Число и сирена. Чтение «Броска костей» Малларме
В конце августа издательство «Носорог» выпустило свою первую книгу — перевод «Числа и сирены» Квентина Мейясу, с публикации которого когда-то начался одноименный журнал. В этой работе французский философ обращается к знаменитой поэме «Бросок костей» Стефана Малларме и в поисках «числа не способного стать другим» предпринимает попытку расшифровки поэтического текста. Полученный им код становится ключом к пониманию поэзии и религии современности. Издание «Числа и сирены» включает в себя оригинальный текст поэмы, а также перевод поэта Кирилла Корчагина, сделанный в 2014 году.
Мы публикуем введение к книге, в котором Мейясу доказывает недостаточность существующих интерпретаций «Броска костей» и отстаивает гипотезу о наличии особого кода, способного открыть новое измерение загадочной поэмы Малларме и раскрыть смысл изысканий последних лет его жизни.
Попробуем перейти сразу к делу.
Цель этой книги состоит в выявлении процедуры шифрования, заложенной внутри «Броска костей» Малларме. Как только эта процедура будет расшифрована, она позволит точно определить «то единственное Число», которое загадочно упоминается в поэме.
Мы, стало быть, утверждаем:
а) поэма Малларме закодирована;
б) дешифровка этого кода составляет условие правильного понимания «Броска костей», поскольку он проливает свет на один из существенных элементов поэмы, а именно на природу Числа.
Читатель искушенный, несомненно, отнесется к этому заявлению с подозрением или иронией. Оставим в стороне на первый взгляд сумасбродный характер подобного предположения: каждый волен самостоятельно судить, насколько серьезно или несерьезно наше расследование. Однако есть и более глубокое основание для того, чтобы этот тезис был встречен сдержанно, и связано оно на этот раз с состоянием маллармеанской критики. Дело в том, что знатоки его творчества в целом прочно усвоили мысль, что по-прежнему ассоциировать «Бросок костей» с идеей «тайного кода» можно лишь при наивном прочтении. Как пишет Жак Рансьер, емко выражая мнение большинства современных комментаторов: «Малларме — не герметичный автор, он автор трудный» [1]. Он имеет в виду, что не стоит сводить маллармеанскую поэзию к некоему «ключу», способному разгадать ее конечный смысл, будь то ключ биографический или заимствованный из
Мы вполне разделяем неприятие психоаналитической, биографической или эзотерической расшифровки. Тем не менее не всякая кодировка обязательно принадлежит к этому разряду, и достаточно обратиться к сочинениям Малларме, чтобы догадаться, что они заключают в себе шифр иного рода. Ибо имеются веские основания предполагать наличие в «Броске костей» эндогенного кода — который возможно расшифровать исключительно посредством подсказок, разбросанных в данном произведении, — а не экзогенного, отсылающего ко внешнему относительно его текстов ключу, к жизни поэта или какому-нибудь древнему (ancestrale) учению. В самом деле, почему в прошлом — и мы к этому вернемся — уже возникал соблазн непременно обнаружить «тайный расчет» в «Броске костей»? Хотя бы по той причине, что сам Малларме был страстно увлечен подобными вычислениями в «Заметках по поводу Livre [Книги]». Эти «Заметки» (вне всяких сомнений, составленные между 1888 и 1895 годами) представляют собой единственные дошедшие до нас наброски того, что должно было стать его Великим Произведением. Вместе с тем все, что осталось от этой грезы об абсолютной Литературе, по сути дела, состоит из простейших арифметических операций, касающихся всех возможных аспектов издания Livre и ее публичного чтения. Все эти расчеты имеют явно символический, а не утилитарный смысл. Вот лишь один из примеров: 24 «ассистента», которые должны присутствовать на публичных чтениях Livre, очевидно символизируют 24 слога попарно рифмованных александрийских стихов. Следовательно, поэт серьезно намеревался создать произведение, куда были бы встроены вычисления, значение которых подлежало расшифровке: иногда сразу дешифруемые, как в упомянутом нами примере, а временами гораздо более туманные расчеты, смысл которых до сих пор не прояснен. И эти символические калькуляции, по-видимому, не должны были быть непосредственно зримы как таковые, скрываясь за внешне второстепенными аспектами Livre и предполагаемого ею церемониала: длительности ежедневных чтений, размера опубликованного текста, количества его томов и т. д.
Однако не стоит обманываться на сей счет: современная критика в большинстве своем говорит не о том, что «Бросок костей» не закодирован. <…> Критика скорее утверждает — между строк и никогда в том себе не признаваясь — что поэма не должна быть закодирована.
Утверждение, согласно которому Малларме не мог заниматься тайным вычислением «того единственного Числа», о коем говорится в «Броске костей», таким образом, никак не подкреплено тем, что нам известно из его текстов. Заметим, что, прежде чем обрести свою окончательную форму в 1898 году, эта «Поэма» увидела свет в первоначальной редакции в 1897 году, то есть спустя всего два года после вероятного завершения «Заметок по поводу Livre». С учетом настойчивого упоминания в «Броске костей» некоего «Числа» загадочной природы, которое в качестве грядущего Метра, кажется, в себе одном заключает судьбу всей будущей поэзии, было бы неудивительно, если бы одержимость расчетом перекочевала из одного текста в другой. Надо сказать, что идею о наличии типографских расчетов в поэме выдвинула в 1980 году Митсу Рона, но они в итоге оказались неверными [5]; но разве ошибочность ее гипотезы доказывает, что кода нет вообще? Так, например, Мишель Мюра в своем — в остальных отношениях строгом — исследовании «Броска костей» из ошибки Рона, о которой свидетельствуют различные указания в рукописи Малларме, спешит вывести тезис, что «подход поэта» в «Броске костей» «не систематический и не опирается на расчеты» [6]. Его логическое заблуждение (из несуществования отдельного кода делается вывод о несуществовании и
Между тем априорное отрицание существования кода, по правде говоря, представляется нам подозрительным. Ведь если присмотреться, то тем самым отвергают не столько изжившую себя форму критики, сколько само предприятие Livre, а стало быть, явно или неявно объявляют о его сущностном провале. Сказать, что Малларме — не герметичный автор, значит, по большому счету, осудить его самого за «заблуждения», то есть попытки производить символические и секретные расчеты как раз там, где его Произведение должно было достичь своей кульминации. Поступая таким образом, можно не утруждать себя вопросом о том, какой поэтический смысл эти вычисления могли иметь в сознании их автора. Тот факт, что «Заметки по поводу Livre» обрываются, рассматривается просто как следствие изначальной несостоятельности этой ошибочной затеи.
Однако не стоит обманываться на сей счет: современная критика в большинстве своем говорит не о том, что «Бросок костей» не закодирован, — ведь тому нет никаких подтверждений, а доказать отсутствие кода крайне нелегко. Критика скорее утверждает — между строк и никогда в том себе не признаваясь — что поэма не должна быть закодирована. И по одной простой причине: «незакодированность» «Броска костей» — гарантия того, что сам Малларме отверг Livre. Ведь если выяснится, что поэт отказался от всякого шифрования в своей самой новаторской поэме, пусть даже в ней и сохраняется навязчивая идея Числа, то можно быть спокойным, что Малларме — начиная с 1897 года — избавился от нездоровой страсти к счету и что это милое безумие не выплеснулось за пределы его неопубликованных «Заметок». Число освободится от Вычисления, чтобы вновь стать чистой поэтической метафорой исхода случайного броска костей — а именно, того самого броска, который подразумевается написанием стихов после смерти Бога. «Бросок костей» станет тогда эпитафией самому проекту Livre, застрявшму в тупике безрассудного и тщетного символического просчитывания всех аспектов письма и церемониального чтения. И можно будет вслед за Бланшо сделать из Малларме героя абсолютной Литературы, ведающей о своей обреченности на провал, или наоборот по примеру Рансьера считать, что Малларме сам же выпутался из апорий великих незавершенных текстов — «Игитура» или «Заметок по поводу Livre» — в своих опубликованных текстах, по сути, единственных, которые имеют значение. В обоих случаях мы будем верны последней воле поэта, который перед смертью попросил близких сжечь «полувековую кипу» своих неизданных заметок, включая, соответственно, и те, что касались Livre. За отсутствием реального аутодафе Произведения, от которого как минимум частично отказалась семья поэта, задача «интеллектуального аутодафе» секретных вычислений, которые в нем производятся, неизбежно встает перед всяким, кто желает трезво оценить тайны «Броска костей».
Обнаружение кода не даст нам ответа, который распутает все сложности поэмы, но поставит новый вопрос: почему понадобилось шифровать «Бросок костей», а точнее, почему его понадобилось шифровать таким образом?
Но тогда столь же ясным становится и второй член альтернативы: обнаружение кода в «Броске костей» означало бы, что Малларме никогда не отвергал — во всяком случае в принципе — вычислительный проект Livre. Сказать, что «Бросок костей» закодирован, — значит сказать, что прекращение работы над Livre было знаком не ее неизбежного краха, а того, что исследование символических вычислений внезапно приняло иную форму. Это также означает отказ видеть в Малларме заложника неосуществимых и бесплодных мечтаний о Произведении, заранее обреченном на провал, и предпочтение другого образа — поэта, сраженного смертью в тот самый момент (в 1898 году, если быть точным), когда он обнаружил то, что упрямо искал.
Именно эту версию мы и собираемся отстаивать. Соответственно, перед нами двойная задача. Мы должны разрешить, во‑первых, вопрос фактический: существует ли код на самом деле — и если да, то в чем он состоит, как он функционирует и почему его структура убеждает нас в его реальности; во‑вторых, вопрос правовой: какой могла бы быть поэтическая легитимность подобного шифрования для Малларме и в каком отношении поэт мог отвести ему ключевую роль в своем литературном проекте в 1898 году, то есть в год своей смерти? Почему эта поэма — однозначно представляющая собой, как мы увидим, завещание поэта — должна была оставить нам в наследство, помимо своей красоты, еще и принцип шифрования?
Вторая проблема — не принцип кода, но его обоснование — самая трудная. Ведь надо признать, что сам по себе код, каким бы сложным он ни был, — вещь, по существу, легкомысленная, во всяком случае лишенная литературной ценности. Следовательно, если даже «Бросок костей» и содержит загадку — которую нам потребуется разгадать, как разоблачают «трюк» фокусника, — то ее объяснение отнюдь не высветит поэтический смысл текста, который таким образом предстанет в новом свете. Напротив, оно его страшно усложнит, заставив нас задаться вопросом, почему Малларме решился пойти на то, что
Итак, обнаружение кода не даст нам ответа, который распутает все сложности поэмы, но поставит новый вопрос: почему понадобилось шифровать «Бросок костей», а точнее, почему его понадобилось шифровать таким образом? Код даст нам не заветный ключ к поэме, а скорее сведения об устройстве ее замка: не раскрытие ее подлинного смысла, а прояснение прежде не замеченной трудности. Текст не засияет, как только шифр будет известен, но омрачится иначе, подернется новой тенью, о которой мы раньше не подозревали. Прояснение шифрования окажется не концом тайны, но открытием новой проблемы, которая может стоять только перед читателем, знающем о шифровании: как простейший секретный код смог приобрести для Малларме фундаментальную поэтическую значимость? Лишь разрешение подобной «загадки в загадке» позволит нам проникнуть в сокровенный смысл этой довольно странной Поэмы.
Примечания
[1] Rancière J. Mallarmé. La politique de la sirène. Paris: Hachette, 1996. P. 10. Курсив наш. (Здесь и далее, если не указано иное, — примеч. авт.)
[2] Mauron C. Introduction à la psychanalyse de Mallarmé. Neuchâtel: Les Éditions de la Baconnière, 1950.
[3] Chassé C. Les Clés de Mallarmé. Paris: Aubier, 1954.
[4] См. замечания Пьера Машрэ в статье «Малларме Алена Бадью», которые почти дословно воспроизводят комментарий Раньсера: «Малларме не герметичен в смысле глубоко запрятанной тайны, в которую необходимо проникнуть, он всего-навсего сложен <…>; секрет в конечном счете в том, что никакого секрета нет, поскольку все, что поэме есть сказать, выставлено на вид <…>; указано черным по белому в <…> его тексте»: Macherey P. Le Mallarmé d’Alain Badiou // Ramond C. (dir.) Alain Badiou. Penser le multiple. Paris: L’Harmattan, 1998. P. 400–401.
[5] Мы вернемся к причинам этой ошибки в первой части настоящей книги.
[6] Murat M. Le Coup de dés de Mallarmé. Un recommencement de la poésie. Paris: Belin, 2005. P. 93.
Перевод с французского Софии Лосевой и Карена Саркисова.
Книгу можно приобрести на Озоне или в магазинах, список которых есть на фейсбук-странице издательства.