Молчание современности
Осмысление современности предшествует размышлениям о ней. В поисках смысла трудно провести границу между разумом и чувством, поэтому в интуициях современности обнаруживается тревога, которая порождается ощущением исчезновения времени. Пропажу, как водится, заметили не сразу и не вдруг. Прошедший 20 век, начавшись с догадок о неоднородности и возможности «сжатия» времени, продолжился проектами под лозунгами «время вперед!» и завершился разноголосными восклицаниями о нарастающем безвременьи. Расследование «кражи века» пока, в основном, ограничивается сбором свидетельских показаний. Так, например, очевидец происшествия А.Вознесенский вполне определенно зафиксировал факт отсутствия времени:
"Нет времени читать статьи глупцов,
набрать грибов ни в Бологом, ни в Бремене
нет времени. И даже на любовь
нет времени.
…
Время — душа пространства. Не спеша
хоть это уясни без озверения.
Места остались. Но душа ушла!
НЕТ ВРЕМЕНИ"
Тревогу не рассеивают и ссылки на относительность различных конструкций и образов исторического времени (Гегель, Ясперс, Хабермас). Переживается именно гамлетовская интерпретация ситуации «… распалась связь времен…».
Острота ощущения может быть различной. Но, по крайней мере, исчезает плавность, однородность, ламинарность течения времени. Распадается привычная основательность времени, теряется уверенность в темпоральной принудительности событий. На таком фоне слово «современность» постепенно перестает быть средством упорядочения, регуляции самоопределения человека в потоке социального времени. И напротив, его использование становится поводом для сомнений в идентичности для людей и социальных общностей, формой легитимации случайных и заимствованных по сути попыток найти себя, пусть даже и сугубо «точечным» образом в турбулентностях социальных изменений.
Конвергенция знаковой природы социальной реальности оборачивается дивергенцией ее базовых смыслов. В текстах современности цитаты пересекаются и расходятся. Буква знака коммуникации (У.Эко) интерпретируется в смыслы знака беды (В.Быков). Осмысление современности и размышление о формах ее представления и развертывания есть разновекторные процессы. (На значимость этого различия, в частности, обращает внимание Р.Рорти. См.: Рорти Р. Универсализм. Романтизм. Гуманизм. М.: РГГУ, 2004. С. 4-7). Но в отношении к современности эти векторы объединяет и роднит глубинная внутренняя несогласованность, напряженность. И смыслы ускользают из словесной формы «современность». И слово при ощутительном языковом опробовании обнаруживает составность, искусственность и прагматическую неверность.
В словоупотреблении «современность» проявляется парадокс неопределенности общепринятого, когда, казалось бы, самые понятные и очевидные понятия на поверку оказываются неточными, приблизительными, требующими дополнительных пояснений, согласований, взыскующими коммуникаций. Парадоксальность, внутренняя коммуникация слова, языкового конструкта «современность» подобна коллизиям развертывания смыслов и в более широких, порождаемых им оппозициях «современность и социальная реальность», «современность и социальная коммуникация», «коммуникация и социальная реальность».
На семантическом «пятачке», в имманентности языка обнаруживается макросоциальная проблема, когда формирующийся на основе распространения коммуникативных практик и технологий специфический способ миропонимания, с одной стороны, основывается на динамических представлениях о социальной реальности («социальное время», «социально-историческая преемственность»), а с другой стороны, принципиально ограничивает их естественное воспроизводство в жизни общества.
Интенсивность коммуникации, ее избыточность относительно возможностей антропной морфологии осмысления социальных изменений приводят к закупориванию «темпоральных» пор общественного организма и жизни каждого отдельного человека. Современность ограничивается ежедневностью. В ней зачастую даже не хватает трансцендетального качества, чтобы стать повседевностью. Возможно ситуация еще усугубляется, когда ежедневность «размазывается» по текущей поверхности социума, держится только тонкой коркой случайного, обнаруживается в самозваной и корыстной все-сейчас (т)ности. Наступает вневременность.
«Страны путают карты, привыкнув к чужим широтам,
И не спрашивай, если скрипнет дверь.
«Кто там?» — и никогда не верь
отвечающим, кто там»
(И.Бродский)
или:
«Тянули жилы, жили были. Не жили. Не были нигде»
(О.Мандельштам)
Дискурсы и самоназвания такой все-сейчас (т)ной современности являются мнимыми, демонстративными, ибо в них по сути «стерта» культурно-анропологическая рефлексия социального времени. Преобладает ситуативная, непосредственная рефлексивность. Современность теряет фундирующую ее систематичность рефлексии и вырождается в мимикрирующую актуальность. Применительно к экспансии в акутальной социальной реальности коммуникативных практик это может быть проиллюстрировано словами Гельдерлина: «Мы — разговор». Добавим грустно: «И только…».
В прорехах времени проступает кажимость. Вечная тема человек «быть и казаться» приобретает в осмыслении и жизненной реализации дополнительную остроту.
Можно предположить, что подлинные содержания современности зачастую не осознаются в провинциях современной культуры, но и умалчиваются ее симуляциями
«Всякая современность в настоящем — сосуществование времен, концы и начала, живой узел — который только разрубить. Всякая современность — пригород…» (М.Цветаева)
Подлинные содержания современности в ее молчании. Молчание современности. «Немотствующее умолчание» (Г.Гадамер). В
В этом молчании есть несколько аспектов. Во-первых, молчание как
В молчании современности жизнь замерла. Но не замирилась.
Таким образом, оказывается, что проблема описания современности пока (или уже) не возникает. Есть проблема проблема выявления современности, ее спецификации и антропологизации.
Какими же могут действия человека в рамках такого антропологического вызова. Наверное, здесь нельзя ограничиться традиционными русскими вопросами: «Что делать? Кто виноват?» Эти вопросы должны быть усилены смыслами драматизма человеческого существования и стать вопрошаниями: «Как БЫТЬ, чем жертвовать?»
Могут быть предложены две стратегии изучения современности.
Первая — стратегия ис-след-ования. Здесь преобладает горизонтальный «подход»: преемственность фактичности, комбинаторика наличного, схематизированные сочленения череды фактов действительности текстовых множеств. Результатом такой стратегии становится со-временность, соединение последовательности случившегося.
"…в атомный век людей волнует больше
не вещи, а строение вещей.
и, как ребенок, распатронив куклу,
рыдает, обнаружив в ней труху,
так подоплеку тех или иных событий мы обычно принимаем
за самые событья. в этом есть
свое очарование, поскольку
мотивы, отношения, среда
и прочее — все это жизнь. а к жизни
нас приучили относиться как
к объекту наших умозаключений.
и кажется порой, что нужно только переплести мотивы,
отношенья, среду, проблемы — и произойдет
событие; допустим — преступленье.
ан, нет. за окнами — обычный день,
накрапывает дождь, бегут машины, и телефонный аппарат (клубок
катодов, спаек, клемм, сопротивлений) безмолвствует. событие, увы,
не происходит. впрочем, слава богу"
(И.Бродский)
Вторая стратегия — это стратегия рас-смотр-ения, пред-усмотрительности (М.Хайдеггер), онтопоэтического подхода к изучению коммуникативных практик. Здесь главным становится «вертикальный» подход: единение событий, обретение времени и подлинности существования. Названная стратегия — это стратегия трактовки современности как форма бытия, как ностальгии, следования настоящему. Здесь современность может пониматься как амофор и, увы, саван настоящего. Результатом такой стратегии становится СО-временность. Как следствие со-влеченности, со-скальзывание с временного. По сути — это стратегия, основанная на апофатическом способе мышления о современности, когда возможен уход от ложных понятий и терминов философии «постава» (М.Хайдеггер) технической цивилизации.
Для характеристики современности в рамках названной стратегии базовыми понятиями являются: «человек», «время», «изменение». И только понятиями следствиями «история», «социальность», «коммуникация»
Необходимо переход от Со — временности к длящемуся со-временению. Важно единение событийности. Обретение местоимений, освоенного сущестовования, обретение своего времени.
«Время больше пространства. Пространство — вещь.
Время же, в сущности, мысль о вещи.
Жизнь — форма времени. Карп и лещ –
сгустки его. И товар похлеще –
сгустки. Включая волну и твердь
суши. Включая смерть»
(И.Бродский)
Своевременна ли современность? Не всегда. Скорее в