Кафе приятно гудело. По помещению растягивался, возбуждая рецепторы, запах поджаренного хлеба и яиц, сдобренный оттенками специй и какой-то свежести. Время от времени, партию в этой симфонии брали томившиеся на сковородах помидоры, а отдельную ноту тянул свежесваренный кофе. О, завтрак!

— Ваш скрэмбл, — перед лицом господина очутилась порция взбитого омлета со слабосолёным лососем.

Классика. Рот наполнился едким чувством нетерпения, а первая проба была тут же снята глазами. Именно в этот момент его прервали. Чувство недовольства не отразилось на округлом массивном лице, но черты оказались застывшими: уж слишком хотелось им до этого размягчиться от вкусового блаженства.

— Слушай, извини, ради всего святого, что задержался. Здесь ещё и не припаркуешься ни хера. Мне кофе и… ну, пожалуй, всё, — был предупреждён вопрос официанта. — Прости ещё раз. Наверное, начало остывать?

Конечно, «начало». Первое впечатление от блюда было безвозвратно испорчено, однако, отдав должное поварам, он отметил нежный вкус и безукоризненное приготовление. Посредственными яичницами за жизнь почти каждый успеет наестся.

— В общем, чего я тебя вытащил. Все срослось! Ну, то есть, — собеседник почти перешёл на нервический шёпот, — вообще всё!

В рот отправился кусочек лосося, дополнивший мягкое, недостаточно выразительное звучание основного блюда. Его собеседник был на грани истерического восторга, видно, долго сдерживался, боясь спугнуть удачу. Положение этого человека в обществе было не совсем понятно: деньги и трудолюбие будто бы открывали пресловутые «двери», но почему-то все чаще не те. Войти в дальнейшую жизненную перспективу оказалось трудно, с чем и помог наш великодушный герой.

Ситуация вырисовывалась позитивная. Сладкие мысли воплотились в плывущих к столу панкейках, а в уши лились приятные слова и цифры. Носом целиком завладел настоявшийся жасминовый чай, но трогать напиток было нельзя до завершения трапезы, иначе нарушился бы гармоничный порядок блюд в мощном нутре. Удивительно хорошо всё сошлось этим утром. На радостях он заказал еще этих сладких оладьев. Солнце, редкий гость не перевалившей за середину зимы, — и то приветливо грело лицо, словно говоря: «сегодня ты можешь съесть целый мир и не подавиться».

Наконец, немного подкрепившись, он позволил себе чашечку расцветшего чаю, после чего мягкие ладони опустились на представительный живот, а с блестящих губ сорвался их блаженный пленник — полувздох. Мужчины ударили по рукам, и гость поспешно ускакал, оставив в коричневой чашке приторный сахарный осадок. Сидящий господин, как китайский мудрец, с помощью чая в эти минуты постигал своё дао. Впереди ждал обед.

***

Ресторан в центре города дремал. Спокойствие прохладных теней и размеренные движения поваров на открытой кухне убаюкивали немногочисленных посетителей обеденного зала. Воздух насыщался основательными запахами мясных бульонов, жареных грибов и лука. В сумраке колоннад и высоких потолков хохлились официанты. Наш герой повернул запястье: часы уже десять минут показывали опоздание.

Наконец, ожидание вознаградилось, хотя «награда» оставляла желать лучшего. Он хотел быть стильным, но был модным, хотел быть смешным, но был смешон, а, самое ужасное, он пытался рисовать. И имел неприятную привычку втягивать щёки. Все это прекрасно действовало на девочек, однако в мире думающих людей он едва ли бы занял даже место мальчика на побегушках. Несмотря на тридцатилетний жизненный стаж, субъект так и не научился использовать мозг.

— Здравствуй! Опоздал, грешен, — усевшись в кресло, он стал по-мелкому суетливым, а водянистые рыбьи глаза как бы подернулись дымкой, — Ты уже что-нибудь заказал?

В этот момент вокруг стола начала вальсировать пара официантов. Между гостями завертелись запахи закусок: русской зелени, холодного сала, соленой рыбы. Материализовался запотевший графин: из–за конденсата игриво поглядывала на мужчин водочка. Кулинарное крещендо завершилось пряно-горячим ароматом солянки. Волшебный запах говяжьего бульона, насыщенного мясом разного сорта, как будто переносил красно-оранжевый цвет супа на другой план восприятия, пока лимонная кислинка щекотала нос. Упали на деревянный стол гранёные рюмки — таков был финальный аккорд сервировки. Официанты опять растворились в тенях.

— Будем? — сказал суетливый товарищ, заняв руки аперитивом и салом.

Видимо, взгляд нашего покорного слуги был так красноречив, что водка собеседника замерла на полпути ко рту.

— Пардон, это же к супу, верно? Я совсем забыл, что закусывать холодным крепкие напитки благородным людям не пристало.

Наш герой деликатно промолчал насчет уровня благородства своего собеседника, вместо этого взяв в руки массивную оловянную ложку. Грохнули приветствуя друг друга рюмки, и столик утонул в солянке.

— Недурно, знаешь. Я недавно сам готовил суп и…

Следовало скорее окунуться в жирную прохладу сала. Подчеркнутая ржаной строгостью чёрного хлеба и кориандра, она увлекла все его внимание. Кулинарные потуги собеседника едва ли хоть кому-то интересны, и, тем не менее, даже они превосходили по таланту его «творчество». Да, велики нынче кумиры современности.

Беспутный трёп помогли скрасить богатые сочные расстегаи с сомом и осетриной, которые своим открытым брюхом вызывали почти сексуальное возбуждение, жирное жаркое из поросенка и, конечно, еще несколько стопок живой воды.

Гость пришел хлопотать за себя, этого господин не любил и начал оказывать помощь только по очень старому и ценному знакомству. В тарелке собеседника сиротливо мёрз глянцевый кусок селедки, соседствующий с безмолвным свиным ухом. «Пожалуй, этот балаган до конца года необходимо закончить», — устало зазвучало в голове.

Наконец, он тихо выдохнул, провожая взглядом исчезающий силуэт. Протокольная встреча закончилась, а обед еще только начинался.

***

Она была невероятно аппетитна. Нежные изгибы, по которым раззадоренная фантазия соскальзывала в манящие ложбинки. Кожа, словно тронутая легким румянцем загара. Обильные украшения, идеально подходящие безупречному вкусу. Эта цесарка, определенно, хорошо пойдет с белым вином. Осталось подождать даму.

Сегодня она почти не опоздала. Господин, конечно, заметил самые крадущиеся, самые искусно-замаскированные взгляды мужчин. Слабый пол, кажется, вовсе не старался скрыть свою обжигающую зависть.

— Я очень рада тебя видеть. Сегодня постаралась освободиться заранее, почти получилось, видишь? — она умела улыбаться одними словами.

Впервые за день господину захотелось улыбнуться в ответ, но он сдержался. Длинные бокалы наполнились вином.

— Зачем ты захотел встретиться именно сегодня? — приветливая интонация и острый взгляд легко ломали алюминий молодых мальчиков и со скрипом вскрывали заржавевшие консервные банки опытных мужчин. Господин был не таков, хотя гипнотическая дикая сила ведьминских глаз заставляла отвлечься от еды — стремительно улетучился букет белого вина.

Он выдержал паузу и элегантно извлек из чрева пиджака записку. Покровительственно-пухлая кисть бесшумно скользила по поверхности снежной скатерти, выполняя свой нехитрый ритуал, — успешно, ведь в глазах смотрящей на мгновение вспыхнул интерес.

Благородные бледные пальцы иглами подцепили сложенную в конвертик бумагу. Внимательные глаза жадно поглощали рукописные строчки. За несколько минут тишины господин успел еще раз насладиться вкусом дикой птицы. Ему пригрезился кричащий красным африканский закат и сухой теплый ветер, который пахнет песком. Он поспешил обогатить свое видение нотками белого, и степь «чёрного континента» превратилась в пьемонтские холмы, подернутые утренней дымкой.

— Ты интриган. Однако вряд ли я заинтересована настолько, чтобы поучаствовать. Понимаешь меня? — бумажный листочек уже корчился в свечном пламени. Она быстро — чтобы не обжечься — утопила его на дне бокала. — Я улетаю на несколько месяцев, а потом, кто знает, свидимся, — теперь господин смотрел на свою собеседницу снизу вверх. В шубу статную женщину облачал остриженый подручный.

— Аu revoir, sanglier, — весело кивнула женщина.

Выйдя из заведения, она увлекла в грязный вечер компанию крепких коренастых молодцов, которые неумело пили чай и напряжённо пытались сидеть в непринужденных позах. Опустевшая ресторация расслабилась, а господин с удовольствием позволил себе мысль о десерте.

•••

Холод мраморного подъезда приятно согревал, стал почти родным. Сейчас он был единственным властелином этих потолков, в вышине которых умирало эхо шагов, этих стен, слушающих людей на протяжении многих поколений, этих перекрытий, которые знали протечки не только стальных труб, но и мягких тёплых вен.

Он вошел в залу, вдоль которой тянулся изящный каменный стол. Как и вся комната, предмет интерьера стремился вдаль, а золотые линии на стенах превращались в шевелящихся змей, которые ползли туда, где на серебряном пьедестале расположилось главное блюдо — поднос сверкал в полутьме гигантским алмазом. От него исходил аромат, сравнимый с тем, который издает вырезка, запекаемая с цукатами. Сладковатый, нежный, вызывающий желание, запах жирного деликатесного мяса.

Все, что господину было нужно — большой стакан прохладной воды. Варварством было вторгаться во вкус такого уровня на алкогольном экспрессе. Тонкая вилка контрастировала с мягкой объёмной рукой, во второй сгорал от нетерпения гибкий и длинный нож для мяса. В детстве господин сильно порезался похожим — тогда он впервые ощутил медный уютный вкус крови, в который был готов нырнуть с головой, — так сильно было это открытие. С азартом лезвие прошлось по волокнам, и прежде кокетливый аромат с силой удар в нос, словно нож вскрыл пузырь с духами неизвестного парфюмера.

Когда мясо соприкоснулось с языком, на мгновение он впал в экстаз. Этот момент сам себе господин объяснял как соединение с высшим замыслом вселенной. Самые искусные и искушённые повара мира не смогут достичь такого вкуса, какую бы дичь и каким бы способом они не старались приготовить. Да, по праву говорят, что царь зверей — это человек.