Царь страны Пан Пан оказался ревностным буддистом и, узнав о намерении принца попасть в Индию, был тронут и снарядил судно для принца и его спутников. Это был корабль арабского типа, паруса на котором поднимались при помощи колеса. В старинном порту Такола на западном берегу Малайского полуострова, упомянутом в «Географии» Птолемея, написанной во втором веке до н. э., принц, провожаемый многочисленными царскими прислужниками, сел на корабль, который взял курс на Бенгальский залив. При попутном ветре им не потребовалось бы много времени, чтобы достичь устья Ганга. В том же районе находился порт Тамралипта, обозначенный еще на карте Птолемея. Когда в начале пятого века монах Фасянь возвращался из Индии, то он сел на торговый корабль в Тамралипте. В конце седьмого века в этом же порту побывал и монах Ицзинь, направлявшийся с острова Суматра на корабле в Бенгальский залив. Однако почему-то принцу не удалось последовать этой дорогой. Корабль не смог пойти по привычному маршруту и вместо Тамралипты оказался в каком-то неожиданном месте. Через несколько дней после отплытия из Таколы, когда по левому борту находились Андаманские острова, вдруг подул сильный западный ветер, и судно в мгновение ока оказалось выброшено в каком-то непонятном, покрытом густым лесом месте. К счастью, корабль не потонул, хоть и лишился мачт и руля.

 — Вот и опять мы пристали к какому-то берегу… Никак нам не удается идти по маршруту. Неужели нам так и придется бесконечно кочевать по южным странам, а Индию не увижу? Эх…

Но принц уже свыкся с тяготами путешествия и, не показывая своей слабости, вслух только посмеивался:

 — Ну-ка, где мы теперь оказались? Тут растут густые деревья, значит наверняка частые дожди.

Энкаку осмотрелся:

 — Это всего лишь догадка, но мне кажется, что мы в царстве Пью. Впрочем, недавно на него напали северные варвары из Наньчжао, и на этих землях было создано варварское государство Паган, поэтому, кажется, Пью — не самое подходящее для него название.

Замирая от страха, принц со спутниками вошли в густой лес и сразу же оказались среди прозрачной синевы бесчисленных тянущихся к небу бамбуковых стеблей — картина эта захватила их дух. Это был чудесный пейзаж. Самые разнообразные бамбуки, некоторые — со стволами в три десятка сантиметров толщиной, росли вертикально среди этой синевы. Роща в Сагано казалась лишь бледной копией этой. Принц, едва сдерживая себя, произнес:

 — Какая восхитительная роща! Я и не думал, что в южных странах растет такой толстый бамбук. Энкаку, ты тоже?

Энкаку, удивленно моргнув, ответил:

 — Все так, как вы и сказали, ваше высочество. Однако в четвертом томе “Хроник Хуаянь” написано про бамбук из Юньнани под названием Пу, у которого расстояние между коленами составляет целый дзё, поэтому должен существовать и настолько большой бамбук. Очень может быть, что мы не так далеко от Юньнани.

Антэн, который слышал разговор принца и Энкаку, но не вслушивался в него, вместе с Акимару копал побеги бамбука. Поначалу они и не заметили, что маленькие побеги в этой роще по нескольку вылезали из земли, а их кончики стремились вверх. Путешественники, уже уставшие от бесконечных морских водорослей, сглотнули слюну и принялись вытягивать их из грязи. Наконец-то они могли наесться. За шкуркой бамбука уже виделось мягкое белое содержимое.

В этот миг за спинами принца и спутников зазвенел колокольчик. К ним подошел странный мужчина. У него была покрытая шерстью собачья голова и абсолютно голое человеческое тело — он стоял на двух ногах. Его уши торчком подрагивали, будто он к чему-то прислушивался, а на носу росли длинные усы. Поначалу его приняли за человека. Принц и его спутники взглянули на него с ужасом, но мужчина заговорил человеческим голосом:

 — Для чего вы копаете молодой бамбук?

Удивительно, но этот человек с головой собаки говорил на прекрасном китайском. Антэн честно ответил:

 — Мы копаем бамбук, чтобы его есть. Но мы не мать Мэн Цзуна, нам хватит и молодых побегов.

Мужчина расхохотался:

 — Люди ведь не лесные панды, чтобы есть бамбук!

Он затрясся от смеха, и прицепленный к телу колокольчик опять зазвенел. Приглядевшись к нижней, покрытой волосами половине тела мужчины, спутники заметили, что колокольчик был привязан к его члену. Каждый раз, когда мужчина смеялся, колокольчик звенел.

Нетерпеливый Антэн, смотря на все еще смеющегося мужчину, разозлился и, подойдя к нему, заговорил:

 — А ну хватит! Лучше скажи, где мы сейчас? Мужчина удивился:

 — Где?

 — Да. Как называется эта страна? Неужели это страна собак? Ну, отвечай же!

Мужчина с серьезным видом ответил:

 — Это просто. Страна называется Аракан и тянется вдоль берега Бенгальского залива. Она окружена горами с севера и юга. За ними лежат государства Пью и Наньчжао, которые воюют между собой, но эта война сюда не доходит. Целых пятьсот лет назад король Чандра основал эту страну, которая никогда не была частью ни Наньчжао, ни Пью, и до сих пор гордится этим. К слову, имена последующих королей Аракана заканчивались на -чандра. Из–за гор этот регион не мог не стать изолированным с суши. Взамен здесь стало развиваться морское дело, и тут часто останавливаются корабли и с запада, и с востока. Бывают и торговцы из стран Даши и Босы.

 — А есть ли какие-то местные редкости, которые покупают иностранные торговцы?

 — Нет, в самом Аракане ничего такого нет, но если подняться вверх по реке Иравади, которая течет в горах, то можно попасть в Юньнань, которую также зовут “другим миром”. С давних времен торговцы, которые хотели торговать с Юньнань, протоптали туда дорогу на быках и лошадях и вывозили по ней разные редкости в Аракан.

 — Что за редкости?

 — Прежде всего, мускус. Из специй — лавровый лист. Там есть нефрит. И янтарь. Для жадных до редкостей иностранных торговцев и этого хватает. Впрочем, к нам, араканцам, эти купцы, которые набивают свои корабли сокровищами, чтобы вывезти их куда подальше, никакого отношения не имеют.

Колокольчик опять зазвенел, потому что мужчина засмеялся, и его плечи задрожали. Антэн не смог сдержать любопытства и показал пальцем на колокольчик:

 — К слову, хочу задать тебе неожиданный вопрос, но почему у тебя между ног висит колокольчик? Тебя удивляет, что люди едят бамбук, но, без шуток, разве этот колокольчик не страннее?

После этих слов Антэна мужчина внезапно погрустнел и сказал, смотря вниз:

 — А, это. Это не я сам захотел повесить, а указ правительства Аракана. Все мужчины, которым не повезло родиться с собачьими головами, должны всю жизнь носить колокольчик.

 — Но зачем?

Мужчина грустнел все больше и больше:

 — Этому есть причина. Более ста лет назад, когда страной правил один из королей с именем на -чандра, люди вдруг стали вести себя очень распущенно. Женщины начали часто сношаться с собаками. Даже среди аристократок это считалось достойным способом времяпрепровождения. В результате стали рождаться мальчики с собачьими головами. Дошло до того, что одна пятая населения Аракана имела собачьи головы. Такое падение нравов не могло не огорчить короля, и, чтобы люди с собачьими головами перестали плодиться, он сначала собирался перебить всех собак, которыми могли бы воспользоваться женщины. Но если бы он убил только собак, то люди с песьими головами продолжили бы жить и размножаться, и не было бы никакой гарантии того, что и в будущем не появилось бы еще больше псоглавцев. Вероятность этого была очень велика. Поэтому на нас надевают пояс целомудрия, чтобы мы не могли размножаться. То есть этот колокольчик. С тех пор человек с собачьей головой, на члене которого закреплен колокольчик, не может до самой смерти сойтись с женщиной и не может завести детей. Вот так вот мы, ни в чем не повинные люди, из–за указа короля оказались несчастными. Так мы отвечаем за грехи наших матерей.

 — Вот оно что.

 — К стыду своему, очень хочется скрыть это все, но не получится. Слухи уже распространились по всему миру. Аракан уже снискал себе дурную славу страны собак. Это мнение уже устоялось, и мы ничего не можем с ним поделать.

 — Однако в будущем никто не будет об этом помнить. Не стоит же так сильно расстраиваться. — Антэн попытался утешить мужчину, но тот прищурился в ответ:

 — Нет, это будут помнить прекрасно. Уж извините, но у нас, псоглавцев, есть особое чувство, и будущее у нас прямо перед глазами. Где-то лет через четыреста, судя по всему, путешественники-европейцы Марко Поло, Одорико, Карпини, Хетум, а также араб Ибн Хальдун посетят Аракан или окрестности, на кораблях или лошадях, а вернувшись домой станут рассказывать у себя сплетни о людях с песьими головами. Примерно в это же время в Англии некий Мандевиль, который ни разу из Европы не выезжал, будет врать о нас что ни попадя, но и этого будет достаточно. И место они тоже переврут, так, что Аракан окажется то на Андаманских, то на Никобарских островах. Этим все и закончится. Только при мысли о подобной безответственности сразу нехорошо становится.

Антэн был поражен этой речью псоглавца:

 — Твои разговоры о том, что будет через четыреста лет, похожи на путаные сны. Ты наверняка немного не в себе.

Энкаку снова сказал:

 — Это называется анахронизмом. Все равно если бы американцы увидели корабль Колумба и закричали “Вот, Колумб! Нас открыли!”. Мне это надоело. Мы и так тут долго находимся, поэтому пойдемте уже.

Речь псоглавца поставила принца и его спутников в тупик. Они скомкано распрощались с ним и ушли, а его надтреснутый смех звучал тягостно, будто вой. К нему примешивался и далекий звон колокольчика.

Исходя из того, что имена некоторых королей Аракана заканчивались на -чандра, можно было предположить, что когда-то давно брахманы побывали в этой стране и принесли туда буддизм, но на самом деле все оказалось не так. Нельзя было и подумать о том, что правитель этой страны, как царь Пан Пан, снарядит корабль со всем необходимым для дальнейшего путешествия в Индию. Поэтому принц, посовещавшись с Энкаку и Антэном, счел, что лучше всего будет попросить снарядить судно у аравийских торговцев.

Длинное побережье Аракана тянулось с запада на восток, но специально оборудованных гаваней на нем не было, и корабли приставали прямо к берегу. Прибывавшие торговцы казались подозрительными и не заслуживающими доверия. Вряд ли они могли себе позволить такую роскошь, как поездку в Индию. Однажды принц отправился на берег, чтобы встретиться с хозяином большого корабля, которого он давно приметил. Это был толстый араб по имени Хасан. Когда принц сказал, что он из Японии, Хасан деловито заметил:

 — А, Вак-вак.

Принц не понял, что это значит, и переспросил:

 — Что такое Вак-вак? Хасан со смехом ответил:

 — Да так, китайцы называют вашу страну страной Ва, а нам слышится Вак-вак. Но это неважно. О чем ты хотел попросить?

Когда принц рассказал, что хотел бы сесть на корабль, идущий в Индию, Хасан сначала промолчал, а потом хитро улыбнулся:

 — Посадить вас на корабль — запросто, но есть одно неписаное правило. Попутчик должен дать кое-что взамен. По вам не сказать, что вы богатые. Поэтому помогите-ка нам в деле. А если согласитесь, то мы вас хоть в Индию, хоть куда угодно с радостью отвезем.

 — В деле?

 — Да, на самом деле мы и в Аракан-то приехали, чтобы найти медового человека.

 — Медового? Какого?

Хасан понизил голос:

 — Недаром вы не знаете. Заурядные купцы такими вещами не занимаются. Медовый человек, так сказать, это высушенный и затверделый труп. Давным-давно некоторые брахманы, чтобы молиться ради спасения всех живых существ, уходили в горы, отказывались от еды и воды и пили только мед. Примерно через месяц их моча и кал становились медовыми. После смерти их тело не гнило, но источало прекрасный аромат. Вот такие медовые люди.

Слушая объяснения араба, принц не мог не вспомнить о затворившемся на горе Коя монахе Кукае, и он невольно воскликнул:

 — Точно преподобный Кукай!

Хасан переспросил:

 — Точно кто?

 — Да нет, это неважно. Извините, что перебил. Продолжайте, пожалуйста.

Хасан продолжил:

 — Медовые люди нужны нам, потому что это ценное лекарство. Если съесть маленький кусочек, любая болезнь или рана, неважно, насколько сильная, вмиг заживет. Это лекарство настолько ценное, что при дворе калифа в Багдаде за него дадут много денег. Однако, чтобы заполучить медового человека, надо знать секрет — так просто не справиться.

Тут в разговор вмешался Антэн.

 — А где же находятся эти люди?

 — Вы же наверное знаете, что Аракан окружен горами. Каждое лето со стороны Бенгальского залива дует ветер, оттого по эту сторону гор много дождей, и земля там сырая, но если перебраться через горы, то там простирается широкая сухая пустыня, где нет ни дерева, ни травинки, и где много медовых людей.

На этот раз Энкаку засомневался:

 — По твоим словам брахманы затворялись в горных пещерах, умирали и после смерти превращались в медовых людей, от которых исходит приятный аромат и которых можно найти в пустыне. Но те, о ком ты говоришь, наверняка простые странники, которые погибли в пути.

Араб презрительно ответил:

 — Мы такого не знаем. Наше торговое дело — заполучить этих людей, а в их родословную вдаваться никакого желания нет. Брахман ли это, путешественник, абсолютно неважно.

Принц подумал, что Хасану перестает нравиться разговор, и поэтому сменил тему:

 — Судя по вашим словам, добыть медового человека из пустыни за горами крайне сложно, но почему?

Хасан вмиг подобрел:

 — Да, в этом-то и дело. Из–за палящей жары и сурового ветра в пустыне пешком не походишь. Чтобы туда попасть, надо закутаться с головы до ног в соломенный плащ-мино и, защитив лицо и конечности от ветра и песка, сесть на специальную лодку с парусом длиной в шесть сяку, которая управляется ногами и передвигается при помощи силы ветра. И только поэтому дело это очень энергозатратное. Только так, попав в самый центр пустыни, можно увидеть разбросанные там и сям черные тела медовых людей. Как их подобрать? Есть один секрет. Надо заранее подготовить бамбуковый шест с крюком и, зацепив им тело, волочь его по песку. А из лодки выходить не следует. Если выйти, то глаза ослепнут от лишнего света, и обратно ты не вернешься.

 — Другими словами, если у тебя не получится подобрать медового человека, то и сам таким станешь.

От этих слов принца у араба удивленно расширились глаза, и тот закивал:

 — Да-да, именно так. Теперь тебе ясно, почему в пустыне столько медовых людей. Однако, на самом-то деле есть еще одно препятствие.

 — Слушаю.

Тут Хасан внимательно посмотрел сначала на принца, затем на Антэна, Энкаку и Акимару, и только потом заговорил:

 — Слышали о такой штуке, как мираж? Они и в море бывают, но чаще — в пустыне, где дует жаркий ветер. Не знаю, отчего они случаются, но в той пустыне, за горами, миражи бывают частенько, вот однажды, когда горячий воздух застоялся, все эти страшные черные медовые трупы внезапно стали казаться прекраснейшими женщинами. Может быть, само по себе это ничего не значит, но мужчины, которые в тот раз отправились за медовыми людьми, слишком усердно крутили педали этой лодки. Из–за этих движений у них появилось в паху какое-то странное чувство — у них встали члены. А раз встал, то все пропало — успешно покинуть пустыню не получится. Они пытались подцепить труп бамбуковым шестом, но видели на другом конце призрак прекраснейшей женщины. Они пытались поначалу сдержаться, но кончили. А когда они захотели подцепить еще один труп, то снова увидели красавицу. И снова кончили. Перед глазами они видели прекраснейших женщин, и чем больше они передвигались в лодке, тем чаще кончали и безумно устали от этого. Вот такая проблема.

От столь дикой истории принц и его спутники утратили дар речи, они лишь рассеянно глазели на араба. Но Хасан продолжал, как ни в чем не бывало:

 — В этот раз в Аракане мы отправили в ту далекую пустыню трех юношей, но в пути они были, к несчастью, обмануты миражом,

и не смогли привезти ни одного трупа. Среди них один пропал без вести в пустыне. Двое оставшихся хоть и смогли вернуться, но превратились в калек.

 — Какая жалость!

 — Жалость-то жалость, но что поделать. А ведь именно они отправились с нами в Аракан. Однако теперь они не смогут вернуться с нами домой. Да и нам придется вернуться с пустыми руками.

Говоря так, Хасан хитро смотрел на собеседников. Некоторое время спустя Антэн сказал:

 — Вы наверняка хотите, чтобы мы вчетвером отправились за медовыми людьми. И на этих условиях вы нас подвезете.

 — Да, именно так.

Антэн сразу же воскликнул:

 — Мы абсолютно не согласны. Как такое может быть, чтобы мы, монахи, давшие обеты, вмешивались в ваши торгашеские дела? Какая чушь.

Но принц спокойно урезонил Антэна:

 — Погоди, погоди. Не торопись. Мы пока оставим этот вопрос без ответа и обсудим его вчетвером. Да уже поздно, к тому же.

Сказав Хасану, что они хотят некоторое время посовещаться, принц со спутниками покинули берег. Араб с ехидной ухмылкой наблюдал за ними с борта корабля.

Когда они остались вчетвером, то Антэн сразу же взъелся на принца:

 — Да вы шутите, ваше высочество. Вы что, серьезно хотите принять предложение этого упрямого араба, эту вульгарную работу? Да, нам надо добраться до Индии как можно скорее, но разве такое дело подходит для нас, служителей Будды?

Энкаку был с ним согласен:

 — Антэн говорит правду. К тому же, хоть араб и говорит, что эти медовые люди — брахманы, но кажется мне, что на самом-то деле это всего лишь высохшие трупы, которые валяются в пустыне. Мне не кажется, что это лекарство, к тому же хорошее. Ваше высочество, подумайте об этом.

Акимару, которая до этого молчала, тоже заговорила:

 — Ваше высочество, не надо браться за такое опасное дело. Мы не только в Индию попасть не сможем, но потеряем все.

Когда все высказались, принц ответил:

 — Это не такое трудное дело, как кажется. Как только этот мужчина заговорил о медовых людях, я сразу же вспомнил преподобного Кукая. Как только преподобный затворился на горе Коя, то он и меда не ел, и от зерна отказался, так и сидел в позе дзадзэн, медитируя. Другими словами, он ведь тоже превратился в медового человека.

 — Однако для этого араба медовые люди лишь товар сомнительного происхождения.

 — А какая разница? Все люди умирают. Я бы отправился в пустыню, о которой говорил тот мужчина, чтобы испытать себя, и, когда я буду смотреть на этих разбросанных высохших медовых людей, я смогу созерцать нечистое.

 — Нечистое?

 — Да. Я ведь много практиковался, и поэтому даже если перед моими глазами предстанут миражи, то вряд ли я увижу красавиц вместо медовых людей. Я в этом уверен. И мне кажется, что лучше всего посмотреть на них и тем самым постичь их нечистую природу. Волноваться тут не о чем. Я один отправлюсь в горы, а вы подождите меня здесь и не тревожьтесь. Пусть будет так. Я очень хочу увидеть этих людей.

На это спутники принца ничего не смогли ответить, и им пришлось смириться с причудой принца.

Араб, видимо, раздумывал, кого лучше отправить за медовыми людьми, Антэна или Энкаку, и, узнав, что отправится туда принц, самый старый, удивился, но ничего не спросил.

Лодка, над которой был выставлен парус длиной в шесть сяку, сама была длиной в девять. К ее бортам были прикреплены колеса, которые приводились в движение ногами, словно велосипед. Поверхность земли в пустыне была, как ни странно, твердой, и она не зарывалась в песок. Парус лодки надувался ветром, и она скользила по земле, словно яхта. Кто же придумал такое изобретение, которое, судя по всему, было самым эффективным способом передвигаться по песку?

Сама пустыня простиралась до самого горизонта, то вздымаясь, то опускаясь волнами. Там не было ни травинки, ни деревца. Местами ветер рисовал узоры на ее бурой поверхности, и эти застывшие рисунки производили странное впечатление. Кое-где нагревался застывший воздух, и возникало марево. Душный воздух слоями опускался вниз, и очертания вещей двоились и троились. Как и говорил араб, мало было сесть на лодку, надо было еще и подходящим образом подготовиться, чтобы преодолеть эту душную пустыню.

Принц, одетый в некое подобие сплетенной из бамбука кольчуги, которая защищала его тело от ветра и песка, бодро сел в лодку. Был ровно полдень. Ветер был попутным, поэтому, чтобы лодка неслась по пустыне, было достаточно лишь слегка крутить педали. Движение было настолько простым, что принц даже был обескуражен. В ушах свистел ветер, и лодка плавно неслась, чуть покачиваясь в стороны. Поначалу принц, будто опьяненный скоростью, перестал даже следить за управлением. Однако вскоре у него появилось плохое предчувствие. Не слишком ли рано он радовался? Еще неясно было, что было хорошего в путешествии. Наоборот, следовало быть осторожным. Странно, но чем больше принцу казалось, что у него все получается, тем большее беспокойство его охватывало.

Он достал четки, которые всегда носил с собой, и, обернувшись на юг, трижды прочел молитву Кобо Дайси, перебирая их. Снедавшее принца беспокойство исчезло, как ни в чем не бывало, и вдруг ему показалось, что лодка, которая шла по поверхности земли, внезапно взмыла в воздух и полетела над пустыней. Ветер все так же надувал парус, и лодку слегка покачивало. Внизу виднелись какие- то разбросанные черные предметы. Наверняка это были медовые люди. Принц внимательно присмотрелся, пытаясь понять, на что они похожи.

Араб говорил, что медовые люди будут казаться красивыми женщинами, но это было не так. Разбросанные по пустыне тела сверху выглядели страшными до ужаса. Внизу лежали трупы с головой человека и телом животного; трупы без головы; трупы с половиной тела; трупы с двумя головами; трупы с тремя головами; трупы с головой без лица; трупы с лицом без тела; трупы с тремя глазами; трупы с головой без лица; трупы без рук; трупы с тремя ногами; трупы из одного скелета; трупы, покрытые шерстью; трупы с дырой в животе; трупы с хвостом; трупы с губами до земли, огромными ушами, глазами, выпученными на целый сяку, и это было еще не все.

Принц, смотря вниз из летящей по воздуху лодки, думал, что он смог целиком осознать нечистоту человека. Хорошо, что он отправился посмотреть на медовых людей. Смотря на них, стал еще на шаг ближе к нирване. Ему даже захотелось сказать спасибо этому глупому арабу, и он с новыми силами начал крутить педали. Настроение у него было радостное.

Лодка уже была далеко от границ Аракана, и на севере уже виднелась река Иравади, текущая на север. Сколько времени прошло с отбытия, он не знал, но вдали, в тумане, уже виднелась знаменитая Юньнань. Принцу показалось, что он возвращается на далекую родину, и сердце у него защемило. Неужели на этой маленькой лодке можно пробраться сквозь облака? Лучше сделать, чем не сделать, подумал принц и, управляя лодкой, поднял ее на порядочную высоту, и та, пролетев над горами, направилась на северо-восток.

Когда он пересек реки Лубэй, Салуин и Меконг, то увидел маленькое зеркальное озеро в горах. Это было озеро Эрхай на равнине Дали. Озеро было зажато между двумя горами: перед ним была гора Цяньшань, а за ним — гора Цзизцу, или Петушиная Нога, которая состояла из бесчисленных тесно сложенных камней. Наконец-то я в Юньнани, подумал принц. Он отправился в полдень, но уже был вечер, и закатное солнце окрасило верхушки гор в фиолетовый цвет. Принц наблюдал за всем этим с высоты.

Обычно в это время он уже спал. Неотчетливое чувство тревоги отпустило его, и он наконец смог вздохнуть спокойно. К счастью, ветер продолжал дуть в паруса, лодка все летела вперед, и принц, особо не крутя педали, даже не волновался о том, что лодка может упасть. Он лег в ней на бок, как горошина в стручке, и закрыл глаза. И после этого он увидел сон. Ведь такова была его особенность.

Во сне принцу было около тридцати пяти, и он почему-то сидел на верхушке криптомерии. Почему он забрался так высоко? Он и сам не понимал. Солнце уже садилось, ему было одиноко, и, когда принц слез с дерева, то он обнаружил внизу очень много храмовых построек, которые были только на горе Коя. В это время преподобный Кукай основал на горе Коя храм и начал там жить. Принц решил поприветствовать учителя и направился в сторону единственной постройки, в которой горел огонь.

Заглянув внутрь, он увидел, что Кукай уже молился: он зажег огонь перед статуей Будды, воскурил благовония, поставил на алтарь статую Махамаюри, крестообразную ваджру, павлиний хвост и медитировал перед ними, монотонно напевая дарани. Кукай обернулся:

 — А, это принц-монах! Заходи, заходи.

Его лицо было лицом не человека, но деревянной статуи, в которую были вставлены покрытые золотой краской глаза — настолько в нем отсутствовало всяческое выражение. Наверное, преподобный уже отказался от риса и пил лишь один эликсир бессмертия в ожидании просветления, поэтому он так выглядит, но одна мысль об этом была невыносима для принца, и он отвернулся. Однако преподобный Кукай был в веселом расположении духа и насмешливо сказал принцу:

 — Ваше монашеское высочество, вы забирались на криптомерию. И что вы там увидели?

Принц тоже засмеялся:

 — Ваше преподобие, вы видите все, и мне даже страшно. Нет, ничего особенного, я просто с рождения люблю высокие места.

 — Любишь высокие места, любишь и далекие. Наверняка ты залез на криптомерию, чтобы увидеть оттуда Индию.

У принца не было такого желания, но, когда преподобный Кукай это сказал, то ему показалось, что так, наверное, и было.

 — Да, может быть.

 — Я никогда еще не видел таких, как ты. Мне нравится, что твои стремления всегда находятся далеко-далеко, в бескрайних дальних землях. Я сам в молодости бывал в Китае, но в Индии мне побывать не довелось. Ты всегда хотел попасть в Индию.

 — Да, в будущем.

 — Да, ты ведь всегда туда хотел. Но уж извини, я человек проницательный и вижу, что ты отправишься в Индию, но туда не попадешь. Тебе придется побывать в различных южных государствах, и тебя даже посетит невиданная удача. Я уже стар и болен, и осталось мне немного, но я бы хотел поехать туда с тобой.

 — Спасибо.

 — Я подумывал о том, чтобы сделать тебя настоятелем этого монастыря на горе Коя, но нет. Я совершенно отказался от этой мысли. Твои стремления слишком велики, и одной Японии для них мало. Если я оставлю тебе монастырь, то, когда ты соберешься в Индию, тебе придется выбирать. Прости за это, принц-монах.

И преподобный Кукай рассмеялся. Его лицо, похожее на золотую маску, совсем не походило на человеческое.

В этот момент принцу показалось, что статуэтка Махамаюри верхом на павлине, высотой почти в три сяку, которая стояла на алтаре за спиной Кукая, задвигала своей длинной змеиной шеей и расправила крылья, и он не поверил своим глазам. Он присмотрелся и увидел, что лицо этой высокомерной птицы выглядит, как лицо Фудзивара-но Кусуко, что удивило его. Уже давно умершая Кусуко была как-то связана с птицами и часто появлялась в его снах в птичьем облике. Умерев, она, наверное, переродилась в павлина, как-то ухитрилась пробраться в храм на горе Коя, куда вход женщинам был запрещен, и на ней верхом восседал Махамаюри. Знал ли об этом преподобный Кукай?

Принц еще раз внимательно посмотрел на птицу, и та еще раз мотнула головой и заворковала очень низким голосом.

Преподобный Кукай услышал это и, обернувшись, поманил павлина. Тот, передвигая ногами со шпорами, медленно спустился с алтаря и подошел к нему. На нем больше не восседал Махамаюри — принц сам принял его облик и сел на павлина. Теперь его никак нельзя было отличить от боддисатвы. Это превращение свершилось во сне.

 — Прощай, принц-монах! Мы с тобой еще встретимся, не в Индии, но еще где-нибудь. Верь в это!

Так сказал преподобный Кукай, и павлин, на котором сидел принц, расправил крылья и понес его далеко-далеко от горы Коя.

Сверху он видел внутреннее святилище храма, пятиярусную пагоду, которая находилась на расстоянии от рощи криптомерий «Внутреннее святилище». Однако, несмотря на то, что принц только-только попрощался с Кукаем, который был еще жив, внутреннее святилище уже было достроено, и это было странно. Во сне принца время перепуталось. Ведь кажется, лет тридцать назад, когда Кукай умер, на семьдесят седьмой день после его смерти его тело было внесено в это внутреннее святилище, припоминал принц. Он еще сильнее напряг зрение и посмотрел вниз.

Он увидел, что ко внутреннему святилищу тянется процессия из многих людей, которые походили на муравьев и несли гроб с его телом. Процессия двигалась медленно. Шестеро людей в монашеских одеяниях, лучшие ученики преподобного Кукая, торжественно несли его гроб. Сверху принц мог различить их лица. Вот Дзицуэ. Вот Синнэн. Синдзё. Синга. Синдзэй. И последним был он сам, Синнё. От удивления принц воскликнул. Он впервые видел себя во сне, пусть издали, с высоты.

Павлин снова заворковал, будто в ответ. Его низкий рокот разбудил принца. И хотя он думал, что летит на спине павлина, на самом деле он находился в этой чудесной лодке.

Озеро Эрхай, которое по форме напоминает человеческое ухо, раньше называлось Куньмин. Оно находится в центре равнины Дали и к западу от горы Цяньшань. Жившие у этого озера племена назывались “варварами с запада Эрхай”, или куньминцами, но, так или иначе, в их названии была отсылка к этому дивному горному озеру. К концу правления династии Хан куньминцы назывались Айлаои, а в танские времена они носили название бай. Государство Наньчжао, появившееся в восьмом веке, объединило племена бай, которые были крестьянами, и кочевников из племени умань. Наверное, правильнее говорить, что все–таки это государство было основано племенем умань, так как им правила уманьская династия Мэн. Бай и умань. Можно упомянуть и племя лоло, которое входило в племя умань, но туда входили и мосо, и лису, и другие маленькие народности, которые говорили на тибето-бирманских языках.

Раньше я уже говорил о том, что у царей Аракана имена заканчивались на -чандра, и, по странному совпадению, у королей Наньчжао тоже были похожие имена. Наверное, таков был уманьский обычай. Вот имена первых восьми королей: Синуло, Лошен, Шэнлопи, Пилогэ, Гэлофен, Фенцзяи, Имоусюнь и Сюньгэцуань. Фенцзяи умер до коронации, поэтому шестым королем на самом деле должен считаться Имоусюнь.

Лодка, направленная в сторону похожего на ухо озера Эрхай, начала снижаться, и принц, случайно пролетевший мимо горы Цяньшань, решил приземлиться у горы Цзизцу, или “Петушиная нога”, которая находилась на западе. Название этой горы происходит от ее формы: три горных цепи простираются вперед, а одна — назад, поэтому она похожа на петушиную ногу. Ночь уже закончилась, и начиналось свежее утро.

Спустившись на склон этой горы, принц подумал, что ему нечего там делать. Только, наверное, под влиянием сна у него шевельнулась мысль, что он сможет встретиться с преподобным Кукаем, и неясное предчувствие охватило его. Никакой причины так считать у него не было — и все же этого было достаточно.

Обветрившаяся от ветра и дождей гора походила на башню, сложенную из камней странной формы, и была очень крутой. Таких гор принц не видел в Японии. Дорога шла между скал, подернутых утренней дымкой, и принц глубоко, всей грудью вдыхал свежий воздух. Чем дальше он уходил, тем больше эта дорога, издавна вытоптанная в скалах многочисленными людьми, походила на вульву. Но он не удивился этому, как не удивился и лингамам, которые он видел в Ченла.

Сюй Сяке, путешественник времен династии Мин, писал: “Пейзажи одного склона горы Цзицзу собирают в себе пейзажи всего мира”, и действительно, многочисленные виды открывались перед принцем, но ему было будто все равно. Он не обращал на них внимания и шел, будто что-то искал. Что он искал, чего он хотел, он и сам толком не понимал. Он не мог не задуматься о том, что всю жизнь он так и ходил в поисках чего-то неизвестного. Куда бы он дошел? А если бы он что-то обнаружил, то что? И хотя он так думал, он уже начал осознавать, что именно он ищет, и ему начало казаться, что он понимает, что это такое — истина. Даже если бы он ее обнаружил, то он ни капельки бы не удивился. А, вот оно что. Все было названо одним словом.

Он прошел по краю скалы, такой высокой, что темнело в глазах, прошел сквозь многочисленные каменные тоннели и, описав круг вокруг горы, вышел с другой стороны вершины к пещере, скрытой камнем. Вероятно, пещера была очень древней. Туда вела сгнившая деревянная дверь. Принц, напрягшись, смог ее открыть. Перед его глазами предстал темный туман, в котором нельзя было ничего увидеть ни на один сун.

Он спокойно ждал, пока туман уляжется. Подул ветер, развеяв туман, и в нише, которая находилась на задней стороне пещеры, принц увидел еле видную человеческую фигуру. Человек сидел в позе лотоса, его руки были сложены в мудре будды Махавайрочаны. Все его тело было покрыто лаком, глаза были будто вставлены, и он не походил на человека, но до удивления напоминал преподобного Кукая из сна. Нет, он даже и подумать не мог, что снова с ним встретится. Хотя этот сон приснился принцу лишь недавно, ему казалось, что прошло очень много времени, и что все это было в другом измерении и в другом пространстве.

 — Преподобный, вот я снова увиделся с вами. Ваше предсказание сбылось. Ах, как я рад!

И с этими словами принц глубоко склонился перед человеком в пещере и смахнул рукавом слезы.