23 сентября в Культурном Центре ДОМ стартует фестиваль Гёте-Института «Джаз Осенью». Его откроет выступление импровизационного трио Oliwood. Накануне концерта Евгений Галочкин узнал у барабанщика группы Оливера Штайдле, зачем к составу примкнул зорновский басист Тревор Данн, можно ли отличить фирменный «немецкий звук» в экспериментальной музыке и как мнение одного амбициозного промоутера может повлиять на жизнеспособность современной сцены.

— Оли, привет! Расскажи, что тебя побудило впервые сесть за барабанную установку? Какой-то альбом или концерт, после которых ты сказал «Вот оно!»

— На самом деле, я хотел играть на барабанах ещё до того, как увлёкся музыкой — мне, наверное, было лет пять, когда я начал выбивать душу из маминых сковородок. Это продолжалось лет до 11, когда я получил свою первую настоящую ударную установку (а до этого я стал брать уроки фортепиано). Первым моим знакомством с музыкой была Новая немецкая волна — все эти Nena, Trio, Hubert Kah, и должен сказать, что ещё тогда меня серьёзно долбануло! Ну и, ясное дело, назад дороги не было, и музыка стала важнейшей частью моей жизни.

— Ты был в Москве впервые в 2014-ом году. Что ты испытал от той поездки тогда? Удалось ли тебе познакомиться с нашей импровизационной музыкой? Или, может быть, ты кого-то знал уже до этого?

— О, это была восхитительная поездка! И компания была что надо, я приезжал со своими друзьями Руди Махалом, Акселем Дёрнером, Яном Родером и Шлиппенбахом. Мы отлично провели время! Но, по правде говоря, у нас совсем не было времени на другие концерты. Из российских музыкантов мне знаком Алексей Круглов, мы играли вместе в Берлине несколько лет назад. А больше, к стыду своему, я и не знаю никого — но, надеюсь, это вскоре изменится!

— Когда ты был в Москве в первый раз, наш импров-сцена находилась в стадии расцвета и поиска себя. Для выступлений музыканты сквотировали заброшенные локомотивные депо, устраивали концерты в лесу и так далее. И кажется, только сейчас импровизационная музыка в Москве превратилась в так называемое common place. Как обстоят дела с импровизационной музыкой в Берлине и в Германии в целом? Давно ли она вышла из андерграунда?

— Впервые, ещё в 60-х годах внимание к импровизационной музыке в Германии привлекли такие люди как Брёцман, Шлиппенбах, Ловенс, и другие музыканты того поколения. С тех пор внимание к этой музыке постоянно росло и она проложила свой путь на сцены клубов и стала попадать в программы фестивалей, хотя в университетскую среду всё же не проникла. После этого возникла вторая волна музыкантов, многие из которых пришли из академической музыки и импровизировали совершенно иначе; они создали свою, особенную сцену, которую принято называть Echtzeitmusik («музыка в реальном времени» — Е. Г.) Она не имела ничего общего с фриджазом, хотя сейчас взаимодействие между этими двумя сценами довольно ощутимо. Я живу в Берлине уже 20 лет, и могу сказать, что такое явление как «берлинский звук» безусловно существует, он отличается от других городов. Это явление развивается и будет развиваться ещё активнее с появлением талантливых молодых музыкантов. Что касается ситуации с концертами — в Германии она, конечно, гораздо лучше, чем в других странах. Хотя, если вас интересует именно авангардная музыка, то всё равно приходится сложно. Думаю, это не изменится никогда.

— Как мне кажется, у импровизационной музыки разных стран есть свой привкус. Шведский импров, по традиции, мелодичен. Российский иногда грубоват и наивен. Какими словами ты можешь описать звук немецкой импровизационной музыки?

— Сложный вопрос. Я бы разделил «немецкий» звук на два — тот, что присущ Берлинской и Кёльнской сценам — это главные города, где что-то происходит, а импровизируют музыканты в этих городах по-разному. В принципе, немецкие импровизаторы хорошо знакомы с традиционной музыкой, но у них хватает смелости всё время пробовать что-то новое и заходить на неведомые территории — в Берлине в большей степени, чем в Кёльне. Я бы сказал, что на Берлинской сцене больше анархии, чем на на Кёльнской, или, например, Нью-Йоркской. В Берлине очень много как сильных музыкантов, полностью сфокусированных на развитии собственного стиля, так и тех, кто готов расширять собственные горизонты и смешивать различные подходы к импровизации.

— Каждый день в Берлине происходят десятки интереснейших концертов с экспериментальной музыкой. Как не потеряться в этом разнообразии как слушателю? И что ты можешь сказать об этом множестве музыкальных событий с точки зрения музыканта? Стал ли ты избирательным по отношению к живым выступлениям или всё же готов на лайвы на протяжении целой недели?

— Слушай, ну Берлин сейчас задыхается от количества концертов, выбор огромен. Иногда, под настроение, я посещаю их очень часто, а иногда совсем нет желания выбираться. Когда я только приехал в Берлин, я старался ходить по возможности на всё, но в последние 10 лет это стало практически невозможно — количество концертов просто зашкаливает, в город переехало очень много музыкантов, и с половиной из них я незнаком. При этом количество не всегда перерастает в качество, и, если сегодня мне нужно сделать выбор, какой концерт посетить, я должен быть очень осторожен!

— Какой проект, в котором ты участвовал, сейчас является твоим любимым? Вспомни, может быть, один студийный проект и один единичный концерт с крутым спонтанным составом?

— Сейчас основными моими проектами являются Oli Steidle & The Killing Popes, Oliwood и Philipp Gropper’s PHILM. При этом я никогда не участвую в спонтанных составах в студии. Вживую же такое случается, хотя и нечасто — в последний раз такое было несколько лет назад, я тебе расскажу в Москве. ;-) Проблема в том, что даже маленькие клубы забивают программу как минимум за полгода.

— Барабанщик как композитор. Как происходит этот процесс — ты приносишь на репетиции мелодии, которые сочинились у тебя в голове, и вместе с группой вы придаёте им окончательную форму? Как думаешь, как поступали в таких случаях барабанщики типа Тонни Уильямса в его поджарных гитарных составах? Или какой-нибудь Майкл Ворфелд, стиль которого не предполагает припево-куплетного подхода?

— Это зависит от состава, для которого я пишу музыку. Скажем, для Killing Popes вся музыка выписана очень скрупулёзно и строго — вплоть до грувов, не говоря уже о басовых партиях, мелодиях, гармониях и местах для импровизации. Для этого я использую программу Ableton. Единственный вклад участников проекта — мы вместе обсуждаем аранжировки и интерпретации материала. Но в целом, я всегда чётко понимаю, чего хочу добиться от музыки, исполняемой этим коллективом. А в других проектах я пишу гораздо более «открыто», оставляя музыкантам больше места для самовыражения. При этом, моя манера музыкального письма меняется в зависимости от состава инструментов — например, я пишу по-разному для фортепиано, гитары или компьютера. И да, будучи ударником, а не, скажем, пианистом, при написании музыки я в полной мере использую своё «право» не утопать в сумасшедших гармониях, что стало в последнее время общим местом, а развивать свой собственный стиль!

— И уж если зашла речь про барабанщиков, хочу узнать в чью игру ты просто влюблён? Какой из живущих ныне барабанщиков подаёт большие надежды? И кого ты считаешь значительно переоценённым?

— О, их так много: Элвин Джонс, Тони Уильямс, Пауль Ловенс, Джим Блэк, Билли Хиггинс, Стюарт Копланд, Дейв Ломбардо, Мик Харрис из Napalm Death, Джек Деджонетт, Макс Роуч, Джои Бэрон, Зак Данцигер, и многие другие. Что касается современных барабанщиков — мне очень нравится то, что делают Тайшоун Соури, Тони Бак и Кристиан Лиллингер. Все они имеют свой собственный неповторимый стиль. Что касается переоценённых ударников, давай скажем так: я вижу многих, кто просто хочет играть на барабанах, но не вдаётся в суть музыки — это очень печально. И их суждения о «странной» музыке иногда крайне расстраивают.

— Расскажи про состав, с которым ты едешь в Москву. Когда он сформировался в полноценную группу? В этот раз клавишник Дэн Николлс заменит гитариста Калле Калима. И к вашему трио присоединится такая величина как Тревор Данн. Что это будет и к чему готовиться нашему слушателю? Какие лица ты ожидаешь увидеть в зале?

— Я обожаю играть с эти составом! Каждый из музыкантов — потрясающий импровизатор, и вообще, все они — отличные ребята. Я думаю, нас ожидает путешествие по разным музыкальным стилям, иногда будет очень громко, а иногда нас будет еле слышно. Иногда мы просто будем исследовать природу звука — но, честно говоря, я не могу в точности сказать, что именно произойдёт — но, поверь, будет круто, и я заранее рад за каждого, кто придёт на концерт!

— Дэн Николлс — невероятно талантливый и техничный клавишник, выступающий также в концертных составах Squarpusher и Goldie — родился и живёт в Англии. Как ты относишься к так называемому «новому британскому джазу», который с каждым днём становится всё более популярным, фактически превращаясь в поп музыку? В дебютном альбоме Дэна на вторых ролях, например, играл саксофонист Шабака Хатчингс, который сейчас является настоящим воротилой в британском джазе.

— В Британии всегда была куча интереснейших музыкантов — возьми, например, Дерека Бейли. Да и среди молодёжи там сейчас очень много талантов. Им приходится нелегко, поскольку там практически полностью отстутствует финансирование, что не способствует активному развитию. Не буду говорить, что Шабака повернулся лицом к поп-музыке именно поэтому, но это вполне может быть одной из причин. И всегда радует, когда молодой музыкант достаточно смел, чтобы идти по собственному пути. Дэн Николс определённо относится к этому числу. И больше всего мне в нём нравится незашоренность и желание не загонять себя в какие-то узкие стилистические рамки. Это наверное, главное, что мне нравится — играть с музыкантами, не мыслящими узконаправленно.

— В liner notes к альбому Oliwood ты говоришь об определённой смелости, которая исходит от самих музыкантов и может даже напугать слушателя. Можешь вспомнить пример самого радикального проявления смелости в музыке — какой-нибудь альбом или концерт, с которого ты уходил в шоке?

— Меня абсолютно вынесло, когда я впервые услышал Slayer или Tim Berne’s Bloodcount. Такая степень бескомпромиссности в музыке очень сильно влияет на мой подход к музыкальному творчеству и на ракурс, под которым я смотрю на музыкальный бизнес и музыкальную сцену в целом. Конечно, мне потребовались годы, чтобы понять, что большинство людей имеет очень смутное представление о музыке в целом. Но это не страшно, если люди открыты для восприятия нового, музыки, которую они никогда раньше не слышали — но увы, так происходит крайне редко. Сейчас есть очень много влиятельных фигур, знающих наверняка, что же публика хочет слушать, и их влияние на современную музыкальную сцену разрушительно. Думаю, мы как музыканты и деятели современной культуры, должны открывать людям глаза на правду, показывать истинное положение вещей, иначе происходит оболванивание. Если человек никогда не читал Достоевского или Томаса Манна, он теряет нечто очень важное, нечто отличное от простого поверхностного развлечения.

На самом деле, сейчас быть музыкантом и просто играть музыку, которую любишь — это уже серьёзный вызов, и я знаю многих, кому это не под силу. Для преодоления трудностей нужна определённая отвага, и не у всех она есть. И да, нам нужно больше людей, способных бороться с мейнстримом.

— Чувствуешь ли ты в своих проектах некоторые потенциалы? Например, как мне показалось, твой новый проект The Killing Popes метит на статус крупной, чрезвычайно находчивой группы, собирающей большие залы — крупный концерт на фестивале Moers тому подтверждение. Однако же твой дуэт с тёрнбалистом Игнацем Шиком — потрясающий привет шумовой и шоковой импровизации, прекрасно чувствующей себя в андерграундной зоне. И вообще, следует ли импровизационному музыканту думать о потенциалах своих проектов?

— Никогда об этом не думал, для меня сама музыка всегда на первом месте. Прежде всего, важны идеи и творческий процесс. Я играл в группах, которые, чтобы играть больше, в какой-то момент решали делать каверы на Beatles — мне это неинтересно, я оттуда немедленно уходил. Я не актёр, я должен быть уверен, что проект полностью соответствует моим музыкальным вкусам. Я сейчас не играю концерты просто из–за денег, музыка для меня — это слишком серьёзно, я перестал идти на компромиссы. У меня двое детей и жена, которая такой же бескомпромиссный человек, как и я, она кремень! Это придаёт мне сил и уверенности в том, что я не должен постоянно думать о грёбанных деньгах. Естественно, мы должны на что-то жить, но у нас всегда есть возможность принять решение в том или ином направлении. В случае с The Killing Popes, конечно же, возможна ситуация, при которой группа станет более известной — может быть, даже просто на андеграундной сцене, потенциал для этого у неё есть. Но здесь нет никакого специального расчёта или стратегии — для меня Popes это совершенно естественная креатура для приложения своих музыкальных идей. Написание музыки для этого состава — приятное и увлекательное занятие, а музыканты подобраны настолько тщательно, что кажется, что замены им просто не найти.

— По твоим записям (и особенно по проекту The Killing Popes) мне показалось, что ты довольно ироничный человек. Как ты относишься к иронии в музыке? Может, вспомнишь самые удачные — свои или чужие — шутки в треках или на концертах?

— Ирония привлекает меня очень сильно и помогает мне справляться со всем дерьмом современного мира, Я стараюсь балансировать на грани иронии и цинизма, эту грань не переходя, поскольку я люблю жизнь! Конечно, это проецируется и на мою музыку тоже, и, если ирония в ней не кажется чем-то вымученным, то это радостно. Но может, это просто маска и результат того, что мне трудно справляться с эмоциями, не могу сказать наверняка!

Интервью подготовил Евгений Галочкин
Скоростной перевод ответов: Кирилл Полонский