Статья была опубликована в печатной версии «Новой газеты» (№58 от 1 июня 2016 года) и на сайте издания. Здесь помещается с согласия редакции.

«Очередь» никому не известного Михаила Однобибла — может, и не сенсация, но уж точно событие премии «Национальный бестселлер»-2016 (победитель которой станет известен 5 июня). О сенсации можно будет говорить, если книга станет лауреатом, хотя благодарить жюри можно уже за ее попадание в шорт-лист. По всей видимости, литературные обозреватели обратят осторожное внимание на роман только в случае его победы. И зря. «Очередь» интересна не только своей загадочной историей происхождения или той юркостью, с которой она незаметно растолкала более ожидаемых претендентов. Это еще и серьезная, ни капли не дилетантская проза, достойная если не премии, то прочтения, в самом широком смысле этого слова.

1

По порядку. Автор «Очереди» — единственный в длинном списке «Нацбеста» (а там 47 произведений), о ком мы (пока) ничего не знаем. Других книг за ним не значится, как и статей или публикаций в толстых журналах; нет биографий на читательских ресурсах типа «Лайвлиб» или сайтах с пиратским контентом типа Readly. Самой книги в печатном виде нет, она сверстана и выложена в интернет с помощью быстро набирающей ход площадки Ridero, которая предлагает всем желающим издать их книги или, по крайней мере, запустить их в продажу на Ozon. Странная, явно самодельная обложка отбивает всякое желание открывать книгу из–за боязни встретиться с очередным графоманом. Куцая аннотация только запутывает и, словно издеваясь, предлагает читателям присылать свои замечания на почтовый ящик на домене @list.ru.

Интересно, что книжку на премию номинировал известный (или самый известный) критик Лев Данилкин. Как он умудрился отыскать эту иголочку в стоге самиздата, который сегодня вновь становится явлением широко распространенным, если не модным, — непонятно. Зато понято, что без него книгу не прочли бы остальные: члены жюри физически не могут одолеть все книги из лонг-листа. В итоге рекомендации Данилкина хватило, чтобы роман еле-еле, с минимальным набором баллов, но все же запрыгнул в шорт-лист.

Вся эта история, когда человек-загадка нежданно врывается в последний круг борьбы за главный приз, очень похожа на все, что вообще нравится Льву Данилкину. Единственный автор, биографию которого Данилкин хотел бы написать сегодня, — уже почти мифический Виктор Пелевин, даже дату рождения которого мы, оказывается, точно не назовем. Можно выдвинуть фантастические, но жутко интересные гипотезы о том, что Однобибл — это и есть сам Данилкин. Или что маркетологи Ridero, которые сейчас тратят бешеные деньги на раскрутку, нашли у себя в закромах жемчужину и подложили ее кому надо на глаза. На деле все наверняка прозаичнее, да и какая разница: после чтения не остается никаких сомнений, что знакомство с текстом «Очереди» произошло не зря.

2

Впрочем, этот самый текст все равно должен был всплыть, здесь или там, сейчас или позже: такой мистической энергетической силой он обладает. Силой настоящего художественного произведения, которое само себя толкает куда надо. При этом его чтение — будто продолжение той странной игры домыслов, в которую попадаешь, обсуждая скрывающегося автора. Игра эта начинается с недоумения — и им же, недоумением, по прочтении заканчивается.

Некий учетчик, живущий и работающий со своей бригадой «за городом», а точнее, просто в лесу, случайно оказывается в городе, территории для него чужой и неудобной. Желая поскорее убраться из города, он так же случайно попадает в некую очередь, в которой горожане ожидают трудоустройства. Порываясь покинуть ненужную ему очередь, он более чем случайно мигом обходит более двухсот очередников и занимает место в «верхней» части человеческой многоножки, куда обычно добираются месяцами. Бросив все попытки объясниться с горожанами, он вновь совершенно случайно получает возможность попасть в один из заветных кабинетов, где рассматривают кандидатуры. Отказавшись это сделать, он обращает на себя внимание неких «авторитетов» очереди, которые теперь не могут его просто так отпустить…

Словом, стремясь хоть как-то пересказать все, что творится в «Очереди», и повторяя все эти «случайно» и «некие», чувствуешь себя, конечно, идиотом. И здесь не важно, сколько раз прочесть роман. Причинно-следственные связи и обстоятельства, которым подчинена жизнь героев, их моральные и физические императивы основаны на весьма убедительной, но какой-то нечеловеческой логике; правила, по которым в этом обществе все (исправно) работает, надо не понимать, а принимать. Они выдуманы автором от начала до конца и помогают создать стройный, но закольцованный на самом себе, и поэтому жуткий, безнадежный, варварский мирок, все сильней отталкивающий нас с каждой новой главой. Невыносимо признавать, что этот безумный мир, не поддающийся здравому смыслу, — ровно то, что сегодня происходит у нас за окошком.

Но это так, заметка на полях, потому что «Очередь» — не (просто) «социалка», а целая, если хотите, антиутопия без обращения в будущее, которого тут не может быть в принципе. Роман мог бы быть написан про «Похороны», «Аэропорт» или, скажем, «Отдел» — не важно; он все равно был бы, как и сейчас, достаточно тщательно выписан и глубоко продуман, чтобы не сравнивать его с другими книгами, не относить к одному какому-то жанру, не благодарить лишь за сатиру на наше сегодня или только за блестящий текст, такой сильный, что доводит иногда до тошноты.

Сопоставлять с другими произведениями, кстати, бывает и полезно, особенно в случае с «Очередью», отчаянная «похожесть» которой на некоторые известные всем вещи может стать аргументом не в ее пользу. Но не становится. С сорокинской «Очередью» ее никто, конечно, и не сравнивает, хотя Сорокиным здесь пахнет. Все это ближе скорее к его «Норме», но в любом случае Однобибл обескураживает не только языком. Хотя умеет им пользоваться очень хорошо: в романе он активно возрождает неизвестные слова (неудобье, интересанты, шишкобои…), а героев заставляет разговаривать то ли как докладчиков на партсобрании, то ли как персонажей советских фильмов 30-х годов. Похожая атмосфера в книгах Елизарова, еще одного певца позднесоветского быта. Но история Однобибла, при всем обилии примет времени (секретари и контролеры, бесплатные столовые и, собственно, очереди), все же более универсальна и считывается на любом фоне.

Наконец, нельзя не вспомнить Кафку, которого Однобибл чуть ли не пересказывает на новый лад (что «Процесс», что «Замок»). Но «Очередь» слишком явно отсылает к произведениям немецкого писателя, чтобы это было ее недостатком, — тут явно надо искать какие-то потайные ходы. И потом, кто ж виноват, что российская/русская действительность становится такой хорошей почвой для чудовищного абсурда.

Из «Очереди», как при игре в «Наборщика», можно (и нужно) долго вытаскивать новые и новые ключи и смыслы: в этой небольшой книге, которую быстро прочитать не получится физически, материала хватит. Для этого надо, чтобы о ней узнало как можно больше людей. Самое ближайшее, что может этому помочь: победа в «Нацбесте» и издание на бумаге. И первого, и второго роман заслуживает. Так что, как говорил тот же Данилкин в давнишней рецензии на прохановский «Гексоген», — не побрезгуйте.