Donate
Philosophie

Три эссе. К элементарной антропологии Арнольда Гелена.


«Объединяющий рост Бога: покой»
Макс Шелер

1

Арнольд Гелен разбирает основные элементы человеческой природы, рассматривая круговой процесс их взаимодействия: чувства и движения утверждают друг друга.

Слух и осязание не отличают движений от чувств, отвечая за общее само-восприятие. Работает режим самовоспроизведения: язык артикулирует услышанные звуки.

Различение вводит свобода от сигналов, исходящих извне, от импульсов, следующих изнутри. Движение начинается независимо, стимулируя себя в ритмичном сопротивлении среде. К примеру, ребенок, 11-ти месяцев, падая на кровать, ударяется головой, плачет, но снова и снова инициирует опыт, несмотря на чувство боли, возникающее в знакомом пространстве.

Болезненное опознание вещей продолжается, благодаря более сильному удовольствию от возбуждения активности, которая становится управляемой. Сознание руководит нейтральным процессом, задерживая, отвлекая массу желаний, предвосхищая удовлетворение.

Чтобы стать удобным объектом управления, движения обладают воображаемой и символической структурой. Воображение увеличивает количество возможных взаимодействий. Шахматист играет, исходя из предвидимых ситуаций. Хирург оперирует, чувствуя кончиком скальпеля, не различая столь ясно многие части тела.

Наше восприятие символично: входим в здание, читаем книгу, видя прямоугольник. Сознание концентрируется вокруг ключевых символических точек, смыкающих известные движения в ещё неосвоенную комбинацию — вождение авто, танец, письмо. ”Креативные привычки” возвышаются над настоящим опытом, увлекая к будущему.

Тело — чувствительная поверхность, перегруженная внешними впечатлениями. Координация рук и глаз упрощает ощутимое многообразие до вещей, исходных линий визуальной стабильности и опознания мира. Сеть таких ”центров управления” скрывает возможность самых различных решений. Тактильное ощущение размера и тяжести передаётся зрению. Издалека ощущаем невесомость бумажного змея.

”Круг” расширяется, охватывая новую область. Тело — глубина, перегруженная импульсами. Координация глаз и языка распознаёт многообразие этих недо-инстинктов в звуковых волнах. Уже детский зов смягчает давление обстоятельств. Любое занятие ребёнок привыкает сопровождать звуком. Ощущение размера — веса перенимает зрение, голос — узнавание вещи, с помощью имен. Слово управляет взглядом, навязывая цепочки своих образов.

Следующим достижением является увеличение и смена точек зрения. Восприятие целостно, поэтому вещи приобретают свойства, незаметные с единственно утилитарной перспективы. Австралиец ”истолковывает звезды как бивачные огни покойников”, европеец ”раздувает” из мелких неврозов вселенскую трагедию.

Человеческие отношения усложняет символическое настоящее время, от которого требуется особое освобождение. Душа — это разрыв, hiatus между поверхностью и глубиной, внутренним миром и внешним, виртуальное пространство, перегруженное от само-представлений. Субъект ”накручивает себя”, будто находясь в долгу у рефлексии.

Координация мышления и языка сводит многообразие точек зрения к идеям. Одна из идей — социальная среда — облегчает поведение рядом шаблонов, работающих в конкретных условиях: в приватной и публичной сферах.

Вне добровольного самоконтроля учреждения лишь нагружают формальными предписаниями. Бесшумное мышление, разговор с самим собой проводит ”внутреннюю социализацию” — близкое переживание стереотипов.

”Круг” замедляется, чтобы внешний мир проник вглубь hiatus’а и своими образами управлял животной стихией. ”Круг” нацелен на максимальное уменьшение сил, не растрачивает лишней энергии, рвущейся наружу. Избыток импульсов кристаллизуется в систему осознанных интересов — характер.

”Руководящие системы” — государство, религия, культура обеспечивают стабильность, необходимую для развития высоких ”креативных привычек”. Если распад учреждений оставляет наедине со шквалом раздражений, человек укрывается в надёжном коконе своих иллюзий.

Движение освобождается от необходимости разгружать тело, и утверждает себя в импульсах. Многообразие вещей, слов, идей сводится к ”первичному воображению” животной жизни, формообразующей и цельной. Неопределимый моральный долг — следовать первообразам, актам первичного воображения, концентрирующим на себе внутреннее органическое становление. Моральный долг — создавать среду, объективный мир vita activa: от мягкого нонконформизма до суверенных решений.

Целе-рациональное поведение определено жизненно необходимой дисциплиной, воспитанием навыков, не требующих инструментов, смартфона или планшета. Управляя объективно-импульсивным миром, воля взращивает множество недо-инстинктов, пробивающих скорлупу первообразов.

2

Вопрос об элементах разгрузки — сквозной в европейской философии.

В середине XVI века Везалий изучает волокна, охватывающие вены и артерии, первые несут природные духи, вторые — жизненные. В желудочках мозга жизненные духи преобразуются в животные, переходящие от нервов к мускулам.

Согласно Декарту шишковидная железа автоматически переводит частицы крови в животные духи, возбуждая страсти, служащие самосохранению. Боль регулярно отмечает то, чего следует избегать, формируя полезные привычки.

У Гоббса жизненные духи сопротивляются естественной агрессивной среде. Сердце — вместилище души, верховной власти, чьим советником оказывается разум. Предвидя внешние раздражения, с помощью воображения, мы сохраняем внутренний импульс.

Лейбниц впервые осознаёт значение разгрузки, не признавая ”больших” источников активности, вроде мозга или сердца. Необозримая даль Вселенной не довлеет над человеком, хотя целиком отражается в самых смутных его представлениях. На близком расстоянии движением управляет врождённое множество малых желаний (хочу каждую каплю), которое складывается в осознанное желание (хочу пить).

Простое привыкание или приобретение навыков основывается на том, что едва движения незаметно сменяют друг друга, например, изучение языка, катание на коньках.

Ламетри тоже не признаёт ”больших источников”: ”Любое волоконце, любая частица организованного тела движутся в силу свойственного им самим начала”. Способность чувствовать, уверен Биша, есть изначальное самопроизвольное сокращение тканей, то усиливается, то ослабевает в одной и той же органической массе. Любое физическое отправление “проходит через сотню степеней силы и слабости”. Мера жизни устанавливается между внутренним и внешним сопротивлением смерти.

У Канта данная величина различается между бессмертной идеей человека и временным угасающим рассудком. ”Промежуточные ощущения” определяют силу внешних воздействий, и возможно — развитие глубоко скрытых общечеловеческих задатков, вопреки неблагоприятной среде.

Человечество создаёт гражданские общества в любых географических условиях, и то, что созвучно моральному закону становится мерой интенсивности переживания свободы, бессмертья, Бога.

Итак, из смутных ”малых желаний” Лейбница складывается осознание участка мира, промежуточные ощущения Канта связывают субъект с миром в целом.

Если кантовские промежуточные ощущения представляют меру восприятия света, тепла и т.д., то Фихте рассматривает интенсивное количество самой деятельности субъекта, переходящее в образование качеств — воспитанной нации, государства. Напомню, свободно действующее ”Я” бесконечно делится, творит, воображает, и противополагает себе созданное, воображаемое, также бесконечно делимое Не-Я.

Отрицая нравственный прогресс, безграничная воля Шопенгауэра обособляется в телах, принуждает к продолжению рода, словно стараясь вернуться к изначальной полноте. Множество объектов — ртов, глаз, ушей, частичных ”хочу” отвлекает основное давление.

Роль бесконечности у Шеллинга играет производящая природа, и, чтобы вовлечь организм в своё божественное сотворчество активирует множество атомов — сил притяжения и отталкивания.

Из–за кризиса космологических ценностей, Ницше останавливается на частице воли к власти — волящем атоме, утратившим равновесие. Частицы не создают атомарной сознательной жизни, ”Я”, но мгновенно овладевают новой и новой перспективой.

Краткая история вопроса убеждает, что Гелен прокладывает мост от ницшеанства к фихтеанству, от пунктуаций и недо-инстинктов к словам и действию ”Я”, от безграничного становления сверхчеловеком к сохранению человеческих перспектив.

3

Человек есть открытое существо — предубеждение многих европейских мыслителей XX века. Шелер возвеличивает интеллект, открытый духу, Хайдеггер — речь, раскрывающую уникальность Других, Плеснер — само открытое местообитание.

Существует ли само начало элементарной антропологии — действие, открытое миру, свободное от импульсов и сигналов? Инструментальные навыки, основанные на координации рук, языка, глаз, являются рефлексами и не указывают на открытость, выходящую за рамки физиологии активности Николая Бернштейна.

Согласно советскому учёному сознание удерживает один выбранный уровень движения, а несколько невыбранных автоматически разгружают его от лишних воздействий.

Только первый уровень, отлаживая моторику туловища, носит реактивный характер и строго обусловлен внешней необходимостью. Второй уровень ”локомоторной машины, оснащённой четырьмя конечностями-движителями”, уже производится, контролируется, исходя из активности телерецепторов — осязанию, обонянию, зрению, слуху. Центральная нервная система веками развивается относительно независимо от окружения, обрастает качественно новыми образованиями, органами обновления и коррекции двигательных функций.

Четвёртый уровень связан с осознанием времени, обеспечивает осмысленное действие, пятый — речь, письмо; для геленовской антропологии проблематичен третий, где тело приспосабливается к пространству, ориентируясь на отдалённые точки-вещи.

Наши органы не приспособлены к звуковым сигналам и визуальным формам, образующим особый мир, как у птиц, рыб, обезьян. У животных образ, звук, движение сливаются воедино, следуя ритму природы.

Тело, обделённое отчётливыми врождёнными реакциями, страдает от аритмии, работая над биоритмом, отвечающим вещам. Человек изначально дезориентирован, откуда ожидать опасности, и кто является ”вечными” естественными врагами и друзьями.

Строительство учреждений, наподобие церкви или государства, служит освоению навыков, решающих с кем дружить и враждовать. Данные не-инструментальные навыки, основанные на первичном воображении, также являются рефлексами и не указывают на открытость, выходящую за рамки теории эволюции Артура Кейта.

Без специфической среды, ведущим становится ”чувство территории”, человек — это ”frontier-maker”, реагирующий на чужаков, пересекающих размеченную им территорию. Проведение границ — вопрос жизни и смерти.

Стихии моря и суши разделяют слабее, чем механизм изоляции, укоренённый в самой человеческой природе. Первообраз родной земли направляет органический процесс — расообразование.

Около миллиона лет назад множество мелких групп-племён боролось за выживание, c трудом различая своих и чужих. Общая разгрузка обусловлена врождённым кодом дружбы и вражды, взаимопомощью соплеменников и отвращением к чужакам, угрожающим чистоте генов. Скрещивание на одной территории приводит к воспроизводству ”костюмов из плоти” — расам, облегчающим и обостряющим борьбу.

С освоением земледелия около 10 000 лет назад защита сельских, городских, государственных, имперских границ определяет общую эволюционную судьбу самых разнородных генетических масс. Например, отбор ускоряет борьба независимых равноправных национальных государств как расообразующих сообществ.

Что же взламывает механизм изоляции, начиная миро-открытое существование? Естественная среда и цивилизация — два исторических направления общей разгрузки, избавляющей от лишних импульсов и раздражений. У аборигенов, негров, бушменов развивается прогнатизм, большая толщина черепа — прогрессивные черты в перспективе приспособления к естественной среде. У европеоидов и монголоидов развивается мозг — прогрессивная черта в перспективе создания великих цивилизаций.

Человек есть открытое существо — этноцентричное утверждение. Европейцы и азиаты живут открыто, по ту сторону родных границ, энергично вмешиваясь в дела чужеземцев.

Менее масштабно разгрузка продолжается в самих эволюционных колыбелях ”Евразии” — городах, государствах, империях. Как утверждает советский биолог Иван Шмальгаузен, отлаженное размножение закрепляет устойчивую норму реакций — набор приспособительных навыков. Естественный отбор охраняет норму реакций, смягчая давление мутаций. Отбор оставляет нейтральные мутации, способные, или служить адаптации, или умножать резерв наследственной изменчивости, вскрываемый в новых условиях.

Внешний раздражитель сменяется внутренним, с усложнением клеточных структур наследственная информация точнее передаётся из поколения в поколение. Система связей в хромосомах влияет на сокращение мышц, отбирая самую необходимую информацию о среде.

У животных естественный отбор регулирует активное освоение жизненных средств. Человеку во внутривидовой борьбе сложнее различить друзей и врагов, чем в межвидовой. Распознание своих и чужих ослабевает, в современных городах: ”вследствие истощения нервной системы, развивается чувство недоверия к собственным силам и гипо-хондрическое депрессивное настроение, ведущее к интенсивной и исключительной заинтересованности своей личностью”, — замечает Евгений Шепилевский.

Тоталитарные учреждения эффективно решают, с кем дружить и враждовать в частной сфере, но вызывают противоестественную жестокость двух мировых войн, выбивая самых здоровых и сильных.

Очевидно, антропологии требуется другой регуляторный механизм, нежели естественный или евгенический отбор: у человека отсутствует устойчивая норма реакций, все движения объединяются в личном стиле поведения, незаметной аномалии на общем фоне.

Если я слышу море, то есть нечто, что слышит каждую каплю — рассуждает Лейбниц, и можно заключить обратное: если я не ощущаю внутренних органов, есть нечто, что не ощущает каждую единицу жизни — ген.

Устойчивость к мутациям объясняется скоплением новых элементов, разгружающих тело изнутри. Малые атараксии (исключаю каждую мутацию) участвуют в сохранении нейтральных мутаций, от чего зависит возникновение лучших наследуемых форм.

Малая атараксия — это частичное воздержание воли, синапс, объединяющий импульс и действие. Чем больше малых атараксий создаёт воля, тем гибче и интенсивнее действует. Таким образом, hiatus затягивается, успокаивая круговорот рефлексий и желаний.

Литература:

A. Gehlen ”Man: His Nature and Place”, английский перевод 1988 г.

А.Гелен ”О систематике антропологии”

М.Шелер ”Философские фрагменты из рукописного наследия”

А. Везалий ”О строении человеческого тела”

Р.Декарт ”О человеке”

Т.Гоббс ”Основы философии”

Г.Лейбниц ”Новые опыты о человеческом разумении”

Ж.Ламетри ”Человек-машина”

М.Биша ”Физиологические исследования о жизни и смерти”.

И.Кант ”Критика чистого разума”

И.Кант ”Антропология с прагматической точки зрения”

Б. Вышеславцев ”Этика Фихте”

К.Фишер ”Фихте. Жизнь, сочинения и учения”’

А.Шопенгауэр ”Мир как воля и представление”

Ф.Шеллинг ”Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки”

Ф.Ницше ”Воля к власти”

Н.Бернштейн ”О построении движений”.

A.Keith ”A New Theory of Human Evolution”

Д.Бэйкер ”Раса”

И.Шмальгаузен ”Факторы эволюции”

Е.Шепилевский ”Основы и средства расовой гигиены”

Eldar Patrakejev
Andrey Svistelnik
Sergey Adaschik
+1
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About