Я росла принципиальной. Сколько помню себя, слышала от родителей, что они «не предают принципы», или не делают чего-то «из принципа». Соответственно и я начала этими самыми важными принципами запасаться. Благо, мне было за что «уцепиться»: я росла в украиноговорящей семье в небольшом шахтерском городке рядом с Луганском, родители крестили меня католичкой, я любила чтение и музеи и росла замкнутым ребенком. Я постоянно ощущала себя другой и считала своим главным принципом собственное инакомыслие. Остальные аспекты — религия, язык, ощущение этнической принадлежности, — были второстепенными, хотя не менее важными, по моему мнению принципами. Именно так я и начала формироваться.

Как только я столкнулась со сверстниками, я, конечно же, столкнулась и с непринятием. Дети — это отдельные личности, однако, в той или иной мере, они являются отражением своих родителей. Мои одноклассники были приучены говорить на русском языке, ходить в православную церковь и, конечно же, не считали родиной Украину. Ощущение непринятия лишь подпитывало мое желание быть «принципиальной».

«Чем дальше в лес, тем больше дров»

Время шло, я пыталась познать себя, «обрастала» новыми вкусами, увлечениями, которые тут же начинала воспринимать как «принципы», которые, естественно нужно защищать. В возрасте около 13-14 лет я уже четко осознавала себя как националистку и пыталась «бороться» за свой язык. Мое увлечение филологией еще больше усугубляло ситуацию. Я могла проявлять словесную агрессию, если слышала, что например, школьный учитель сделал в предложении ошибку или, еще хуже, допустил русизм. Чем больше я боролась, тем больше агрессии и неприязни я получала от одноклассников.
Когда я была в 9 классе, мне наконец подарили телефон с функцией Интернета. Я «открыла» для себя мир социальных сетей и виртуального общения. Познакомилась с единомышленниками из других городов и даже из Луганска. Меня поддерживали. Мной почти восторгались, ведь я же такая «принципиальная», такая «умница», защищаю интересы страны и так далее. Я начала принимать участие в патриотических митингах в Луганске. У меня появился круг общения.

Боль, которую я ощущала, исходила либо от «белых соотечественников», либо была спровоцированна мной самой…

Но я не могла видеть новых реальных «друзей» каждый день, да и, на самом деле, кроме патриотизма нас ничего и не объединяло. Поэтому основной отдушиной оставался Интернет. Ведь друзей рядом у меня не было, а с родителями отношения не ладились. Социальные сети — интересная вещь: ты вроде подписываешься на страницы, объединенные одной и той же темой, а на самом деле уходишь все дальше и дальше… Так, от патриотки я превратилась в… скинхедку. Наконец-то, я смогла выплеснуть обиду на мир! Вот это «принципы», за которые действительно можно бороться! Так мне тогда казалось. Я не учла одну важную деталь: вся боль, которую я ощущала, исходила либо от «белых соотечественников», либо была спровоцирована мной самой… К счастью, это «увлечение» продлилось недолго. Слишком уж буржуазными (по стандартам праворадикального сообщества) и либеральным были мои остальные «принципы».

Из крайности — в крайность…

За коротокое время своего неонацизма я успела хорошенько себе навредить. Я окончательно рассорилась с родителями, в школе подняли вопрос о моей странице ВКонтакте, одноклассники (кстати, уже в третьей моей школе) по-настоящему меня ненавидели.
Разбитая и мрачная, я увлеклась готической субкультурой, через некоторое время я полностью отошла от любой религии вообще. Я стала еще более замкнутой и депрессивной.

Я смогла измениться, благодаря неоправданным ожиданиям.

Где-то лет с восьми я говорила родителям, что уеду от них. Куда? Конечно же во Львов. Ведь это прогрессивная культурная столица, где живут высокообразованные патриоты, которые сразу же меня примут.
Когда мне было чуть больше шестнадцати, я уехала. Собрала вещи и со скандалами, истериками и слезами уехала. . Я «летела» на встречу человеку, которого любила больше жизни. Человек (который, к тому же был девушкой) взаимностью не ответил и, вообще, ожиданий не оправдал. И эта девушка была моим первым столкновением со Львовом Настоящим. Консервативным и традиционным.
Чем дольше я оставалась во Львове, тем сильнее разочаровывалась. Патриотизм оказался показным и притворным. Люди носят ленточки цвета флага, но далеко не все знают историю. Священники повелевают обществом и диктуют свои правила. Мой любимый язык, который я так рьяно защищала, коверкают полонизмами, да еще и этим гордятся: это, оказывается «львівська ґвара» (так называют диалект, присущий Львову и львовской области).

Это были первые шаги к моему перерождению. Я больше не считала патриотизм своим принципом. Я ощущала себя Человеком, совершенно не придавая значимости национальности или гражданству. Я прожила во Львове чуть больше года и случайно попала в городок на территории Тернопольской области, который поначалу показался мне спокойным.

Любовь и Либерализм.

Жизнь шла как лодка по болоту: медленно движешся вперед и понимаешь, что тебя затягивает. Я работала в редакции местной газеты, пыталась обустроить отношения. Единственный оставшийся со мной атрибут патриотизма, — язык, больше не был для меня принципом. Я говорю на украинском просто по привычке. И для меня не проблема перейти на язык собеседника, если я им владею. Интересно, что к этой перемене меня подтолкнул именно патриотичный запад.

Именно в Тернопольской области я окончательно решила для себя, что принципов у меня нет. И не нужны они, по крайней мере, мне. Есть вещи, которые я люблю и ценю. Есть мой стиль жизни и ее определенные правила. Я счастлива, влюблена, полна жизни и стремлюсь к новым целям. Две вещи, которые важны для меня сегодня — это Любовь и Либерализм.

Попробовать еще раз!

Пару недель назад я снова переехала. На этот раз — в Харьков. И мне нравится. То ли от того, что город мне подходит, то ли от того, что я ехала без ожиданий и без «принципов»…