В современном постсоветском обществе усиливается тенденция к противостоянию по различным социальным признакам, в том числе приверженности к определенной религиозной идентичности. Одним из выражений этого противостояния является редакция 2013 года статьи 148 УК РФ «Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий», ужесточившая наказания за воспрепятствование религиозной деятельности и добавившая ответственность за публичные действия, оскорбляющие чувства верующих.

В то же время в европейских странах и вообще за рубежом часто встречается совершенно противоположная точка зрения; к примеру, 11 августа 1970 г. в интервью газете «Ла Круа» Папа Павел VI заявил:

«Народы иудаизма и ислама и христиане… эти три разновидности идентичного монотеизма говорят наиболее достоверными и древними и при этом самыми смелыми и уверенными голосами. <…> Почему бы упоминанию о том же Боге, том же Отце, без предубеждений в богословских дискуссиях, не привести нас однажды к открытию столь же очевидному, как и трудному — что мы все сыновья одного Отца и что все мы, следовательно, — братья?»

Такое достаточно смелое с его позиции заявление имеет под собой более чем веские основания. Так, преемственность веры является одной из главных идей Ислама. «Скажите: «Веруем мы в Аллаха и в то, что ниспослано было Аврааму, Исмаилу, Исааку, Якову и потомкам их, в то, что даровано было Моисею и Иисусу и что даровано было пророкам Господом их. Не проводим мы никакого различия между ними и предаемся Ему» (Коран 2:136). По мнению некоторых индуистов, Иисус был аватарой — воплощенным в земном существе божеством. Однако другие считают Христа садху — святым, йогином и наставником, и подчеркивают сходство между учением Кришны и Иисуса.

Все эти межконфессиональные тенденции находят отражение в догматах более современных мировых религий. К примеру, основные принципы бахаизма — ответвления ислама, возникшего в середине 19 века на Ближнем Востоке, — включают в себя избавление от всех форм предрассудков, полное равноправие мужчин и женщин, признание общего истока и глубинного единства всех великих религий мира, а также признание веры непротиворечащей разуму. Оомото-кё, ответвление синтоизма — или самостоятельная религия, по уверению её последователей, ведёт активную парламентёрскую деятельность по межконфессиональному диалогу; главный слоган оомото — «Один Бог, единый мир, общий язык общения» (под которым понимается искусственный язык эсперанто).

Этот поток синтетической религиозной мысли нашёл отражение и в культуре, поскольку язык культуры очень часто является языком религии тоже (но прорелигиозными произведениями, разумеется, не ограничивается).

В частности, мы можем проследить соответствующие тенденции в творчестве известнейшего британского композитора современности Э. Ллойда-Уэббера. Он неоднократно обращался к религиозной тематике в своих произведениях, как напрямую («Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов», «Иисус Христос — суперзвезда», «Реквием», «Свистни по ветру», ненаписанный «Мастер и Маргарита»), так и косвенно («Эвита», «Кошки», «Прекрасная игра»).

В сценической кантате «Иосиф…» Ллойд-Уэббер обращается к библейскому сюжету об Иосифе и его братьях. «Реквием» во многом следует традициям классического жанра, заявленного в названии (как минимум написан на канонический латинский текст), и посвящен смерти отца. Главный герой «Свистни по ветру» по сюжету был принят за Иисуса и оказался в ситуации выбора между своей человеческой сущностью и ответственностью перед поверившими в него. Аналогичная ситуация обыгрывается сюжетом оперы «Иисус Христос — суперзвезда». Помимо самой ситуации, эти два произведения объединяет лейтмотив идентификации «мессии» как в глазах общества, так и в глазах самого персонажа — и в этом смысле к ним примыкает «Эвита».

Также в религиозном ключе можно рассматривать идею перерождения в опере-балете «Кошки»; не говоря уже о том, что кошки сами по себе в совершенно разные исторические эпохи были объектом поклонения, а в 20 веке обожествление кошек выходит на новый уровень. Самого Уэббера любовь к кошкам сопровождала всю жизнь; биографы часто упоминают его котов Сергея Сергеевича и Дмитрия Дмитриевича.

Что же касается «Прекрасной игры», то в этом произведении одной из сюжетных основ является североирландский этнополитический конфликт The Troubles («Смута»), включавший в себя и религиозную подоплеку — по сути, конфликт сводился к противостоянию католиков и протестантов.

Как можно заметить, религиозная тематика раскрывается неоднократно и разнообразно, но авторский вывод в отношении решения конфликта в основном один и тот же — стремление к единству и всеобщему счастью. В том числе поэтому в постановках произведений Уэббера часто задействованы интернациональные труппы.

Идея интернационализма в религиозности обобщена в большей части музыкального материала «Реквиема», который строится на жанровой основе католического богослужения и включает в себя интонационные заимствования из протестантских хоралов, африканских исполнительских традиций, преломлённых в спиричуэлах, таких как ярко выраженная полиритмия, особая экстатичность.

Другие традиции спиричуэла, к примеру, коллективная импровизация и вообще коллективная молитва с разделением функций проповедника и прихожан и респонсорным диалогом между ними, вводятся в самый известный номер из «Иисуса…» — Superstar. А тенденцию объединения музыкального материала разных народов в одном религиозном произведении развивает Карл Дженкинс в своем «Реквиеме» (2005).

Наиболее показательно тема единства религий раскрыта в одном из самых популярных произведений Ллойда-Уэббера — опере «Иисус Христос — суперзвезда».

Эта опера является знаковой: она принесла авторам (композитору и либреттисту) всемирную известность, но также вызвала наиболее широкий общественный резонанс в связи со своеобразностью трактовки евангельского сюжета. Мнения были и остаются диаметрально противоположными — от фанатично-восторженных до радикально осуждающих, причём нападки исходили от представителей различных конфессий. Её запрещали как ввиду обнаруженной неравнодушными религиозной пропаганды, так и ввиду также выявленной антирелигиозной. Деятели Церкви указывали, в том числе, на неканоническую трактовку образа Иисуса Христа как сомневающегося, слабого, скорее человека, чем бога, обуреваемого чисто человеческими душевными муками. (В том же ключе в 1988 году образ Иисуса трактовал Мартин Скорсезе в кинокартине «Последнее искушение Христа», за что также был раскритикован.) Наиболее показательно эта сторона образа Иисуса воплощена в знаменитой арии, где даже образ бога-отца предстает в виде, сниженном до уровня жестокого садиста, мучителя и палача.

На самом деле «Иисус Христос — суперзвезда» не совсем о конкретной религии и о конкретном религиозном деятеле — она о том, насколько быстро толпа превозносит своих кумиров, и том, что толпа так же быстро их убивает. То есть о поклонении в самом широком смысле — неслучайно в название вынесено определение популярных персон массовой культуры, кем Иисус, несомненно, являлся и является. Эве Перон, прототипу главной героини «Эвиты», в данном контексте повезло немного больше — в известном смысле: она просто не дожила до своего публичного порицания, которое осталось уделом только просвещённых кругов.

Почему мы вообще проводим эту параллель? Тим Райс в своём интервью «Гардиан» в сентябре 2014 года говорит, что считал «Эвиту» идеальным продолжением «Иисус Христос — суперзвезда». Эта героиня также была кумиром своей нации — и по странному стечению обстоятельств умерла также в 33 года. Эва Перон, как и Иисус Христос, — скорее полумифический персонаж, мифологема, окружённая загадками и легендами. Эвита как персонаж проходит сходный путь с другим персонажем Уэббера — Марией Магдалиной из всё того же «Иисуса…», и путь этот — путь от блудницы до святой и воплощения идеалов; полное имя Эвы, к слову — Мария Эва.

Сходство опер не ограничивается сходством главных героев: в жанровой трактовке обеих есть черты пассиона (применительно к Иисусу и Эве), что предполагает наличие евангелиста — рассказчика, которыми являются соответственно Иуда и Че Гевара. «Евангелисты» в определённой степени представляют собой альтер-эго главных героев. Раскрытию отношений между ними посвящено достаточно сценического времени.

Не только главные герои этих двух опер являются мифологемами: и Че, и Иуда — также знаковые фигуры. Так, мотивы предательства Иуды уже две тысячи лет являются предметом споров, начиная с расхождения у основных евангелистов и заканчивая версиями двадцатого столетия, среди которых довольно популярными являются самопожертвование и выполнение воли Иисуса — а Х.Л. Борхес в рассказе «Три версии предательства Иуды» вообще выдвигает версию воплощения в Иуде Бога-Отца.

В любом случае, в этих версиях есть нечто общее: Иуда рассматривается не как агрессор, а как жертва и идёт на предательство не из ненависти к Иисусу, а из любви к нему. В опере образ Иуды трактован в этом же ключе; в некоторых постановках параллели между самопожертвованием Иуды и Иисуса проводятся достаточно открыто. Иуда страдает едва ли не более самого Иисуса (и символом страдания становится образ лестницы, трактованной в символическом плане, как лестница Иакова, и чаще всего отраженной в сценографии), и в этом отношении вектор жанра смещается от пассиона к антипассиону.

Антипассионом, впрочем, можно назвать и «Эвиту», поскольку сам Ллойд-Уэббер считал, что Эва Перон — «самый неприятный персонаж из всех, о ком я когда-либо писал». Эва действительно является неоднозначной фигурой — на экране мы видим и её внебрачное происхождение, и похождения юности, осуждаемые её противниками и также заложенные в либретто, — но в итоге она получает титул «Духовного лидера нации», почти становится вице-президентом Аргентины и известна не иначе как «Санта Эвита».

В итоге перед нами предстают совершенно не-святые герои — но они живые и настоящие, им легко сопереживать, они становятся нам близкими и потому вера в них уже не настолько слепа, насколько могла быть раньше: она осознанна и прочувствованна; в связи с чем религиозная тематика в творчестве Уэббера «спускается в народ» и с ним и остаётся.

(Хотелось бы поблагодарить за прекрасную совместную работу мою научную руководительницу — Тамарову И. В.)