Мы не отрываясь следим за новостями из Беларуси, где происходят массовые протесты. Ситуация меняется не просто день ото дня, но от часа к часу: первый шквал негодования из–за результатов голосования, толпы на улицах и фейерверки, подозрительное, снятое в ЦИК обращение Тихановской, протест женщин и забастовки рабочих, жесткие задержания и пытки в изоляторах, двести тысяч человек на «Марше свободы». При этом мы чувствуем, что главное происходит внутри: в новой динамике сотрудничества и взаимопомощи между минчанами, в предельно остром ощущении соприсутствия при эпохальном событии, общими силами решается судьба не только страны, но и, как замечает Алексей Борисенок, судьба постсоциализма и его отношений с остальным миром.

Новый блиц — это небольшие реплики и развернутые комментарии наших белорусских коллег, исследователей, художников и работников культуры о том, что происходило и происходит с начала протестов, об их страхах и надеждах.

Марина Напрушкина

художница, преподает искусство в академии искусств Вайсензее, Берлин; основательница инициативы Новое соседство Моабит

Что происходит в Беларуси? Мне сложно комментировать и описывать происходящее. Я немею и четко ощущаю границы языка, не нахожу слов. Иди и смотри. Идут люди, идут и идут. Каждый день, вечер. По ночам страх, только бы без смертей, не стрелять, не бить, не пытать. Фотографии и видео происходящего приходят из всех городов Беларуси.

Грубое и извращенное насилие над мирными демонстрантами, в тюрьмах и изоляторах тысячи, избиения и пытки. ОМОНовец за рулем в машине скорой помощи (чтобы проехать через блокады автомобилистов) — абсолютное зло. Не аватар, это человек/каратель системы, выстроенной Лукашенко за десятилетия.

Но наша солидарность сильнее репрессий! Меня переполняет гордость за людей в Беларуси. То, что происходило в стране за последние месяцы, недели и дни — это ускорение, прыжок в будущее. Самоорганизация и солидарность.

В Беларуси выбрали новую президентку. Люди стояли в очередях, чтобы проголосовать, а затем требовали честного подсчета их голосов. Результаты выборов подменили, а голоса украли. Но система не непроницаема: на некоторых избирательных участках показали настоящие результаты. Люди не хотят ассоциировать себя с усатым стареющим правителем, не хотят больше работать на него и его детей. Народ пошел вперед — разъяренная напуганная власть стреляет в спины и колотит дубинками.

Тихановская, Колесникова и Цепкало объединились и тем самым сплотили людей. Это и есть политика, это уважение и проговаривание того, что каждый и каждая могут отстоять свои права и имеют на это право. И инструментарий этот работает — они запустили процесс освобождения в обществе, когда акции солидарности продолжаются теперь без лидеров, а рабочие на заводах выходят в бессрочную забастовку. У женской оппозиции не было логотипа партий, они подхватили рисунок художницы Антонины Слободчиковой: сердце, победа и кулак, — который и стал символом движения.

А еще была «Ева» Хаима Сутина, картина из коллекции Белгазпромбанка, которую конфисковали и приобщили к делу Виктора Бабарико[1]. Теперь «Ева» — символ сопротивления со стороны культурных работников и работниц. Никогда еще президентская кампания не начиналась с дискуссии об искусстве.

В первые дни протестов моя мама снимала на телефон, что происходит под окнами нашего дома. Сегодня она встала в женскую цепь солидарности. Это конец режиму.

Инга Линдоренко и Антон Сорокин

арт-менеджерка и художник

9, 10, 11 августа в Минске.

Зверство и беззаконие, которое происходит в Беларуси, — беспрецедентно.

Солидарность и бесстрашие людей — тоже.

Люди

Невероятная смелость людей — основной источник вдохновения все эти дни. Смелость тех, кто вывесил честные протоколы на дверях избирательных участков и смелость тех, кто пришел требовать эти протоколы. Смелость тех, кто устроил забастовки и отказался выполнять преступные приказы. Смелость всех, кто проявляет солидарность. Смелость всех, кто преодолел и продолжает преодолевать свой страх в эти дни. Женщины — героини!

Доступ к информации

Впервые мы были настолько отрезаны от информации. Пользователям Apple оставаться на связи, если они не установили Psiphon заранее, было практически невозможно. ПС и Android проще, но, как правило, только до вечера. Редкие проблески благодаря прокси-сервисам и VPN. Люди делились последними новостями как в старые-добрые. Каждое утро начинается с обзвона друзей и родственников, каждый вечер — с смс-ки родным. Показательный пример последней: «Мы в порядке» — «В порядке это дома?». Мобильного интернета у нас не было все три дня. Вечером друзья, которые остались дома, читают новости тем, кто вышел на улицы, по телефону, а люди в городе делятся друг с другом тем, что слышали на улицах. Днем до вчерашнего дня были периодическими доступными Onliner, белорусский портал TUT.BY, Meduza, почти все остальные новостные сайты — нет. Всем журналистам — огромная благодарность за ваш труд в таких условиях.

Свобода собраний

Собраться для мирных протестов каждый день было все сложнее. Первый день — относительная неготовность к децентрализации со стороны властей, гудящий центр, массовые задержания в местах протеста, одиночные — по дворам и улицам — после. Второй — оцепление центра по периметру, смещение протестов от центра и в микрорайоны. Опять массовые задержания в местах протестов и опять ночные зачистки по дворам. Третий — окончательное смещение протестов в микрорайоны, центр перекрыт тотально, людей задерживают с улиц уже с вечера. Например, типичная картина вчера вечером в центре до начала массовых протестов в микрорайонах. Два парня сидят на скамейке на сторожовке, подъезжает рейсовый автобус, из него вылетает 4–6 омоновцев, мат-ор, руки за голову, погрузка. То же видели на Янки Купалы (двое парней шли вдоль дороги), Машерова (один велосипедист, пара парней) и так далее. Пройти пешком к местам собраний мирных людей и не быть задержанным сложно. Так как мы живем в центре, то видели зачистку после протестов с балкона в первый день (про это пока мало пишут), когда все разошлись. Выглядит так: несколько автобусов с открытыми дверями едут по улице, останавливаются возле одиночных прохожих, из них вываливается ОМОН (или кто там) и в зависимости от настроения с разной степенью жестокости — погрузка. Если людей больше или они начинают убегать — все жестче. Важно, что насилие и задержания происходят не только в местах стычек, но точечно по всему городу!

Тихари и беспредел

В прошлые протестные годы мы думали, что дно бесправия — это когда люди в штатском задерживают аплодирующих прохожих. В этот раз всё гораздо хуже: никакие права не соблюдаются и речи об этом нет. ОМОН действует, такое ощущение, как хочет. Сотрудники ОМОН прячутся в автомобилях скорой помощи, людей на остановке расстреливают резиновыми пулями, одиночных прохожих (в местах, где нет митингующих) жестко забирают с улиц и скамеек «в превентивных целях», журналистов и мирных жителей избивают целенаправленно, есть смерти. Тихари в гражданском — везде по городу. Говорят, они даже симулируют ловлю рыбы у моста в Парке Горького, чтобы ловить тех, кто пишет «3%» под мостом. Ждем тихарей в кулинарии в Соседях на беляшах и смаженках. Провокаторы — постоянно в толпе, постоянно провоцируют, и, по наблюдениям, часто ведут мирных людей в места, где их будут задерживать.

Что дальше?

Власть показала, что они могут себе позволить устроить GTA на наших улицах. Но и беларусы показали, что уже не будет так, как раньше. Надеемся, что это начало конца. У нас появился доступ к информации. Ура. Мы не знаем, что нужно делать, но пока делаем то, что возможно и что советуют люди, которым мы доверяем. Все ссылки на видео, на которые невозможно смотреть без слез, актуальны и под рукой — можно показывать своим родителям, бывшим одноклассникам, соседям, а не только друг другу. Многие до сих пор не понимают, что происходит в стране. Если нет сил, то просто держитесь, друзья, мы вас крепко обнимаем. Давайте продолжать поддерживать друг друга. Давайте обозначать по мере сил свою солидарность друг с другом разными способами, ничто так не помогает, как понимание того, что нас много. Белый браслет, улыбка, помощь тем, кто в ней сейчас нуждается. Важно видеть, что нас много — не только вечером. Но и днем, в столовой, метро и парке. Приветствуйте друг друга, улыбайтесь и поддерживайте. Это задел на долгое время вперед. Берегите своих друзей и близких. Чувствую по себе, что сейчас очень легко поссориться с родителями и друзьями по самым разным причинам, злость ищет выхода, но, скорее всего, ее адресат не они. Мы все невероятные молодцы!

Тимур Рейзис

музыкант

В Беларуси впервые за 26 лет Лукашенко лишился поддержки большинства людей. Претензии копились последнее десятилетие: экономическая стагнация, закон «о тунеядцах», отрицание эпидемии коронавируса и т.д. С одной стороны, объявлен курс на технологизацию, с другой — уничтожение свободы мысли. Причем в провинции у людей нет работы и перспектив, одна сплошная беспросветность, если нет возможности устроиться на работу за границей.

Поэтому когда на этих выборах появились реальные альтернативные кандидаты «с человеческим лицом», они быстро заработали симпатии населения, а их аресты только оттолкнули от Лукашенко. Отдельно нужно сказать, новые кандидаты не связаны со старой националистической оппозицией, вызывающей недоверие общества.

Сейчас, после первых дней протеста, ситуация выглядит патовой. «Пряника» у Лукашенко для людей нет, «кнутом» протесты можно приглушить лишь на время, но не подавить. Несогласные с результатами выборов и политикой уходят из госорганов, силовых ведомств и с государственного телевидения. В протестном движении при этом сейчас нет признанных лидеров, только самоорганизация через телеграм-каналы. Кажется, что Лукашенко власть миром не отдаст, а на силовой вариант протестанты сейчас не готовы, да и сама идея силового протеста не очень популярна среди протестующих из–за последствий украинского Майдана.

В эти дни я видел в Минске в основном мирный протест. Эпизодические силовые столкновения только в рабочих районах, где есть спортивная и сплоченная молодежь. Но реакция силовиков была явно неадекватной. Несколько раз видел, как к сотне протестующих с флагами, которые кричали лозунги на краю дороги, приезжает несколько автозаков с полностью экипированным ОМОНом со щитами, применяет шумовые гранаты и стреляет резиновыми пулями. Задержанных пытают. Например, у нашего ударника есть знакомый, которого полтора суток держали на коленях лицом к стене, без воды и еды, и раз в час били по спине.

В целом настроение противоречивое. Смешались надежда и страх, близкие в ужасном стрессе. Лично мне кажется, что это надолго и сходу ничего не разрешится.

Сергей Шабохин

художник, куратор, со-основатель и главный редактор исследовательской платформы белорусского современного искусства kalektar.org

В Беларуси происходит борьба за украденные на фальсифицированных выборах голоса. Протесты были сверх жестоко подавлены. Надеюсь, что сейчас хотя бы временно агрессию прекратят, а люди продолжат свой мирный и невероятно культурный протест. С одной стороны, мы все как никогда едины в своем воодушевлении, надеждах на перемены и победу, гордости и любви к беларусам, с другой, тревога и страхи никуда не исчезли. Я надеюсь, что эта революция малых дел, без лидеров, сможет реформировать страну в ту, которую мы заслужили. А как показывают последние события, мы заслуживаем стремительных прогрессивных перемен.

Екатерина Рускевич

работает над гидом по белорусской монументальной живописи советского периода

Что я чувствую? Злость и страх. Старшее поколение родных предпочитает выборочно получать информацию и создавать иллюзорный безопасный вакуум. Одни мои друзья иронизируют, другие переживают, третьи выходят. Для меня маркеры ненормальности присутствуют буквально везде: это поезда, проезжающие станции без остановок, закрытые дворы в центре, закрытые кафе и библиотека, пустые улицы. Очень странно проходить днем мимо места, где ночью ОМОН перекрывал проход. И я не знаю, что будет завтра и где. Стыдно оставаться дома, но страшно выходить. Обычная привычная логика существования переворачивается полностью буквально за день. И с этим как-то нужно жить. Я не знаю что будет завтра, но хочется добавить, что у меня есть право на мою обычную жизнь.

Алексей Толстов

художник, писатель

Мне не очень понятно, что происходит, и не уверен, что понятно кому-либо. Сложно отследить. Ты читаешь о чем-то, а через минуту происходит что-то ещё, а потом ещё. Поток информации несется с невероятной скоростью. Сегодня начали бастовать рабочие. Надеюсь, даже скорее верю, что продолжат.

Я ехал по городу, везде цепи солидарности. Новости о протестах приходят даже из маленьких городков и деревень. Будто все практически в один момент решились высказаться. И этот поток речей и действий не хочет останавливаться. Мне кажется, что чем дальше, тем более очевидным становиться одно: это конец режима. Лукашенко сегодня — это прошлое. И именно сейчас очень многие люди, которые долго смотрели на этот стилизованный под советские времена нерушимый фасад, бессильно про себя матерились, наконец-то понимают, что даже фасада нет. Это было какое-то нездоровая насильственная ностальгия. Теперь неожиданно стало понятно: прошлого больше нет, только — будущее.

Но что там — непонятно вообще. Там страшно, опасно. Никогда не было никаких вариантов, ни опыта фантазии, представления о другом будущем. Никто не знал, что в Беларуси вообще может быть иначе. Со злостью, с яростью и ненавистью, я чувствую растерянность и бессилие перед будущим, будто бы оно наступает не потому, что мы его сейчас создаем, а потому, что это некая неотвратимость, тотальность, волна, которая меняет и сметает вообще все.

Протест хаотичен: нет лидеров, но есть фигуры. Не политики, скорее люди без опыта, которые начали заниматься этим пару месяцев назад. Они управляют президентской кампанией кандидатов и по факту побеждают на выборах, подарив людям надежду. Во всем этом смешались политтехнологии, усталость, пиар, надежды, популизм, гнев, низовая инициативность, страх, решительность, реальный героизм и поза. Всё очень неожиданно, неуравновешенно и эмоционально. И это «всё» случается буквально в один момент после десятилетий «ничего».

Я оптимист. Лукашенко, как человек у власти, уже закончился. Я также знаю, что ничего нового пока ещё не началось, стараюсь понять, с чем скоро предстоит столкнуться. И больше всего я думаю о том, как не позволить этому будущему сразу же стать знакомым и понятным прошлым.

Андрей Анро

художник

В день выборов по всей стране начались проблемы с интернетом. Я голосовал в сельском клубе-библиотеке, так как прописан в деревне, играли народные ВИА, у входа сидел соломенный человек. После с братом поехали в Минск на вечерней электричке, и, звоня друзьям и близким, начали узнавать, что на том или ином участке для голосования вывесили протоколы с успешной победой Тихановской, кое-где голоса разделились поровну. Это был шок и радость, перемены, пульсация вен, казалось, мы приедем в другую страну! На подъезде к Минску открыли окна в вагоне, мы услышали гул людей и машин. После узнали, что ЦИК объявил о 80% в пользу Лукашенко, что никак не вязалось с информацией до этого. Негодование росло, и мы шли по Минску, видели группы горячих голов, которые на адреналине двигались в центр, какой-то мужчина говорил: «Они не имеют права, я их сам забросаю персиками, у меня их целый грузовик». Долго не мог уснуть. Мы обсуждали, что Беларусь может сделать большой гражданский скачок через мирные протесты. Тогда мы ещё не знали, что закон перестал действовать настолько, что внутренние войска и ОМОН начали вести себя как звери, нападая на всё движимое и недвижимое, стреляя на поражение резиновыми пулями и светошумовыми гранатами. Вчера был третий день протестов, я чувствовал опустошение и потерю сил, моей жене, художнице Василисе Поляниной, угрожали силовики, заставляли её снять белую ленту. Сегодня, набравшись сил, опять планируем идти на улицы города и высказывать своё и наше возмущение, без насилия, без нападения. Мы за мир, мой брат перед выборами наделал бумажных белых голубей, а вчера попытался подарить оригами патрулирующий тройке силовиков, но те отказались, брат продолжил: «Может вы хотите голубя поменьше?» Но они и второй раз отказались от мира.

Василиса Полянина

художница

Мы с Андреем участвуем в протестах, но не в эпицентре, скорее, как наблюдатели. Вчера[2] я ходила положить цветы на Пушкинскую погибшему парню. Мы пошли вдвоем с собакой. Я отошла немного в сторону от точки, где находится временный памятник, чтобы купить цветы. И тут же выбежал ОМОН, они все оцепили. Вернее, не ОМОН, а ВВ. Они оцепили все метро, забрали часть людей и уже никого не пускали к памятнику. Ко мне подошли шесть человек ВВ и начали грубо угрожать, требуя, чтобы я сняла белые браслеты.

Общее эмоциональное состояние сейчас — тревожность, но страха уже не так много, больше злости на то, какую чернь творят ОМОНовцы и ВВ. Полное беззаконие. Они позволяют себе абсолютно все, что хотят, они очень агрессивно настроены. Вы, наверно, читаете основные новости, что все сотрудники — вооруженные, с дубинками — идут на полностью безоружных. Но сейчас уже третий день, и люди стали придумывать себе защиту: они выстраивают баррикады, некоторые парни ходят с дубинками, во многих подъездах стоят средства медицинской помощи: хлоргексидин, бинты, вода. На подъездах пишут, как можно подключиться к дополнительному интернету (но это до сегодняшнего подключения). Люди очень помогают друг другу, обмениваясь информацией. Все сплотились, и это очень вдохновляет. Сейчас предельно важно не отвечать агрессией на агрессию, хоть это и сложно, учитывая все происходящее. Но сегодня появилось еще больше мирных жестов, и это вселяет надежду на то, что мы победим и сделаем это мирным путем!

Алексей Кузьмич

художник-акционист

Я готовил свою акцию «Верую или Филистерский мир политических животных» (9 августа 2020) задолго до выборов президента и отслеживал происходящее. Я не мог не отметить, что в большинстве своем люди вместо того, чтобы пробовать освободиться от системы, от гнета исторических пережитков, все равно продолжали искать лидера. Моя акция обращается к этому современному религиозному верованию в демократическую модель управления государством в ее переплетении с архаическим верованием в главу стаи или трайба. У главного бабуина демонстрация половых органов является важнейшим элементом подтверждения своего статуса.

Человек без критического мышления верит более сильному и громко кричащему, звонче бьющему в грудь политику. На пьедестале оказывается фаллический символ, указывающий на фаллоцентричность архаичных действий, завуалированных под социальные механизмы. Эта акция состояла из двух частей, как диптих. Первую часть я провел на избирательном участке. Во время второй, которая прошла вечером того же дня, я встал, словно распятый, с бюллетенем с фаллосом на груди, перед колонной спецтехники и спецназа на Проспекте победителей. Этим «вторым пришествием» я хотел примирить противоборствующие стороны, в частности потребовать у силовых структур, чтобы они переходили на сторону народа. В акционизме невозможно просчитать действия тех, на кого направлено искусство. Было бы здорово, если бы они сложили оружие или просто ушли, но я не питал сильных иллюзий на этот счет. Акция показывает жертвенность, то, что народ не воинственен, а скорее обнажен: перед властью он находится в таком положении, что с него нечего брать. Мне было важно указать им на абсурдность выборной кампании, на то, что они выступают за фарс: собираются стрелять в людей за некие догматические принципы идеологического характера, которые уже давным давно устарели. Мы пришли сюда без оружия, за освобождением, мы хотим что-то изменить в нашем социальном теле. Я не привязывался к библейским догматам, а лишь использовал христианские элементы, близкие нашему культурному полю. Фалос на бюллетене означает то, что выбирается не демократия, а очередной деспот, главный бабуин стаи. После этого в меня полетели гранаты, на меня пошла колонна спецтехники и мне пришлось уйти.

Той же ночью ко мне домой пришли люди в масках, выломали дверь, увезли в РОВД, бросили в камеру на трое суток без еды, вода и туалет по расписанию. Оказаться на свободе мне помогли врачи, они спасли меня из этого ада. Там проходила какая-то средневековая инквизиция: зверства, людей избивали, ментально и физически уничтожали.

После того, как я оказался на свободе, я воодушевился степенью консолидации общества. Мне бы хотелось, чтобы человек освободился от какой бы то ни было власти, в том числе капиталистической и финансовой. Необходимо утилизировать властную вертикаль или переводить ее в горизонталь: отказываться от высших чинов, начиная с президента, и двигаться в сторону парламентской республики и передачи власти группам и коммунам при условии, что судьбу все страны, государства, народа не будут решать группы людей, приближенные к финансовым потокам. Уходить от плутократии. Те финансовые структуры, которые приближены к власти, имеют свой сильный интерес в государственной и политической борьбе и способствуют удержанию существующего конституционного строя и режима: все делается для них и под них. Я бы хотел, чтобы человек освободился от любого идеологического гнета, чтобы власть, радикальными или мирными методами, отдавалась простому человеку, вместо того чтобы он служил жертвенной нефтью для ее представителей.

Что касается искусства, то оно в своей основе анархично и борется с идеологией, хотя одновременно может создавать новые: современное искусство это тоже определенный вид религиозного верования. Может ли оно влиять на политическое и социальное мироустройство? Вряд ли. Но оно запускает механизмы и создает триггеры, которые могут способствовать дальнейшей консолидации и сопротивлению. В любом случае, искусство оказывает некий эффект на те изменения, которые будут происходить в дальнейшем.

Юрий Урсо

радикальный анти-культурный работник, теоретик и анти-художник

Я представитель радикального антиискусства в городе Минске в Беларуси. Я вовлечен в протестные движения с малого возраста и занимаюсь разными контркультурными проектами. В силу определенных обстоятельств я отношусь с дистанцией к протестам оппозиции и я не поддерживаю национально-консервативную движуху. Но то, что происходит в Беларуси сейчас, уже не вписывается в традиционную оппозиционно-консервативную повестку с чётко обозначенными местами и предсказуемыми лидерами. То, что происходит сейчас, может быть вписано в контекст глобальных протестов.

В ночь с 9 на 10 августа я был в центре города, в гуще протестов, но старался сохранить безопасную дистанцию, убегал, и поэтому мне очень повезло, хотя мы с подругой были на грани. Повезло попасть в один бар в центре города — единственное место, где можно было подключиться через wifi и прокси к интернету. Но ситуация и там была критическая: когда совсем рядом начали кидать шумовые гранаты, а военные начали расчищать территорию, нам пришлось забаррикадироваться в самом баре. Военные пытались взломать дверь и могли спокойно разбить стекло, но нам очень повезло, пронесло.В целом я за протест: сейчас он представляет из себя нечто децентрализованное, очаги вспыхивают в разных районах города. Я бы сравнил это с опытом Occupy. Например, совсем рядом с моим домом были баррикады не хуже, чем во время протестов жёлтых жилетов в Париже. Меня как представителя (анти)культурного сектора интересуют протесты в целом. Сейчас очевидно, что и работники (анти)культуры начали протестовать. Мой проект сделал несколько заявлений и пару анти-перфомансов, про которые можно почитать на нашей странице.

Аня Бредова

активистка квир-инициативы DOTYK

Последние дни были достаточно спокойные, уже мало людей задерживают, мало избивают. Забавно, что мы говорим об этом как о «спокойных днях в Беларуси». Многих выпустили. Но сейчас я очень боюсь, что этого будет недостаточно, что ничего не изменится. Надежду вселяет, что заводы продолжают бастовать, это уникальная ситуация, очень вдохновляющая. И то, как организуются люди сейчас, очень радует, дает надежду. Люди объединялись для поиска задержанных, потому что совершенно понятно, столько знакомых пропали и где они находятся. Нужно постоянно звонить, но никто не дает данных. Люди оказывают медицинскую помощь, приносят еду, все это сильно вдохновляет.

Многие мои левые знакомые называют это буржуазной революцией. Но на самом деле происходит очень большое объединение повесток, в том числе феминистской. Но, может быть, этот архетип мирной женщины в белом и есть воплощение той самой политики заботы, о которой все говорят — сопротивления, основанного на бессилии? Что если бы все надели белое и взяли бы цветы? Наверное, лучше было бы жить в этом мире. Скорее всего, когда режим падет, нас ждет волна буржуазных изменений, но эта волна солидаризации очень воодушевляет.

Леся Пчелка

художница, менеджерка культурных проектов, организаторка VEHA (veha.by)

События в Беларуси развиваются с сумасшедшей скоростью, боюсь постоянно. Каждый день думаю, сколько Лукашенко еще продержится. Страшно если еще неделю, ужасно если месяц. Сегодня[3] на встрече с бастующими работниками МЗКТ Лукашенко сказал: «Мы провели выборы. Пока вы меня не убьете, других выборов не будет».

Старалась активно участвовать как во всех предвыборных процессах, так и в митингах. Чувствовала, как число активных оппозиционеров растет с каждым днем. Но всегда находились те, кто пытался спорить или обесценить действия оппозиции. Когда я была наблюдателем на участке №42 в городе Борисове, нам не разрешили находиться в здании школы и не дали стульев. Мы фиксировали увиденное с улицы, считали явку избирателей. На досрочном всегда была завышена, а в день основного голосования, напротив, занижена (иначе набрали больше 100%). Когда начался дождь, нам не разрешили сесть даже под козырек крыльца школы, не пускали в туалет. Одна из пришедших на участок избирательниц назвала нас с напарником «сидящими обезьянами». Было много и приятных людей, которые приносили нам воду и шоколадки, но с ними нельзя было говорить, иначе лишали аккредитации и выгоняли с участка. В основной день голосования были закрыты все двери школы на входе, чтобы мы с улицы не видели урны для бюллетеней. Росла очередь. Я сказала председательнице комиссии Сергожко Анжеле Александровне, что очереди опасны во время пандемии и нужно впустить людей, она ответила, что замечания имеют право делать только находящиеся внутри наблюдатели. Но нас не пустили внутрь как раз из–за «сложной эпидемиологической ситуации». По этой же причине меня не пустили навестить в больнице избитого друга. И в это же время на Окрестина в камерах, рассчитанных на четверых, сидят по пятьдесят человек, без воды и еды, избитые. Пришедших к тюрьме родственников тоже забрали. Мою подругу, которая за неделю до этого пережила взрыв в Бейруте и вернулась на родину, тоже посадили в тюрьму — она помогала искать подруге пропавшего мужа. Все это страшно и отвратительно, постоянно плачу. Когда начались убийства, я перестала выходить на ночные протесты, начала помогать в службе поддержки задержанных. Все волонтерки, записывающие истории пострадавших, находятся в пограничном состоянии. Я не чувствую себя в безопасности даже дома — за людьми приходят, выбивая двери. Наша надежда — заводские рабочие, которые сейчас выходят бастовать, огромная им благодарность, вы герои! Спасибо журналистам и журналисткам, которые рискуют жизнью и продолжают работать!

Сегодня опять выключили интернет, пишу этот текст и даже не знаю, смогу ли его отправить, будет ли связь. Многие лишились работы, заморожены все проекты, люди подавлены, многие на грани срыва, но все хотят мирного решения. На наших митингах дорогу переходят только на зеленый свет, снимают обувь, чтобы не испачкать скамейку, раздают воду и убирают мусор. Я очень горжусь беларусами, никогда не чувствовала этого раньше! Я буду подавлять свой страх, чтобы продолжать бороться.

Алексей Борисенок

исследователь, куратор

Мое тело занимает странное положение: оно мало двигается, глаза сфокусированы и напряжены, адреналин приливает, моменты эйфории сменяются тревогой и паникой. Я нахожусь не в Минске и не могу касаться, обнимать, чувствовать близость всех тех изможденных, уставших и воодушевленных тел — то чувство, без которого протест как собрание тел практически невозможен. В этом смысле мое физическое положение отмечало важность времени — часики назывались «асап», или «как можно быстрее». Эта темпоральность навязана каналами Телеграма, главного источника информации, который как раз был доступен нам, а не нашим товарищам и родителям, находящимся в дезориентации и преодолевающим ее через пространство. В отличии от пространственной тактики, отмечающей уходы, маневры, распределения, уплотнения — я имел отношения со временем, скользящим, бьющим минутой, усталостью и интенсификацией. Революционная теория — это в том числе и теория времени, теория разрыва, теория нужного момента, выжидания и напора. Переживая время через определенный интерфейс репрезентации и агитации, мы стали свидетелями специфического для Беларуси разрыва (в моем случае связанного с моим странным расположением между включенностью и дистанцией), между моментом «слишком поздно» и моментом «слишком рано». Сбивая это фиктивное противоречие (We know it’s too early and, at the same time, too late, and that’s why we have time. We have stopped waiting. — «Тиккун»), открывается зияющий момент времени — та чудесная темпоральность радости, уверенности и возможности.

Вчера мы только мечтали о всеобщей забастовке, читали требования независимых профсоюзов и только-только появляющихся стачкомов. Сегодня забастовка, возможно, станет реальностью. Мечта о политическом требовании остановки, нежелании продолжать жить в навязанном времени, «продуктивный отказ», уход и приостановка производства и повседневности, остановка машины Белаза как остановка мега-машины-производства. Этот момент еще открыт и тревожен. Он соблазняет и волнует: как спонтанное и совместное движение протеста может репрезентировать или представлять себя в другом языке организации или политической репрезентации? В этом смысле то, что происходит в Беларуси сейчас, определяет будущее постсоциализма — то, какую форму и какую интенсивность примет время, какие могут возникнуть модели коллективного будущего, отношения и иерархии между «Западом» и «Востоком», постсоциализмом и остальным миром. Они абсолютно точно будут касаться пространства, выходящего за границы Беларуси.

Также время принадлежит женщинам, агенткам инфраструктуры против ментовских агентов насилия. Всеобщая забастовка в этом смысле случится не только с остановкой индустриальных заводов с колоннами рабочих и их лозунгами, но и с угрозой или реальностью приостановки ВСЕГО — способа производства самого производства — матерей, врачей, уборщиц, сиделок, учительниц. Забастовка такого рода покончит с патриархатным временем, навязанным структурой режима Беларуси, с экстракцией ресурсов и ментовским насилием. Она вернет момент открытости мира к возможностям политической организации на самом демократическом уровне, между всех существ и материй: она снимет иерархии между прошлым и будущим, тиранию настоящего и сиюминутного — социализм времени.

Мне так не хватает этого касания — к тем и к тому, что нашло возможность сопротивляться, подставляло себя под удар, давало помощь и уверенность всему вокруг: плечей и рук протестующих, ладоней и улыбки мамы, танцующих, изможденных, бегущих, радостных тел. В то же время я уверен, что если зияющий момент времени найдет свое выражение, то иерархия темпоральности и соприсутствия будет снята, ПРАЗДНОВАТЬ СЕЙЧАС БУДЕТ ЗНАЧИТЬ ПРАЗДНОВАТЬ ПОТОМ, ПРИ НАШЕЙ ГОРЯЧЕЙ ВСТРЕЧЕ.

Редактура Иван Стрельцов, Лера Конончук и Анастасия Хаустова. Особая благодарность за помощь в сборе реплик — группировке eeefff (Дине Жук и Николаю Спесивцеву), Алексею Борисенку и Сергею Гуськову.

Примечания

1 один из кандидатов в Президенты Республики Беларусь — Прим. «Спектейт»

2 11 августа — Прим. «Спектейт»

3 17 августа, — прим. «Спектейт»

Spectate

FB — VK — TG

Spectate — независимое издание. Если вам нравится то, что мы делаем и вы хотите нас поддержать, оформите ежемесячный донат на Patreon. Даже 5$ каждый месяц — большой вклад.