Особенности социально-экономической динамики постфордизма
«…каждому типу общества можно найти соответствие с типом машины: простые или динамичные машины соответствуют — обществам суверенитета, энергетические машины — дисциплинарным обществам, кибернетические машины и компьютеры — обществам контроля»
Жиль Делез
За последние несколько десятилетий экономическая логика системы постфордизма трансформировала структуру производства, основные характеристики труда, механизм взаимоотношений между работодателем и работником. Для того чтобы в общих чертах проанализировать произошедшие изменения можно обратиться к работам социологов Л. Болтански и И. Кьяпелло в частности к книге «Новый дух капитализма» [3].
По их мнению, неолиберальный капитализм функционирует совсем не на тех основаниях, которые были описаны Максом Вебером в книге «Протестантская этика и дух капитализма». Л. Болтански и И. Кьяпелло описывают три этапа трансформации «духа» капитализма, имеющие как разное ценностные содержание, так и непохожую организационную структуру. В конце XIX века основой капитализма были небольшие фирмы, семейного типа. В 1930-1970-х годах главную роль стали играть большие индустриальные заводы и фабрики, нацеленные производство стандартизированных товаров для масс. В 1980-е годы ведущую роль на себя взяли небольшие фирмы, производящие товары, обладающие культурным и эстетическим компонентом.
По мысли Л. Болтански и И. Кьяпелло капиталистическая система успешно развивалась и преодолевала кризисы, за счет трех глобальных трансформаций. Она каждый раз успешно интегрировала и перерабатывала ту критику, которая на разных этапах ее сопровождала. Л. Болтански и И. Кьяпелло назвали феномен нейтрализации критики — «циклами включения». Циклы включения, образующиеся в рамках капитализма, играют на смешении этих двух различных значений, в результате чего может показаться, что капитализм идет на уступки и устремляется к большему освобождению — в первом значении этого понятия, — вновь приобретая при этом свою способность к контролю и ограничивая доступ к освобождению во втором значении» [2].
В истории каждый из трех этапов развития капитализма представлял собой определенный набор ценностей и приоритетов делающих его привлекательным для предпринимателей, работников и всего общества. Он вовлекает индивидов, принося им удовлетворение от своей деятельности, в итоге продлевая свое существование до момента появления нового списка претензий.
Основой «циклов включения» является разное понимание процессов экономического и социального освобождения. «Рассуждения об освобождении с самого начала были одной из главных составляющих духа капитализма. С самого начала предложенная капитализмом форма освобождения обретала смысл в основном в связи с противопоставлением «традиционных обществ», которые определялись как общества угнетения, «современным обществам», которые только и могли обеспечить самореализацию индивида» [2].
Первый «дух капитализма» во второй половине XIX века в полутрадиционных обществах, предлагал себя, как строй эмансипирующий от архаичных связей, предлагающий большую степень личной автономии, не имеющей фиксированной привязки к определенной территории. Они строились по принципу «града домашнего», в них ценилась преданность владельцу фирмы.
Л. Болтански и И. Кьяпелло характеризует первый «дух капитализма» как «тип расширение формальных возможностей выбора типа социальной принадлежности, который теперь определялся в связи с местом жительства и профессией, вместо того чтобы, как раньше, привязываться от рождения к определенному месту и сословию» [2]. На этом этапе стихийные силы рынка труда оказывается тем механизмом, который благоприятствует реализации исторически сложившегося на данном этапе понимания идеала свободы.
Параллельно первому этапу развития капитализма возникает и его критика, причем она развертывается сразу по двум направлениям. С одной стороны выдвигается обвинения в использовании жестких дисциплинарных методов контроля в процессе производства. С другой стороны критики ставят под сомнение возможность создания устойчивого общественного строя на основе ничем не сдерживаемых эгоистических устремлений отдельных индивидов.
Главный недостаток первого «духа капитализма» — он генерирует «одиночество, на которое обрекает их отрыв от корней, способствует развитию конкуренции всех со всеми — ведь важнее всего продать свою рабочую силу. В результате этой конкуренции цена на рабочую силу падает и рабочие вынуждены жить в таких условиях, когда продолжительность рабочего дня, подчинение фабричной дисциплине и низкий уровень зарплаты никоим образом не способствуют проживанию собственно человеческой жизни, определяющейся как раз самостоятельностью и множественностью жизненных занятий. Вместо обещанного освобождения — новая форма рабства» [2].
Первые требования, выдвинутые, зарождающимся рабочим движением были: сократить продолжительность рабочего дня, чтобы рабочим хватило времени на семью и саморазвитие. Капитализм нейтрализовал часть критики, за счет внедрения элементов планирования и улучшения условий труда и жизни рабочих, налаживания первых механизмов социальной защиты. На этом этапе стабильная занятость и система социальных гарантий воспринимались трудящимися как механизмы защиты от хаоса нерегулируемого рынка
Период легитимности второго «духа капитализма» продлился до 1960-х годов, к этому моменту у критиков появились новые аргументы. В Италии 1970-х годов, кризис фордизма, выразившийся в волнениях на автомобильных заводах. Появился новый тип рабочего, его ценности, и приоритеты сильно отличались от коллег старшего возраста. Ими система социальных гарантий, полная занятость воспринимались как одна из форм социального отчуждения.
«Это были молодые техники-рабочие и
Этот кризис управляемости подтолкнул экономическую систему к новой трансформации. Третий «дух капитализма» нашел свое выражение в новых формах организации предприятий: с середины 1970-х годов произошел отказ от фордистского принципа централизованной, иерархической организации труда. Новый «дух капитализма» использовал элементы анархистской риторики контркультуры 1960-х для критики кейнсианской модели экономики. Ослабление государственного контроля в экономике и демонтаж структур социального государства идеологи неолиберализма представили как процесс социального освобождения.
Один из примеров нового менеджмента основанного на сетевых, креативных компаниях описан в книге Йонаса Риддерстраля и Кьелля Нордстрома «Бизнес в стиле фанк» («Funky Business»). По мысли авторов появился новой тип бизнесмена — его главные средства производства желание и интеллект. Журнал Business Week поставил эту книгу в пятерку лучших в своем рейтинге, многие эксперты называют ее эталоном философии ведения бизнеса в условиях современной постиндустриальной экономики. Основная идея книги — в нынешних условиях, когда все большее значение в экономике играет «человеческий капитал», умение креативно мыслить, крупные компании неспособны справедливо и эффективно такие ресурсы использовать.
Возвращаясь к критике нейтрализованной постфордизмом, можно вспомнить — одним из лейтмотивов протестной волны 1960-х была критика неаутентичного бытия человека в массовом обществе, унификации, отчуждения в личной жизни, отсутствия свободы самовыражения. Л. Болтански и И. Кьяпелло называют это «художественной критикой». Ответом системы стал новый тип потребления, основанный на внимании к различным стилям жизни, с приоритетом к нестандартным товарам имеющим культурный и эстетический бэкграунд. Тяга нового поколения к большей мобильности, умножению видов деятельности оказалось мощным источником идей для еще большего количества продуктов и услуг.
Новые экономические структуры сетевого типа основываются на инициативе работника и его автономии на рабочем месте. Посредством сетевого соединения происходит организация работы в форме свободных коллективов или краткосрочных разовых проектов. Особенностью постфордистской эры являются небольшие предприятия, с гибкой, децентрализованной формой организации труда. Л. Болтански и И. Кьяпелло описали новый этап на материале учебников по менеджменту выходивших в 1980-90-е годы, их авторами часто были «бунтари шестидесятых» ставшие впоследствии бизнесменами.
Неслучайно Кремниевая долина (Silicon Valley), где сконцентрированы высокотехнологичные компании возникла в около
«Кремниевая долина имеет децентрализованную систему производства организованную вокруг региональных сетей. Подобно фирмам в Японии, и частично в Германии и Италии, компании Кремниевой долины привлекают местный опыт и связи для создания новых рынков, продуктов и приложений. Эти специализированные фирмы интенсивно конкурируют, в тоже время обучаются друг у друга как менять рынки и технологии. Насыщенный социальными сетевыми структурами регион, открытый рынок труда стимулируют экспериментаторство и предприимчивость. Границы между фирмами проницаемы, так же как между фирмами и местными учреждениями, такими как торговые ассоциации и университеты» — пишет Мануэль Деланда [7].
Люк Болтански и Ив Кьяпелло следующим образом описывают внутреннее устройство новых предприятий сетевого типа, и те принципы, на которых они основаны. «Вынесении части деятельности за пределы предприятия, приумножении внутри предприятия структурных подразделений с финансовой самостоятельностью, добровольных кружках контроля за качеством или новых формах организации труда — оказались, в некотором смысле, как нельзя, кстати, в удовлетворении требований независимости и ответственности, которые настойчиво раздавались в начале 70-х годов. Управленцы, выделенные из иерархических структур, возглавляют «структурные подразделения с финансовой самостоятельностью» или реализуют собственные «проекты», а рабочие, освобождаясь от расписанных по минутам форм труда на конвейере, видят, как возрастают уровень их ответственности и признание их способности действовать независимо, проявляя в своей деятельности творческие способности» [2].
В условиях экономики постфордизма происходит трансформация труда. Если фордизм использовал в производственных процессах в основном физическую силу работника, то постфордизм задействует его коммуникативные, аффективные способности. Постфордизм подчиняет своей машине производства до-индивидуальную реальность (термин Жильбера Симондона), состоящую из языка, эмоций, воображения.
Социолог и философ Маурицио Лаццарато называет такой труд — нематериальным и отмечает «…сегодня труд (зависимый, наемный, производящий прибавочную стоимость) является взаимодействием. Трудовой процесс уже не является безмолвным, а становится говорящим. «Коммуникативное действие» теряет свое привилегированное или даже исключительное место в сфере этико-культурных отношений и политике, оно больше не находится по ту сторону материального воспроизводства жизни. И наоборот, диалогическое слово обосновывается в самом сердце капиталистического производства» [4].
Основными отраслями, в которых такой труд задействован стали: реклама, дизайн, мода, производство компьютерных программ. Основной продукт нематериального труда не сама вещь, а ее культурная, эстетическая или информационная составляющая. Поэтому стоимость многих современных товаров зависит не столько от себестоимости материалов, из которых он произведен, а от известности бренда. «Товар, производимый нематериальным трудом, отличается тем, что он не только не уничтожается в процессе потребления, но, напротив, набирает силу, преобразуется и формирует «идеологическую» и культурную покупательскую среду» — отмечает Маурицио Лаццарато [4].
В отличие от физического труда, который был сконцентрирован на заводах и фабриках, нематериальный труд не нуждается в четкой территоризации. Постепенно стирается грань между рабочим временем и отдыхом. Важным аспектом постфордизма является постулат, что каждый человек — предприниматель, каждый должен стать ответственным субъектом, несущим на себе все риски. На начальном этапе постфордизм смог захватить коллективное желание работников. Вскоре обнаружилось — обещания освобождения оказались снова лишь временными и частичными. Формальная свобода, данная рабочим, как оказалось, не избавила их от еще более изощренных форм принуждения.
«В 1990-е годы подъем сетевого типа производства и распространение либертарианской киберкультуры создали условия для альянса между финансовым капитализмом и когнитариатом. На пике «информационной экономики», молодые интеллектуалы и ученые могли найти денежные средства для создания своего бизнеса, и начался процесс перераспределения доходов. Но этот альянс распался, когда криминальный правящий класс овладел новым технологическим потенциалом и подчинил его военной силе. «Информационная экономика» была поймана неолиберальной приманкой, и в первую декаду нового века интеллектуальный труд прекаризировался и принуждался соглашаться с различными формами экономического шантажа. Криминальный правящий класс поработил когнитариат: произошла фрактализация знания, доход снижался, а эксплуатация и стресс продолжали расти и расти» [6] — отмечает Франко «Бифо» Берарди.
Новая «автономия» на рабочем месте для многих была вынужденной, они ее не выбирали. Теперь работодатель не обязан платить работнику постоянно, он лишь привлекает его временно для выполнения отдельных проектов. Новые формы нестандартной занятости в научной литературе получили название — прекаризация. Наиболее ярко логика прекаризации выражена в фигуре фрилансера. Процесс прекаризации у многих вызывает тоску по стабильной системе социального обеспечения, характерной для «государства всеобщего благоденствия».
Один из способов дополнительной эксплуатации рабочих в условиях неолиберальной экономической системы — заемный труд (outstaffing). Наиболее широкое распространение заемный труд получил в развивающихся странах, где работают транснациональные корпорации. Для максимизации собственной прибыли, они идут на разные ухищрения, особенно в условиях, когда правительство и профсоюзы не могут или не хотят оказывать противодействие. Под предлогом внедрения более гибкой системы занятости транснациональные корпорации и многие крупные компании нанимают новых работников или осуществляют перевод своих сотрудников на работу, выстроенную на принципах аутсорсинга.
Модель заемного труда строиться на том, что работник находиться не в штате компании, он направляется туда кадровым агентством, играющим в этом процессе роль посредника. Кадровые агентства заключают с компанией договор на поставку рабочей силы для выполнения тех или иных функций. Модель заемного труда внедряется многими работодателями поскольку, требуя от рабочего выполнения всего перечня работ, они не несут за них никакой ответственности.
Заемный труд увеличивает трудовую нагрузку, ведет к снижению заработной платы и ухудшению условий труда, он лишает рабочих возможности объединения для борьбы за свои права. Заемный труд становиться новым инструментом сверхэксплуатации рабочих, он лишает их прав, которые были завоеваны целым столетием борьбы. Работник попадает в полную зависимость к капиталу, его могут заставлять работать сверхурочно, при этом он может лишиться своей работы по любому капризу работодателя. Теперь начальство не прибегает к прямому надзору за подчиненными его заменил компьютерный контроль, который не так заметен, но он, в режиме реального времени осуществляя те же функции постоянного давление на работников.
«Старые общества суверенитета использовали простые машины — рычаги, тяги, часы. Более поздние дисциплинарные общества оснастили себя машинами, использующими энергию, вместе с пассивной опасностью энтропии и активной опасностью саботажа. Общества контроля имеют дело с машинами третьего типа — с кибернетическими машинами и компьютерами, пассивная опасность которых — зависание, а активная — пиратство и внедрение вирусов. Эта технологическая эволюция отражает на более глубоком уровне мутацию капитализма» [3] — отмечал Жиль Делез.
Другая отличительная черта новой экономической эпохи — информализация. Если прекаризация феномен больше распространенный в развитых странах, то информализация главная характеристика рынка труда стран третьего мира. За последние несколько десятилетий неформальный сектор экономики рос огромными темпами. В странах третьего мира в неформальном секторе в основном работают жители трущоб, население которых непрерывно растет с середины 1970-х.
Это произошло после того как правительства под давлением Международного валютного фонда провели структурные реформы, связанные с отменой мер государственного контроля сельского хозяйства. В результате миллионы обедневших крестьян хлынули в города, не имея возможности приобрести нормальное жилье, они селились на окраинах во временных постройках из досок и фанеры. Кроме того в 1980-е в Латинской Америке произошла маргинализация большого количества представителей среднего класса, которые в итоге пополнили население трущоб.
Люди, занятые в неформальном секторе могут иметь разный статус: самозанятые, работающие по найму, но без оформления договора. Работники неформального сектора лишены всех социальных гарантий, их рабочий день не нормирован, им постоянно угрожает безработица. Как только работодатель перестает нуждаться в их услугах, люди занятые в неформальном секторе моментально теряют работу.
В ряде стран происходят необычные процессы — текстильная и швейная промышленность перешла от фабричного производства, к модели, основанной на надомных работниках. Они, формально являясь частными предпринимателями, выполняют заказы крупных компаний на условиях сдельной оплаты труда. Такая децентрализация производства выгодна работодателям, поскольку полностью подчиняет работника интересам капитала.
В таких условиях затруднена работа традиционных профсоюзов, и самим работникам наладить солидарную борьбу не контактируя друг с другом очень сложно. Происходит разрыв солидарных связей с оставшимися промышленными рабочими, находящимися относительно занятых в неформальном секторе в привилегированном положении.
«Один из самых серьезных вопросов касается непригодности профсоюзов: так как вся их история неразрывно связана с борьбой в условиях дисциплинарного общества и в рамках пространств изоляции, смогут ли они приспособиться к новым обстоятельствам и выработать новые формы сопротивления обществам контроля?» [3] — отмечал Жиль Делез.
Неформальный сектор несет в себе новое гендерное неравенство, поскольку в странах третьего мира в нем заняты по большей части женщины. В
Литература
1. Болтански Л., Кьяпелло И. Новый дух капитализма. пер. с фр. О. Волчек, Н. Калягиной, С. Рындина и др. Новое литературное обозрение, 2011.
2. Болтански Л., Кьяпелло И. О каком освобождении идет речь? Неприкосновенный запас No 3 (29) 2003. https://magazines.gorky.media/nz/2003/3/1054-1082-1072-1082-1086-1084-1086-1089-1074-1086-1073-1086-1078-1076-1077-1085-1080-1080-1080-1076-1077-1090-1088-1077-1095-1100.html
3. Делёз Ж. Переговоры. 1972-1990 / Пер. с фр. В.Ю. Быстрова. СПб.: Наука, 2004.
4. Лаццарато М. Нематериальный труд. // ХЖ. — 2008. — No 69. http://xz.gif.ru/numbers/69/nmtrln-trd/
5. Рот К. Глобализация. Автономное Действие. http://www.avtonom.org/lib/theory/rot_globalisation.html.
6. Franco Berardi. Communism is back but we should call it the therapy of singularisation. http://www.generation-online.org/p/fp_bifo6.htm
7. De Landa M. Economics, Computers and the War Machine. http://www.t0.or.at/delanda/netwar.htm
Первоначальный вариант опубликован в книге «Современные политические конфликты: поструктуралистский анализ»:
Томин Л.В. Современные политические конфликты. Постструктуралистский анализ. Из-во: СПбГУП, 2014