Тело, говори
Текст Михаила Захарова о комиксах, которые рассказывают истории тел и помогают осознать свою сексуальность.
В одном из сценариев к «Сэндмену» было упоминание мастурбации. Редактор [Карен Бергер] немедленно вырезала эту часть. Она сказала мне: «Во вселенной DC нет мастурбации». На что я ответил: «Это многое объясняет».
Нил Гейман
…Супермен ограничивает свою деятельность пределами того небольшого сообщества, в котором он живет (Смоллвилль — в отрочестве, Метрополис — в зрелые годы). Подобно средневековому крестьянину, который мог совершить паломничество в Святую землю, но не знать, что делается в соседней общине, находящейся в пятидесяти километрах от него, Супермен легко совершает путешествия в другие галактики, а остальной земной мир и даже остальную Америку практически игнорирует…
Умберто Эко, «Миф о Супермене»
I
Свой первый комикс — The Amazing Spider-Man #494 (далее TASM) — я купил в семь лет. Я до сих пор помню его обложку и запах. Он был идеальным знаком, требующим расшифровки: кто такой Человек-Паук, я уже знал благодаря мультсериалам, но кто такие дядя Бен, тётя Мэй, Гвен Стейси, Мэри Джейн? Так из меня потекли деньги.
Во вселенной TASM Питеру Паркеру 30 лет, он одарённый химик и школьный преподаватель. В Ultimate Spider-Man (далее USM), серии, которую Marvel создали в 2000-м, чтобы познакомить миллениалов с богатой паучьей мифологией, Питеру 15 лет, он одарённый фотограф и школьник. Я покупал обе серии.
Я усвоил и условился с собой об одном — что в моей жизни не будет никакой смерти и запустения, но будет только движение и продуктивность. Питер Паркериз–под пера Бендиса стал для меня блестящим образцом для подражания
Изначально я был заворожен Человеком-Пауком в USM, потому что он напоминал меня — чисто внешне и ситуативно: у него тоже был большой секрет, за который он мог подвергнуться остракизму со стороны общества и близких. В USM #48, когда до конца урока обществознания остаётся десять минут и преподаватель разрешает высказаться на свободную тему, Питер обвиняет Уилсона Фиска aka Кингпина, мецената днём и главного криминального авторитета города ночью, в коррупции и убийстве. И у него есть все на то основания, ведь это он разоблачил Кингпина, будучи Человеком-Пауком. Но он не может разоблачить Фиска перед классом, не разоблачив себя — Питер Паркер принадлежит миру Уилсона Фиска, а
Я усвоил и условился с собой об одном — что в моей жизни не будет никакой смерти и запустения, но будет только движение и продуктивность. Питер Паркер
Я хранил фигурки Человека-Паука — и он благодаря своему вечному страданию и фиксации на травме стал для меня сакральной фигурой; на этом делает акцент и Сэм Рэйми в своей экранизации, где Паук, чтобы спасти пассажиров поезда метро, застывает в позе Христа. Сюжетная арка Джея Майкла Стражинского в TASM тоже намекала на это, ведь Морлан, главный злодей того большого рана, видел в
II
Детство исчезло в тот момент, когда я усомнился в паучьем боге, перестал смотреть на
Когда я отсёк от
Изначально я был заворожен Человеком-Пауком в USM, потому что он напоминал меня — чисто внешне и ситуативно: у него тоже был большой секрет, за который он мог подвергнуться остракизму со стороны общества и близких
Комиксы оказали на меня педагогическое воздействие — они воспитали меня чувственно и телесно, послужили первой ступенью в раскрытии собственной сексуальности. Комиксы были моей печатной порнографией. Ямпольский в лекции об архиве и индивидуальности говорит о том, как просматривал сотни порнографических фото, где люди были абсолютно деперсонализированы ретушью фотошопа. И комиксы деперсонализировали своих персонажей, ведь в них у персонажа нет ни одного постоянного облика, облик всегда текуч, и, когда заканчивается контракт с одним автором, персонаж становится другим, он фрагментарен, его рисуют разные художники, его голосом говорят разные сценаристы (и разные актеры); про
Эксперимент по созданию единого кинематографического пространства, который сейчас проводит Marvel, не новый, ему как минимум восемьдесят лет, ведь в сталинском кино «большого стиля» тоже существовала единая вселенная, где, как отмечает исследователь Оксана Булгакова, из одного фильма в другой курсировали объекты, места, персонажи: «Сталин, у Ромма молчаливо стоящий у карты, у Чиаурели отдает слышимые приказы, например занять почтамт. То, как занимают почтамт, показывает Ромм. В «Человеке с ружьем» Юткевича солдаты пишут письмо Ленину, письмо читается в «Великом зареве» Чиаурели. На вопрос крестьянина из фильма Юткевича, что будет с аграрной реформой, даётся ответ в фильме Ромма». Роль автора, таким образом, сводится на нет — о персонаже (в случае экранизаций комиксов — супергерое) всегда есть только одно мнение, которое формирует, в советском случае, идеология (на вопрос западных журналистов, кто является сценаристом «Потёмкина», Эйзенштейн отвечал: «Партия») или, в случае Marvel, деньги. Так в
Моя страсть к приобретательству никогда не выходила за рамки разумного — в ней нет той маниакальности, которую мне довелось однажды лицезреть в Библиотеке для молодежи, где был наскоро организован аукцион, и гики готовы были растерзать за оригинальный комикс 60-х годов. Мое задротство умеренное — и ограничивается десятью килограммами комиксов, которые я таскал в коробке по сорокаградусной жаре в
Комиксы — это неизбежно телесные нарративы, тела обхаживаются и акцентируются, человеческие тела становятся телами животных — ящериц, носорогов, скорпионов, стервятников; тела соединяются с металлами, стихиями, сливаются с реальностью на молекулярном уровне (совершенно алхимический характер персонажей Фантастической Четвёрки, где Рид — вода, Сью — воздух, Джонни — огонь, Бен — камень). Тела в комиксах всегда рассказывают истории. В этих историях, разрозненных, распадающихся на облачка и панели, в этих Человеках-Пауках, от недовольных, в дремучем пятнадцатилетнем пубертате школьников, до тридцатилетних дядек в лайкре, которая еле сходится в промежности, можно прочесть и наши истории тоже. Думаю, главная заслуга инстаграма как раз в том, что теперь героем может стать каждый — чем ещё являются инстаграмы, как не масштабными нарративами, комиксами наших тел?
III
Сейчас я меньше сопереживаю Питеру-невротику и больше — Мэри Джейн и тёте Мэй, потому что понял их долю и потому что увидел в них себя. Когда Мэри Джейн в халате, с пистолетом в руках, выстрелила на Бруклинском мосту в Зелёного Гоблина, чтобы история Гвен Стейси ни за что не повторилась (Marvel Knights Spider-Man #12), и врезалась в другого Зелёного Гоблина на угнанном грузовике (Ultimate Comics Spider-Man #160), когда Мэй — настолько она одинока — пришла на кладбище поговорить с мёртвыми родственниками: мужем, его братом, женой брата (TASM #501), и когда написала в списке дел: «купить успокоительного», а потом сделала приписку «много» (TASM #480), — я плакал. Комиксы помогли мне осознать мою сексуальность, но со смертью Человека-Паука в
Фотографии Дарьи Кузнецовой. Больше обновлений от «Стенограммы» можно найти здесь.