В новой статье вспоминаем книгу Рауля Ванейгема, в которой он хоронит авангардное искусство, но признает, что всё было не зря.

Писать рецензию на книгу Рауля Ванейгема «Бесцеремонная история сюрреализма» неблагодарное занятие. Текст одного из лидеров Ситуационистского Интернационала представляет собой заряженный Магнум 44, направленный прямо в затылок стоящего на коленях мирового авангарда. Приговор искусству XX века, который Рауль писал как учебное пособие для школьников, пропитан ядом и отдает вонью сточных канав парижских предместий. Ванейгем был современником заката мирового авангарда и вместе с друзьями стал его окончательным могильщиком. Книга подводит нас к нулевой черте, за которой начинается окончательный триумф товарного фетишизма, и автор с иронией и горечью оглядывается назад, чтобы констатировать — сюрреализм и дадаизм дали миру многое, но не дали главного… победы поэзии революции над повседневной монотонностью капитализма.

Несмотря на то, что история авангарда многолика и многогранна, именно дадаизм привнес в искусство настоящий революционный задор и опустошающую энергию прихода нового мира на место сгнивших империй. Все смыслы старой Европы были исчерпаны, и требовалось радикальное обновление. Но если футуризм очень быстро припал к груди тоталитарной машины Муссолини, то дадаизм и сюрреализм пережили более сложную и трагичную историю, состоящую из цепочки предательств и бесконечной внутренней борьбы за самоочищение движения.

Сюрреализм и дадаизм дали миру многое, но не дали главного… победы поэзии революции над повседневной монотонностью капитализма

Изначальной трагедией революционных авангардных течений в искусстве стало поражение либертарных элементов в русской и германской революциях. Немецкие отделения дадаизма, ушедшие далеко вперед в плане политической манифестации от первоначального швейцарского кабаре-варианта, практически не оказали влияния на своих парижских собратьев. Передача эстафеты прошла через руки Тристана Тцары, наименее политизированного из участников движения. Детище Арагона и Бретона изначально оказалось гомункулусом революционного искусства, прожившим очень долгую и плодотворную жизнь, но в итоге предрешившем свое поражение самим фактом своего появления.

Шизофреническое и разрушительное рождение дадаизма произошло на закате Бель Эпок, времени, которое получило такое название только благодаря отсутствию войн, но несущее в себе все социальные противоречия, которые Первая Мировая Бойня вскрыла. Такие персонажи, как Артюр Краван, племянник Оскара Уайльда, стали проводниками мира искусства из состояния полуспящего богемного кокетства в ад задыхающегося от смертоносного зловония поля битвы. После стольких смертей художники и поэты не могли уже смотреть на мир иными глазами. Только скорбь и боль, отчаяние на грани душевного помешательства и… социальная революция.

Сюрреализм стал ответом французской богемы на вызовы времени. Через это движение прошло так много людей, что свести все к одному культурному знаменателю не представляется возможным. Коммерческие проходимцы по типу Пикассо и Дали, которого Ванейгем назвал слабоумным идиотом. Апологеты сталинизма Арагон и Элюар, приведшие движение к расколу. Радикальные безумцы, подобные Антонену Арто, и конъюнктурщики, как Тристан Тцара, сдавший своих бывших друзей полицейским, когда они захотели сорвать его спектакль.

Лотреамон, Ленин, Троцкий, анархизм, бессонница и следующее за ней лишение рассудка, ведущее к суициду. Взрывоопасный коктейль, смешать, но не взбалтывать. Это и есть история мирового искусства, не ставшего элементом дизайна интерьера в буржуазных апартаментах. Писсуар Дюшана или памфлеты на смерть очередного политикана. Сдохни, старый мир, ты всего лишь бочка с буржуазным дерьмом! Сперва это было весело, но с годами стало плесневеть. Но надо отдать должное Бретону — он до конца попытался сохранить революционный дух движения.

Метания нескольких поколений художников и поэтов внутри клетки психоанализа и автоматического письма дали миру искусства кладезь художественных техник и приемов, которые были потом максимально востребованы в мире постмодернистов и авторов нового французского романа. Многие из них были доведены до коммерческого абсурда самым известным предателем движения Дали.

Так что же такое сюрреализм для мирового революционного движения? Жалкая попытка заработать авторитет в мировых политических игрищах? Игра в бунт хитрых художников, продававших за спиной друг у друга картины буржуазным перекупщикам? Искусство ради искусства, выродившееся в метафизические поиски Я перед лицом неизбежной смерти? Ванейгем дает однозначный ответ: сюрреализм и дадаизм — это вздох отчаяния умирающей революции. Для бельгийского ситуациониста ранние Советы в России 1917 года и движение Спартакистов в Германии были началом революционной поэзии, которую художники и поэты могли продлить и усилить, но без которого они автоматически превратились в придаток реакционных режимов. Бег Бретона по кругу от Сталина к Троцкому, а затем в оппозицию ко всему мировому коммунистическому движению был неизбежен, как была неизбежна и трансформация сюрреалистического искусства из подлинного революционного акта в оформление буржуазных фантазий о новом мире.

Помимо автоматического письма, самым знаменитым призывом сюрреалистов стала спонтанная стрельба художника из револьвера по толпе, которая символизировала собой выход из буржуазной символической игры потребления, и над которой потом иронизировал Сартр в своем рассказе Герострат. Публичные призывы к расправе были скорее фрондерством, и настоящим культом среди сюрреалистов стало самоубийство, которое сопровождало движение все его существование. Не следует думать, что все происходившее с художниками и поэтами в течение полувека было счастливым путешествием, подобному круизам Дали и Галы из Нью-Йорка в Испанию, где он открыто поддержал фашистский режим Франко. Многие из сюрреалистов закончили свою жизнь суицидом либо в психушках, либо в крайне нищете.

Вслед за Марселем и Раулем Ванейгемом мы с чистой совестью можем повторить, что капиталисты в массе своей слабоумные идиоты, и их мир — это всего лишь куча зловонного дерьма

Сюрреализм просуществовал до 60-х годов XX века, окончательно уйдя со сцены как политическое движение со смертью Бретона в 1966 году. Если говорить о наследии Дада и сюрреалистов, то мы могли бы пойти вслед за Ванейгемом, который увидел очарование пустоты в работах сошедшего с ума Де Кирико, но нам кажется, что истинное признание работ Магритта, Дюшана, Эрнста, Пикабиа и других следует видеть в свете нескончаемой трансформации Невозможного в их картинах. Постоянное скольжение на грани умопомешательства и бунта против обывательских императивов в искусстве приводит нас в бесконечно повторяющиеся комнаты, откуда нет выхода, кроме как признать свое поражение и отдаться на поруки смерти. В конце концов, каждый из столпов сюрреалистического движения отправился в свой метафизический поход против смерти и одиночества. Став мэйнстримом, сюрреализм окончательно растерял свой революционный посыл и влился в общую официальную буржуазную историю искусства, где критики аккуратно подрезали биографии и выставили на первый план самых коммерчески успешных представителей.

В итоге, сюрреализм оставил после себя массу неразрешенных вопросов. Из них можно составить конспект на несколько тысяч монографий, которые только увеличат спрос на самое таинственное движение в искусстве XX века. Нам было бы удобно свести все к банальной истории эволюции художественных течений, выписанной по лекалам буржуазной историографии. Набор технических приемов, окончательный коммерческий успех отдельных представителей и симпатии к политическим лидерам и партиям тех или иных государств. Фовизм, кубизм, супрематизм, сюрреализм, абстракционизм… Но стоп, как и Черный Квадрат Малевича, сюрреализм оставил после себя один очень важный ответ на гнетущий вопрос. За внешней историей успеха капиталистической машины остается зияющая пустота, которую очертили своими работами европейские бунтари. Да, дельцы продали в итоге писсуар Дюшана за 17 миллионов долларов, но вслед за Марселем и Раулем Ванейгемом мы с чистой совестью можем повторить, что капиталисты в массе своей слабоумные идиоты, и их мир — это всего лишь куча зловонного дерьма. Несмотря на то, что революционное движение двадцатого века потерпело сокрушительное поражение, представитель последнего истинного авангарда пришел на могилу предшественников и выстрелил в пустоту в знак уважения к тем немногим, кто прошел всю борьбу с системой и собственной смертью до конца.

Фотографии Полины Нимаевой.

Автор текста: Роберт Палмер.

Оригинал статьи на сайте «Стенограммы».