Дети плясали в огне — маленькие сияющие дети.

Они прыгали, смеялись, мечтая подскочить еще выше. Их измерение было теплым и радостным. Они хотели прикоснуться к рукам, тянущимся к ним, ответить на рукопожатие, но сморщенные угрюмые существа успевали отдергивать свои конечности раньше, чем дети запрыгивали на кожу или волосы. Существа тянулись к детям и пытались взять их на руки, дети тянулись к существам, но, в последнюю минуту, почему-то ничего не получалось. Они сидели вокруг костра — сморщеные, покрытые сьежившейся, тускло зеленой кожей. Глаза их были полуприкрыты. Они никогда не улыбались и не разговаривали. Улыбаться они не умели, а разговаривать было не нужно. Каждый знал ровно столько же, сколько знали остальные. Всего их было шесть.

Вокруг этого костра всегда было шестеро. Один из них мог иногда отойти, но пятеро должны были оставаться рядом с костром. Они поддерживали огонь взглядом своих неподвижных глаз и теплом своих тел. Раз в шесть дней приходил седьмой. Тогда они смотрели на огонь и видели то, что видел он — дымных лиловых фей с тонкими пальцами, прозрачные оранжевые дворцы, огненные круглые озера, извивающиеся алые цветы с синеватой серединкой и смешной сияющий народец, обитающий среди язычков пламени, которое и не пламя вовсе, а цветы, реки, горы и водопады. Они смотрели глазами седьмого и видели жизнь, резвящуюся за тончайшей пламенной стеной. Потом седьмой вставал и уходил. Возможно, к следующему костру. Дети ничего этого не знали и не различали лиц и фигур — они видели лишь руки, тянущиеся к их огненным деревьям и скалам. Руки эти представлялись им большими небесными змеями, появляющимися в небе время от времени. Сначала возникала тень, потом, в небе показывались очертания руки, иногда, на миг, появлялась рука и тут же вырывалась из пламени. Ходили легенды о проворных, успевших забраться на руку-змею, пробежаться по ее холодной шкуре и спрыгнуть потом обратно вниз. Жизнь огненных детей была танцем и движением. Жизнь существ — неподвижностью и ожиданием. Дети не знали зачем они танцуют, существа не знали чего они ждут. Однажды седьмой не пришел. Его ждали долго и смотрели в огонь, призывая. Седьмой просто умер от старости, но существа не знали старости и не ведали, что седьмой был человеком, жившим в лесу. Он жил в этом лесу много лет и раз в неделю обходил ведьмины круги. Зачем он это делал — он не знал. Так делал его отец — тоже колдун, так делал его дед — тоже живший одиноко в лесу. Последнему колдуну некому было передать этот ритуал. Да и смысла он в нем особого не видел. Отец верил, что колдун, входящий каждую неделю в ведьминские круги, в середине которых можно увидеть маленький огонек, получает силы и знание от огненных фей, живущих в пляшущей искре. Седьмой этих фей не видел, хотя и слышал иногда тихий смех и шелест внутри круга и еще чувствовал рядом, в круге, чье-то присутствие, каких-то существ, их тяжелый взгляд и холодное тяжелое ощущение. Ему чудилось, что существ шесть. В каждом круге было одно и то же. Он сидел внутри каждого круга, как его учили, на одном месте, неподвижно, смотрел не мигая в середину, пока не появлялся грезящийся ведьминский огонек, разгорающийся все сильней и сильней. Его тело наполнялось теплом и руки тяжелели. Потом он закрывал глаза и за закрытыми веками плясали искорки и складывались из них витиеватые узоры, как-будто кто-то выводил затейливые неизвестные буквы, смеялся и буквы плясали и смеялись и смысл происходящего был неуловим никогда и никем. Потом он открывал глаза, пятясь выходил из круга и шел к следующему. Всего кругов было семь. Это он проделывал каждую неделю. Пока не умер от старости. Существа долго ждали. Потом они начали вглядываться в костер сами, но ничего не увидели. Одному из них пришла в голову мысль, которую тут же почувствовали остальные — он подумал, что огненный народец умер и потому седьмой больше не придет. Существа, сидевшие по кругу, встали и медленно разбрелись по лесу. Трава распрямилась и ведьмин круг исчез. Огоньки гасли. Огненные дети почувствовали непонятную слабость и перестали плясать.