два простых условия в моей ситуации: 1) я временно проживаю в другой стране; 2) моя работа напрямую зависит от величины пространства. На моменте подачи заявки я дала ясно понять по поводу второго пункта, но результаты первичного отбора задержались на неделю. Ещë почти месяц я не могла связаться с куратором и ответить на простой вопрос: какой высоты мне нужно делать инсталляцию? Только 9 августа я этот ответ получила, когда созвонилась с Петром Жеребцовым (куратором фестиваля. — прим. авт.). Мне оставалось каких-то 5 недель, чтобы заказать материалы и, собственно, сделать работу. И всего два дня у меня было на то, чтобы собрать эту инсталляцию на месте. Это привело к тому, что я работала без выходных весь месяц и потратила больше денег, чем планировала. Всë ничего, но из–за всего этого качество моей работы отличалось от заявленного. Ну хоть на смысл это не сильно повлияло.

Я понимаю, что в команде организаторов было очень мало людей по каким-то причинам, и да, я понимаю, что все пахали без выходных. Просто тогда не нужно было обещать того, что невозможно выполнить. Зачем мне говорить, что за моим прогрессом по изготовлению работы будут следить, что заключат договор и в приложении обговорят все детали, что отправят деньги на материалы до их закупки и что подготовят всë необходимое для установки на месте? Ничего из этого не произошло. Мои сообщения и письма игнорировались, никаких апдейтов и новостей я не получала.

Но, пожалуй, самым большим разочарованием было отсутствие каких-либо графических коммуникаций на самой выставке. Среди 17 работ на выставке «Новое настоящее» только одна была подписана по инициативе самого художника (Филиппа Хана). Обещанный план с художественными работами, их названиями и авторами появился только в воскресенье (в последний день фестиваля), и то в названии моей работы сделали ошибку. Я тут даже не знаю, что добавить.

Поэтому, если вы спрашиваете о том, что хотелось бы улучшить, я отвечу так: нужно попытаться соответствовать своим амбициям. Ни внутренние коммуникации, ни работа с публикой с заявленными ожиданиями не совпали. Я пыталась поделиться этими мыслями с другими художниками, но они мне почему-то стали говорить, что я слишком многого требую, что это только первый фестиваль такого рода, что даже этому нужно радоваться. Я радуюсь, я очень радуюсь, что у нас такой фестиваль прошëл. Но я не вижу никакого устойчивого развития, я не вижу попытки отнестись к этому серьëзно. И я не считаю, что подобный непрофессионализм нужно прощать. Потому что если прощать, то мы тогда так ничему и не научимся, не будет у нас первоклассных кураторов и международного уровня художников, которые себя уважают.

Егор Клочихин, «НАСАМОМДЕЛЕ» (выставка «Новое настоящее»)

Моя штука называется «НАСАМОМДЕЛЕ», это конструкция из трëх катушечных магнитофонов, доски ОСП и сэмплплеера. Вот что должно было быть в экспликации (на выставке экспликации не было, и не все зрители догадывались, что нужно делать. — прим. авт.): «Нажав на любую из кнопок, вы запускаете процесс записи на магнитную аудиоплëнку фрагментов спичей, касающихся искусства, истории, культуры и языка. Аудиоплëнка, склеенная в единую петлю, последовательно воспроизводится тремя катушечными магнитофонами. В ходе воспроизведения аудиоплëнка проходит сквозь тракт из шпулек от швейных машинок, нанизанных на саморезы, образующих контуры надписи „НАСАМОМДЕЛЕ“. После прохождения аудиоплëнкой полного круга происходит стирание записанного одним из катушечных магнитофонов. Остаëтся тишина, дребезжание шпулек и шум моторов». Штука в том, что даже при большом желании очень сложно расслышать, что говорит человек на записи, когда разные фрагменты записи одновременно воспроизводятся тремя источниками. «Новое настоящее» — это настоящее осознания непонимания, осознания того, что мы в плену у наших средств коммуникации, в первую очередь — у языка. Вопрос, который ставит данный проект, — «А что мы знаем „на самом деле“?» — остаëтся без ответа: самые лучшие идеи и смыслы неизбежно трансформируются, мутируют, накладываются друг на друга, стираются. Единственное, что мы можем «на самом деле» слышать, — это пустые, бессодержательные звуки механизмов, средств коммуникации. В общем, достаточно депрессивная работа в таком контексте.

О фестивале:

Впечатления от фестиваля — как от полного солнечного затмения: что-то небывалое и очень краткосрочное. Что-то подобное последний раз я ощущал в ходе фестиваля CTM Siberia, который был в 2015 году, кстати, тоже в сентябре, и который один из моих знакомых после назвал «месяцем надежд на культурную жизнь в Новосибирске». Другая подруга на следующий день после окончания фестиваля написала: «Ну вот, Новосибирск превратился обратно в тыкву».

Сложно говорить насчëт сплочëнности местной художественной сцены, лично у меня не было много времени, чтобы ходить по различным местам, а к кому ходил, тех и так знал до фестиваля. Наверное, если бы больше ходил, то «надежд на культурную жизнь» было бы больше, согласен, но вот как-то так сложилось. Тем более что я сам себя к художественной сцене не отношу.

О проблемах:

Учитывая, что организация фестиваля велась считанным количеством человек, удивительно, что не возникло более глобальных проблем. Я в целом всем доволен, хотя рядом с моей инсталляцией так и не появилось еë описания, которое мне обещали сначала. И, думаю, при проведении похожего мероприятия организаторам стоит по-другому сверстать программу фестиваля: в форме таблицы, чтобы можно было легко ориентироваться по времени/местам и выстраивать свой маршрут.

Филипп Кучеренко, «Лимит человечности» (выставка «Новое настоящее»)

Почему мы не готовы делить рабочие места, доверять свои жизни, вступать в отношения с «роботами», а вернее, с передовыми технологиями и искусственным интеллектом? Потому что мы боимся потерять свою человечность, к которой машины с каждым днëм подходят всë ближе.

Единственное, что нас отделяет от настоящей технофобии, — это уверенность в том, что машины возьмут на себя лишь рутинные задачи, оставляя человеку его привилегию творчества. В данном проекте идëт рассуждение на тему того, кто из нас творец: нейросеть которая изучала коллажи и создавала различные паттерны, или всë-таки человек, который создал нейросеть и дополнил своим видением конечный результат? Можно рассуждать об этом часами и строить разные гипотезы: что это коллаборация ИИ и человека или что кто создал, тот и творец по итогу. Но это и есть новое настоящее, которое нас окружает.

О фестивале:

Впечатления только хорошие! Очень много разных выставок были собраны в одном районе, где ты сам вправе решать, куда тебе пойти. Я считаю, что это очень круто, потому что ты с группой художников идëшь на новое место смотреть работы, перформанс или же слушать музыку, и именно в этот момент ты заводишь крутые знакомства, слушаешь разные байки или же какие-то вопиющие ситуации из жизни художников. Это очень открыто и без фальши. Я познакомился с очень крутыми ребятами из Томска, а с художниками из Берлина вëл светские беседы по пути в бар. Конечно, на данном фестивале была супер-дружественная атмосфера, все обменялись контактами, дабы не забыть и оставить в воспоминаниях не только приятные моменты, но и странички в социальных сетях.

Мне кажется, фестиваль показал, что есть очень много пространств в любом городе Сибири, будь то музей, рынок или же подземный гараж. Если есть идея, то ты можешь любое пространство превратить в арт-объект, который найдëт отклик у зрителя. Это самое важное, что я понял, побывав на этом фестивале: главное — не бояться!

О проблемах:

На самом деле всë было хорошо, даже очень хорошо, и тут добавить нечего. Конечно, я не знаю, что было по ту сторону и с какими проблемами столкнулись кураторы, но мне всë очень понравилось.

Александр Лимарев, [de]humanization и «Настоящее зыбко»

[de]humanization (выставка «Новое настоящее»)

Своим проектом [de]humanization — серией авторских дорожных знаков, отражающих отношения водителей автомобилей и пешеходов, чиновников, соответствующего департамента мэрии и жителей города (к примеру тех, кто для своего передвижения использует коляску, людей с дополнительными потребностями, людей старших по возрасту и т. п.), — я пытаюсь обратить внимание на настоящую ситуацию, которая является неудовлетворительной, и надеюсь приблизить действенное решение этой проблемы. Это вопрос общей культуры.

Я хотел привлечь внимание людей, отвечающих за решение этого вопроса. Чтобы они увидели/услышали, что своей «нерешительностью» способствуют дегуманизации, маргинализации этой многочисленной социальной группы (согласно официальной статистике, это 10% населения России), отказывая ей в праве на достойную жизнь.

Я надеюсь, что мне удалось раскрыть тему «нового настоящего», так как для многих «новое» в перманентном «настоящем» — это переходить от слов к делу, понимать степень своей профессиональной персональной ответственности, быть внимательными и готовыми к вызовам не будущего времени, а уже настоящего. Не забывать, что город для людей, а не для машин. Помнить о том, что настоящее богатство Сибири — это люди. Люди «нового настоящего».

«Настоящее зыбко» (выставка «Горящие туры по интимным местам»)

Индивидуум перманентно существует в настоящем. Настоящее привычно. Если нематериальную составляющую настоящего — время — можно присвоить (это происходит автоматически), то материальную часть настоящего — место — присвоить никогда не удаëтся. Понятие места абстрактно. Понятие времени конкретно. Для времени и места, очевидно, разные точки отсчëта.

О фестивале:

Много, фестивально-разнообразно, интроверсивно. Насчëт сплочëнности [художественного сообщества]… Рабочая сплочëнность групп присутствовала, что естественно. Кто-то, возможно, объединился на время фестиваля. Люди общались, но вот так, чтобы сплочëнность местной художественной сцены… Такое бывает вообще? Я полагаю, одной фестивальной инъекции недостаточно. Нужно провести курс… Дефибриллятор пока, очевидно, не требуется. Должно, похоже, пройти какое-то время.

Прошëл фестиваль, и всë вернулось на круги своя тут же. Как будто закончили какую-то тяжëлую, ненавистную, изматывающую работу. Выдохнули. Умыли руки постфактум.

В Германии этому фестивалю удалось решить непростую социальную проблему: декриминализовать район или что-то в этом роде. Я не знаю, были ли проблемы конкретно у их местного современного искусства, но опыт моего многолетнего сотрудничества с кураторами из Германии подсказывает, что местное современное искусство в Германии проблем не испытывает. Им удаëтся находить общий язык и с префектурой (или что-там у них), и с соответствующими культурными институтами. Тут, очевидно, не все звëзды сошлись… (предполагалось, что проект Александра будет располагаться на улицах города, а не в галерее. — прим. авт.) Проблемы фестивалями не решаются. Фестивали скорее ярко высвечивают проблемы.

О проблемах:

У меня проблем не возникло, разве что временами приходило ощущение: о тебе забыли.

Информированность. Обратная связь. Наладить контакт между организатором и участником (каждым). Более плотное, продуктивное общение/связь с куратором (как с куратором).

Елена Бертолло (арт-группа BERTOLLO), «Горящие туры по интимным местам»

По форме наш проект — вежливая интервенция (термин Валентины Макаровой, участницы проекта из Санкт-Петербурга) в реальное давно существующее пространство: коридор мастерских Союза художников на улице Советской. Это не означает, что участники нашего проекта — члены Союза или у всех там мастерские. Но и против людей с таким опытом мы ничего не имеем.

Вежливая, но интервенция! На территорию традиционного искусства мы вошли с нетрадиционными формами выражения. «Вежливая» — старались быть чуткими и внимательными, радикально не меняли пространство, даже оставили на местах многие предметы. Мы не делаем «революций»! Ещë мы вежливо предложили некоторым художникам принять участие в проекте: пять из семнадцати экспонентов (отдельные художники и арт-группы) работают в мастерских на Советской, члены Союза художников России. В том числе и мы, кураторы и авторы проекта. Остальные обучались современному искусству в европейской части России, за границей, имеют традиционное художественное образование или вообще такого не имеют.

Проект наш многочисленный, разнообразный по составу, международный. Только в одной из групп, мейл-проекте Татьяны Макаровой, более 40 участников из разных стран мира. Мы неслучайно пригласили в проект художников из разных городов и стран, это наша позиция: «новое настоящее» не может формироваться в условиях замкнутости и изоляции.

У нас на выставке было несколько работ, расскажем о двух из них.

Инсталляция «Личные вещи»

Масштабная (она отдельными зонами разместилась по всему коридору), из большого количества предметов. В этой работе мы использовали реальные личные вещи художников «с Советской», главным образом то, что обнаружили в коридоре (подрамники, планшеты, полиэтиленовые упаковки, коробки, светильники, цветок в кашпо, матрас, ящик для пересылки работ, огнетушители, записные книжки и дневники, чемоданы, деревянные конструкции, металлический сейф и др.). Часть предметов изменили, другие оставили как есть, объединили группами. Некоторым объектам были присвоены самостоятельные имена: «Шествие», «Личное Дело Пилипенко и Кравцова», «Личное Дело Авроры Васильевны», «Интимные места» («Сисько-горы»), «Комната отдыха» («Матрасная»), «Несгораемый» и др.

Арт-объекты «Горящие туры»

Смятая алюминиевая фольга, мобильные фотографии, коллаж, цифровая печать.

Всегда и в изобилии — эмоции, фантазии, разнообразные идеи и впечатления: блестящие, пустые, как отслужившая разовая упаковка. Только выбросить непросто: это наш опыт. Накопленный опыт — действительно ценность? Опыт объединяет или разделяет нас?

О фестивале:

[Особенность этого фестиваля] Молниеносность. Ситуация поставила зрителей в вынужденное положение, если так можно выразиться. А именно: необходимо было в короткий срок мобилизоваться-сконцентрироваться и посмотреть эту объëмную фестивальную программу с большим количеством площадок. Для нашего «сонного» места такой «пробуждающий» арт-бросок был необходим и полезен. Хотя сами зрители, разрываемые желаниями и возможностями, жаловались на некоторую суматоху и нехватку времени.

Внятного и осмысленного разговора [о «новом настоящем», о проблемах современности] на наш взгляд не получилось. Довольно поверхностно и схематично. Но для этого места сейчас важнее, что вообще был предложен такой «разговор» и вели его другим, непривычным для большинства языком. Важно, что удалось вовлечь в этот разговор многих людей. Возможно, качество высказываний, и правда, было не так важно, как факт, что зрители получили этот иной, непривычный опыт. Хотя, конечно, важно всë.

Фестивальные кураторы, и мы не исключение, почти всë время находились на своих площадках. Например, на нашей площадке каждый день в реальном времени шëл многочасовой международный онлайн-перформанс, и присутствие кураторов было необходимо. В итоге физически мы смогли посмотреть мало других проектов, но старались следить за репортажами в интернете. Да, фестиваль выявил (сделал видимыми) определëнных художников. Очень надеемся, что это обстоятельство поспособствует консолидации или хотя бы более частым проявлениям друг к другу внимания, любопытства, доброжелательства. Не было общения и после фестиваля, чего-то типа общего обсуждения или подведения итогов.

В основном всë прекрасно и здорово! Но и другое тоже было: агрессивность… амбиции… непонимание разницы между кураторским проектом и просто выставкой… ограниченный опыт… Так что на кого и как подействовало — большой вопрос. На какую почву легло, то и проросло.

О проблемах:

Нам повезло, у нас на площадке особых проблем не было, а если и появлялись, то решались моментально благодаря профессиональной работе сотрудников Гëте-Института в Новосибирске. Курировал «Горящие туры по интимным местам» Михаил Казанцев (координатор культурных программ, Гëте-Институт), и очень нам помог в реализации онлайн-проекта арт-группы «Мицелий» Данила Савинок (Гëте-Институт), спасибо им большое! Слава им и блëстки!

Улучшить, на наш взгляд, можно было бы качество взаимодействия фестивальных площадок и СМИ.

Ещë, завершая такие значительные и масштабные мероприятия, необходимо подводить итоги. Это очень важная составляющая, нам кажется, которую упустили.

Марина Глебова («Горящие туры по интимным местам» и «Новая материальность»)

Я участвовала в двух кураторских программах, так что мои работы для фестиваля существуют в контексте представлений кураторов об этой теме [«новое настоящее»]. В случае проекта Германа Преображенского «Новая материальность» это была попытка увидеть в привычных предметах иные смыслы, иначе настроить восприятие реальности. У меня там были такие абстрактные штуки-коконы, я их пыталась сделать спонтанно, сама не знала, что в итоге получится, больше выращивала, чем шила.

В проекте Андрея и Елены Бертолло «Горящие туры по интимным местам» по названию всë ясно. У участников была возможность рассказать о самом сокровенном. Я сделала две фигуры наблюдателей, как бы смотрителей. И — ещë был мой проект «Из одного теста»: текстильные объекты, похожие на части тел, из тканевых перчаток и силиконовых.

Вообще меня волнует тема тревожности, страхов и разрушения. Наверное, пытаюсь всë починить, сшить, соединить расползающиеся кусочки.

О фестивале:

Отличный был фестиваль, формат со множеством отдельных площадок очень интересный. Много зрителей, общения, в принципе, было ощущение единства и праздника. Насчëт сплочëнности [художественного сообщества] не знаю, в Новосибирске с этим не очень. Хотя есть точки притяжения: Гаражка, например (имеются в виду гаражные выставки, которые организовывал Алексей Грищенко. — прим. авт.). Можно пообщаться, познакомиться. И вот эти небольшие объединения мне кажутся многообещающими. Возможно, специфика Новосибирска именно в текучем, нестабильном состоянии нашей, так сказать, художественной сцены. Что-то появляется, что-то уходит, нет объединяющего фактора, кроме личных контактов. Возможно, такой формат ежегодного фестиваля смог бы стать таким фактором. При этом в последнее время было ощущение движения, каких-то созидательных процессов, фестиваль это просто ярче выявил. Я страшно радуюсь, когда происходит что- то подобное: что люди работают, горят. На фесте это видно было: что людей много, что-то живëт и движется.

О проблемах:

Ну ругать организаторов — это святое! Я понимаю, что они огромную работу проделали и сделали очень крутой фестиваль. Но я с организаторами вообще никак не общалась. Только с кураторами [спецпроектов]. Хотя я подавала заявку, и она была одобрена. Но в итоге, как обычно, всë решалось путем личных контактов. В один проект я попросилась сама, в другой позвали. Зачем все эти заявки были, непонятно. Вообще эта практика закрытых мероприятий сильно уже поднадоела. Получается, если ты начинающий художник и никого не знаешь, то даже при подаче заявки шансов участвовать нет. Очередная закрытая система.

Герман Преображенский, куратор проекта «Новая материальность»

Можно сказать, что экспозиционной реализацией и последующей фестивальной судьбой своего проекта «Новая материальность» я полностью удовлетворен. Как мне кажется, нашей творческой группе — Митя Главанаков, Аксинья и Вероника Сарычевы, Анна Бакшаева, Ксения Телятникова и Марина Глебова — удалось своевременно продумать и подготовить проект, что позволило реализовать его во всех деталях. С Гëте-институтом очень легко работалось, и это при их сравнительно небольшой команде: им удавалось чëтко реагировать и думать вместе с нами. Само пространство было довольно удачным для этого проекта, по сути, это лофт: не слишком глянцевый, не слишком трешевый. Думаю, что разумно использовать это пространство и в дальнейшем как выставочное, учитывая его расположение и параметры (имеется в виду Арт-платформа на Коммунистической, 34. — прим. авт.).

О фестивале:

Фестиваль представляет собой интересное начинание. Задача фестиваля — создать непрерывную массовую арт-тусовку в центре города в течение 2-3 дней. Этому помешала погода. Стоит попробовать перенести фестиваль в 2020 году на последние выходные августа и подумать над тем, как лучше связать все площадки между собой. На этом фестивале явно не хватало медиации: гидов, связующих, сопровождающих как на каждой из площадок, так и между ними. Чтобы каждый из гостей представлял чëтко, где и что, как куда идти, возможно, следует сделать групповое перемещение по основным локациям.

Общий концепт фестиваля представляется мне несколько вымученным, он явно не отражает формулу низовой активности и не рефлексирует актуальный местный контекст. Новое настоящее в том виде, как было представлено, — неплохая тема для круглого стола, забегание в историю места. Но не более.

В целом, только проведя два-три фестиваля, можно будет оценить его успешность. Пока можно только фиксировать недочëты и устранять их в последующем. Способствовать расширению фестиваля на город, приглашать визитëров из других городов. Интерес есть.

Алек Борисов, «Угол карты» (выставка «Новая материальность»)

Глитч-артефакты сервиса Google Maps для фестиваля «48 часов Новосибирск» входят в состав серии «Угол карты», являющейся частью авторского исследования виртуальной картографии. С помощью техники быстрой фиксации (скриншот) автор улавливает кратковременные искажения визуального контента, глитчи, становящиеся объектами эстетического созерцания и отправной точкой теоретической рефлексии.

Серия «Угол карты» предлагает определëнный угол зрения на картографическое пространство, оптику «пятого угла», свойственную экстремальным ситуациям, выбрасывающим субъекта за кромки привычной системы координат. Коллапсирующая карта в стремительно возникающих прорехах виртуального ландшафта приоткрывает собственную изнанку, чреватую бесконечными вариациями знакомых мест. Подобную оптику демонстрируют сюжеты мифологических и сказочных путешествий, инициатических обрядов или психоделических трипов. Поэтому «Угол карты» можно интерпретировать как своего рода отчëт об особо проделанном путешествии, где визуальная фиксация сопровождается краткими описаниями, многие из которых созданы в синонимичной изображениям поэтике «глитч» (смещëныне, пропущеные или удвоенные бууквы, алогичны епробелы, герменевтические деформации).

О фестивале:

Поскольку я, к сожалению, на фестивале лично не присутствовал, все мои впечатления от него носили медиальный характер, то есть были опосредованы той информацией, которую транслировали его медиаплощадки: сайт, страницы в Фейсбуке, Вконтакте, Инстаграм. Документальная информация, поступающая с них, была весьма скудной, а то, что хоть как-то передавало актуальный процесс, было выложено постфактум.

Возможные следствия слабой медиапрезентации — непрозрачность, самозамкнутость и снижение интереса у художников-участников использовать фестивальные медиа в качестве коммуникативного инструмента.

Пожелания: делать онлайн-трансляции или хотя бы вести видеосъемки для последующих публикаций (особенно это важно для звуковых и перформативных проектов). Активно вовлекать художников в процесс наполнения своим контентом страниц фестиваля в соцсетях (предложить публикацию своих постов, фото, стримов и т.д.). Использовать форматы «интервью» и «артист-ток». Сделать на сайте хотя бы компактный архив-галерею с кратким описанием всех проектов и с именами участников. Больше внимания художникам, больше контента.

Анатолий Долженко, «Горелое» (выставка «Новая материальность»)

Моя серия «Горелое» была представлена на выставке «Новая материальность». Это объекты, найденные на месте пожара, в основном — плавленый пластик, поликарбонат, утеплитель. Звучит, возможно, банально, но это, наверное, и есть существенная часть нашего нового настоящего: горы пластика, горящие свалки, ненужные и сломанные вещи, которые теперь практически вечно будут с нами и вокруг нас. Вместе с тем не могу сказать, что я думал об этом, когда делал данную серию, собирал для неë объекты. Скорее они просто показались мне красивыми: плавные, текучие, органические очертания, в которых невозможно определить первоначальную промышленную форму. Мне хотелось поместить их в белое выставочное пространство, показать, что в их сломанности и непригодности есть своя красота.

Эта серия для меня выстраивается в одну цепочку с выставкой Аксиньи Сарычевой «Вещь» 2016 года с еë портретами розеток, удлинителей и бутыльков корректора. Для меня она была о том, что обычные вещи тоже заслуживают того, чтобы их нарисовали. Мои работы о том, что и после потери функции вещи имеют право быть видимыми. И это тоже новое настоящее: постантропоцентризм, смещение вектора внимания с человека на животных, вещи, технологии, выстраивание горизонтальных связей с ними.

Кроме того, я, кажется, испытываю какую-то неясную жалость к таким испорченным, утратившим свою функциональность предметам. «Мы в ответе — в ответе за тех, кого приручили», и за то, что мы сделали, мы тоже в ответе, во всех смыслах.

О фестивале:

К сожалению, не могу сказать ничего про фестиваль, потому что участвовал заочно, не было возможности приехать лично.

Сам факт проведения такого фестиваля меня очень радует, потому что он говорит о том, что в Новосибирске есть люди, заинтересованные в современном искусстве. Когда я жил в Томске, новосибирское пространство казалось достаточно разряженным в плане андеграундного и современного искусства, не особо насыщенным событиями. Хотя, возможно, дело в том, что я не знаком с тусовкой Новосибирска. В любом случае проведение такого фестиваля с большим количеством площадок и сотней участников говорит о положительной тенденции.

Ольга Посух (выставка «Грязные женщины»)

Наш проект «Грязные женщины» — это попытка озвучить все существующие сейчас, в нашем «новом настоящем», аспекты отношения общества к женщинам. Кто такие грязные женщины и где грань между общепринятой моралью и свободой? Многие темы всë ещë остаются табуированными и осуждаемыми. Мы — это семь художниц (Ира Коротаева, Настя Серëткина, Зося Леутина, Маша Мамонтова, Юля Левыкина, Надя Максина и я), каждая из которых выбирала вопросы, которые волновали именно еë. Мы показали печатную графику, инсталляции, интервью, серии фотографий, анимацию. В наших работах поднимаются темы телесности, шейминга, домашнего насилия, сексуальности, мастурбации и многие другие. Для нашего города всë это очень актуально. Это стало понятно, когда на организованный нами в рамках выставки открытый разговор на все эти темы пришло очень много людей. И все они были готовы и рады наконец-то вслух поделиться всем острым, личным и важным.

О фестивале:

В силу того, что мы были очень заняты собственным проектом, мне удалось посмотреть совсем немного других проектов фестиваля. Но меня впечатлило то, как много людей в эти 48 часов перетекали между локациями фестиваля. Значит, городу такие мероприятия интересны и нужны. О сплочëнности местной художественной сцены судить пока сложно. Мне всегда казалось, что это одна из главных проблем с искусством в Новосибирске: изолированность художников друг от друга, отсутствие сообщества. Хотелось бы надеяться, что фестиваль поспособствует зарождению такого сообщества, но для его поддержания одного такого события, конечно, недостаточно.

Опять же, поскольку посмотреть удалось далеко не всë, мне сложно судить о полноте и репрезентативности [фестиваля]. Но, судя по тому, что анонсировалось в интернете, были представлены довольно разнообразные проекты: и перформативные, и музыкальные. Это очень здорово. Долгое время художественная среда в Новосибирске казалась мне консервативной, элитарной и зацикленной на себе. На фестивале наконец-то удалось увидеть молодое, открытое и экспериментирующее искусство.

О проблемах:

Сначала я волновалась, что программа фестиваля всë никак не появлялась в Сети и что на фестиваль (и на нашу площадку) просто никто не придëт. Но в конце концов всë получилось очень хорошо, и поток людей был неожиданно плотным. Были небольшие коммуникационные проблемы, но все вопросы так или иначе разрешались. Очень благодарна организаторам за помощь с обеспечением охраны на нашей площадке, так как выбранная нами тема кроме благодарных зрителей (их было большинство) привлекла ещë и достаточно агрессивно настроенную публику. Но мы справились, обошлось без неприятностей.

Зося Леутина (выставка «Грязные женщины»)

Наш проект «Грязные женщины», по моему мнению, никакую тему нового настоящего не раскрывает, да и не собирался. Зато он здорово высветил тему ханжества в данном конкретном месте и сработал как маленькая социальная бомба, чему мы сами очень удивились, так как не ожидали такой степени закоснелости местного сообщества. Одновременно с этим случился и большой наплыв людей, которые были благодарны за освещение темы женщины, еë внешней и внутренней свободы быть собой, темы женской телесности и сексуальности… Лично я не ожидала такой реакции на эту вполне невинную и даже детскую, например, для Европы выставку, но, видимо для Новосибирска она была в самый раз. Именно общественная реакция сделала для меня этот проект более ценным, чем я думала о нëм, принимая в нëм участие. Поэтому я вполне удовлетворена и даже более и полагаю, что все участники этой выставки — тоже. В конце концов именно реакция публики на высказывание делает в современном мире это высказывание ценным.

О фестивале:

Особенности этого фестиваля? Вторичность выставочных проектов, но это понятно, да и не так страшно, для Новосибирска это всë равно новьë. Большие деньги, вложенные в рекламу, необычные для региона и провинции, и, соответственно, ощутимый поток публики. Что ещë? Прости, Петя (имеется в виду Пëтр Жеребцов, куратор фестиваля. — прим. авт.), но плохая организация работы с заявками и нулевая реакция на попытку подавшихся на участие коммуницировать по поводу своей заявки с организаторами и кураторами. Раскол в художественном сообществе по поводу отношения к событию, вызванный даже не содержанием, а какой-то завистью к нему самому по масштабности и финансовому сопровождению. Причина — нищета новосибирских арт-деятелей, отсутствие ресурса и, соответственно, понимание, что раз дали другому, то тебе не хватит. В общем, такие фиксации. На самом деле звучит не очень оптимистично, но событие было весьма неплохим, невзирая на косяки, особенно тем, что его реально посетило много людей не из своего круга, не друзей художников, как свойственно Новосибирску, а просто абстрактных зрителей, причем молодых.

Особого вектора [у фестиваля] я не заметила. Заметила только, что предпочтение отдавалось готовым коллаборациям и проектам, которые шли на готовые площадки, а не отдельным художникам (это из местных, Гëте-институт со своими [немецкими художниками] сам разобрался). Почему? Моя версия — готовый проект проще курировать и показывать, чем собирать цельную выставку из разрозненных высказываний. Ощущение, что по-настоящему работал на тему только [Герман] Преображенский с его «Новой материальностью». Он ещë и работал с индивидуальными высказываниями разных художников. Остальные просто сделали в том формате, в котором и так делают. И как раз потому, что в фесте участвовали готовые группы и коллаборации и не было практически групповых проектов, которые образовались бы во время или благодаря фестивалю, [фестиваль не способствовал сплочëнности художников]. Необходимость присутствовать на своей площадке тоже не добавляла к общению внутри сообщества. Не получилось даже увидеть все проекты, выставки и события. Так что это скорее манифест вовне про то, что мы есть, чем возможность укрепить связи внутри.

О проблемах:

Один толстый минус — организация. Как бы уважительно и нежно я ни относилась к личностям основных организаторов с российской стороны, но их усилий явно было мало и они очевидно не справлялись с самого начала и до конца. Нельзя сказать, что организаторы не старались, просто их сил не хватило для организации такого масштабного проекта. Хорошо, что это не сильно повлияло на внешнюю часть феста, а в основном коснулось внутренней. Хотя табличек с именами и названиями и описаниями проектов мне ощутимо не хватало в основной экспозиции (это из внешнего, что было видно всем). Я посетила основную экспозицию после закрытия фестиваля, так как она собиралась висеть ещë месяц. Аврал закончился, таблички не появились, зато исчезли экспонаты, выставка стала похожей на разворованный дом. Проекторы не работают, где-то лежат провода, раньше подключëнные к чему-то, зияют пустые углы, где были увезëнные проекты. По-хорошему надо бы было это перекомпоновать, если планировалась дальнейшая экспозиция.

Но, несмотря на все эти сложности, фестиваль всё-таки состоялся и был весьма успешен в реализации своих целей.

Полина Кардымон (проект / я н и г д е /)

Мы с куратором нашего проекта Женей Лемешонком и sound-art группой presidiomodelo довольны нашим проектом, потому что всë время на протяжении подготовки мы не могли оценить объëм полугодовой работы, не могли все комнаты собрать в одну кучу в голове, а как только распахнули двери, мы выдохнули, потому что всë случилось, собралось. Мы занимались иммерсивной выставкой / я н и г д е / в арт-пространстве «Мастерская Крикливого и Панькова», в проекте участвовало 17 художников, и каждый из них взял себе по комнате или пространству и выразил своë понимание тесноты.

О фестивале:

Было приятно видеть художников, не особо популярных в городе (в массовом контексте), так как это по большей части закрытые художественные комьюнити, которые делают работы либо для себя, либо для небольшого круга зрителей. И поэтому именно их в первую очередь было очень радостно видеть на фестивале, в котором был большой поток людей разного возраста и художественной насмотренности. Благодаря им можно было понять, есть ли у художников Новосибирска своя собственная позиция для авторского высказывания.

(И. С.: Получилось ли сделать художников Новосибирска видимыми?) Я думаю, что и да и нет. Да — потому что их действительно увидело большое количество людей. Нет — потому что это никуда дальше сторис в Instagram не продвинулось. Я считаю, что люди, которые пришли на фестиваль, сформировали публику именно фестиваля «48 часов», а не публику тех или иных художников, в силу тех или иных причин.

Но фестиваль открыл интересную аудиторию. Я как куратор выставки присутствовала на всех трëх днях, и 90% этих красивых молодых людей не видела нигде: ни на выставках, ни в театре, ни в барах. Совершенно непонятно, откуда они взялись, но очень не хочется их терять. Если они в таком количестве нагрянули, значит, запрос есть.

Алеся Баламутина (проект / я н и г д е /)

Проект, с которым я изначально подавалась на фестиваль, был о развитии технологий и о невозможности скрыть свою личность. Проект, который я в итоге сделала, был о тесноте. Каждому художнику выдавалась комната, которую он должен был преобразовать в арт-объект. Я выбрала тему клаустрофобии (боязнь закрытого пространства, боязнь рамок). В этой инсталляции я попыталась передать свои чувства и эмоции, испытываемые во время приступа. Чувство тревоги из–за того, что всë может закрыться и схлопнуться в один момент. Думаю, многие люди в РФ испытывают подобные ощущения.

О фестивале:

От мероприятия у меня остались положительные эмоции. Были заминки с организацией, но они есть всегда, когда делаешь что-то чуть больше выставки в кафе. Я была приятно удивлена уровнем художников в современном искусстве. Если живëшь в провинциальном городе, в котором подобные мероприятия случаются раз в пятилетку, кажется, будто бы о совриске и не слышал никто. И что всë на каком-то дошкольном уровне. Но я рада, что заблуждалась. И рада, что все плюс-минус смотрят в одном направлении. Этот фестиваль хотя бы показал, что у нас есть современное искусство. Основная проблема, которая существует в Новосибирске, как и в любом провинциальном городе, — у нас нет достаточного количества мероприятий, чтобы представить всю существующую сцену. Надеюсь, что это мероприятие станет толчком. На мой взгляд, лет 8 назад культурная жизнь была гораздо насыщеннее.

О проблемах:

Хотелось бы улучшить в фестивале обратную связь. Я прекрасно понимаю, что организовать такое мероприятие достаточно сложно, но хотелось бы более внимательного отношения. Думаю, что мой случай единичный, что у меня есть конкретное недовольство. По крайней мере, надеюсь на это. (И. С.: А в ЦК19 вы в итоге выставлялись? В программе вы указаны как участница основного проекта…) Собственно, это та заминка, которая мне и не понравилась. И объяснения которой мне так и не дали.

Послесловие

В завершение этого материала я хотела бы взять на себя смелость попытаться сформулировать определенные выводы относительно фестиваля «48 часов Новосибирск» и добавить свои размышления. Как мы видим из ответов участников, фестиваль действительно смог продемонстрировать и широкой публике, и самому местному художественному сообществу, что в городе работает достаточно большое количество современных художников, лишëнных тем не менее возможности регулярно выставляться. С другой стороны, фестиваль также показал, что есть интерес со стороны публики, что она готова такое искусство воспринимать, и при наличии институциональной поддержки местное искусство не будет ни маргинальным, ни невостребованным.

Тем не менее если говорить о проблемах фестиваля, то, кажется, их было больше, чем можно было бы ожидать, даже принимая во внимание и масштаб события, и малочисленность команды.

Закрытость системы. Если считать основной проблемой современного искусства в Новосибирске его недостаточную видимость, то можно предположить, что она является в том числе следствием отсутствия площадок для его демонстрации. Несмотря на это, система опен-колла отдавала предпочтение тем, у кого площадка уже есть, предоставляя всем остальным лишь шанс попасть в основную программу в ЦК19 (очень малый, т. к. основной проект включал всего около 15 российских художников). Основную же часть фестиваля составили кураторские спецпроекты, куда кураторы самостоятельно собирали художников по приглашению без открытого опен-колла (за редким исключением). Как следствие, отдельные художники имели мало шансов попасть на фестиваль и мало шансов присоединиться к незнакомому для себя сообществу. Фестиваль воспроизводил уже существующие связи и представлял уже готовые проекты, а не способствовал созданию нового и установлению новых связей. Это не является однозначно плохим решением, но в такой ситуации вся процедура с подачей заявок оказалась несколько излишней и запутывающей. К тому же художники были поставлены в странную ситуацию необходимости делать два проекта: один — в надежде на участие в основной программе (и значительную часть этих проектов мы так и не увидели), второй — для кураторского проекта (в случае если тебя пригласил кто-то из знакомых кураторов или художников). Сделать фестиваль более открытым и более способствующим установлению новых связей можно было бы, например, сделав доступными результаты опен-колла всем кураторам, чтобы выбирать авторов и их работы мог не только куратор основного проекта. Либо организовать возможность подачи заявок не только в основной, но и в спецпроекты, разделив опен-колл для коллективных и кураторских проектов и опен-колл для отдельных художников. В существующем виде фестиваль нельзя назвать в полной мере децентрализованным, как было заявлено.

Площадки, а не люди. Вторым следствием такой структуры фестиваля было то, что во время его работы мы очень мало узнали о самих художниках и их работах. Доходило до того, что фестиваль публиковал неверные списки участников. Скорее всего, такое строение фестиваля — с акцентом на группы и проекты — досталось нам в наследство от берлинского предшественника без учëта местных реалий. Ведь нельзя сказать, что фестиваль действительно представлял низовую художественную жизнь Новосибирска: большая часть локаций фестиваля не функционировала ранее в качестве мест экспонирования современного искусства, и дальнейшая их судьба остается неизвестной. Из–за того, что эти площадки были превращены в галереи лишь на время фестиваля (из всех художественных институций участвовали только ЦК19 и «АртЕль»), в большинстве случаев там отсутствовал персонал, и роль смотрителей и экскурсоводов пришлось исполнять самим художникам. Так художники практически лишились возможности познакомиться с работами своих коллег и пообщаться друг с другом.

Видимость. Идея «сделать искусство видимым» хорошо звучит в качестве маркетингового слогана, но плохо работает в качестве цели, так как это намерение слишком размыто. Что значит «сделать видимым»? Как определить, получилось это или нет? В итоге, как справедливо отмечают респонденты, на самом абстрактном уровне — да, публика фестиваля увидела, что современное искусство в городе есть. При этом не будем забывать, что выставок современного искусства (за исключением самоорганизованных) в городе не было уже давно, и поэтому неудивительно, что проектов и работ, которые можно было бы показать, за это время накопилось более чем достаточно. Но одно дело сделать крупное событие раз в пять лет, и совсем другое — регулярно показывать современное искусство и, например, делать по одной качественной выставке раз в месяц. Для ЦК19 этот фестиваль может стать возможностью для дальнейшей работы с местным искусством, но оценить, будет ли такая работа проделана, мы сможем лишь по прошествии времени. И только тогда можно будет действительно говорить о «видимости» совриска в Новосибирске.

Однако если говорить об этом конкретном фестивале, то отсутствие имëн художников и экспликаций в основном проекте в ЦК19, отсутствие печатного каталога после завершения фестиваля, отсутствие интервью с авторами, отсутствие медиаторов и дискуссий — всë это скорее говорит в пользу того, что фокус внимания был смещëн на сам фестиваль и его видимость в первую очередь, организаторам скорее хотелось сделать большое событие, чем вдумчиво рассказать городу об искусстве, которое здесь создаëтся.

Коммуникация. Но самой большой проблемой фестиваля, судя по всему, стала коммуникация его организаторов в лице ЦК19 и художников. Мало того, что часть подавших заявки так и не получила никакого ответа от куратора (в том числе как минимум два человека, чьи заявки были одобрены), многие из тех, кто в итоге участвовал в фестивале, остались недовольны невнимательным отношением со стороны организаторов, срывом договоренностей и отсутствием кураторской работы с отдельными участниками (впрочем, такое отношение отчасти сглаживалось работой сотрудников Гëте-института в Новосибирске, о которой все отзываются исключительно положительно). К этому же ряду проблем с коммуникацией следует отнести и отсутствие какого-либо подведения итогов и открытого обсуждения прошедшего фестиваля с художественным сообществом.

Остаëтся только надеяться, что, если фестиваль «48 часов Новосибирск» станет регулярным событием, как об этом заявила глава Департамента культуры, спорта и молодëжной политики мэрии Новосибирска и вице-мэр Анна Терешкова, его организаторы учтут обратную связь от художников и следующий фестиваль будет, возможно, менее масштабным, но более качественным, продуманным, с более внимательным отношением к людям.

Ирка Солза