Сейчас, через полтора года после того, как вышел русский перевод «Стоунера» Джона Уильямса, можно говорить, что прочитавшие его делятся на два лагеря. Первые, с глубокой грустью в душе, ещё долго хранят тёплые воспоминания о герое. Вторые чувствуют себя озадаченными и бросаются перечитывать рецензии — потому что их первым порывом становится желание узнать, почему этот роман называют «великим».

Объяснюсь. «Стоунер» был написан в 1965 году, быстро забыт, а через полвека вызвал невероятный ажиотаж в Америке, Европе и России. Стоунер — это фамилия профессора, который, будучи выходцем из бедной фермерской семьи, поступает в университет, с удивлением для самого себя серьёзно увлекается литературой, начинает преподавать в этом же университете после окончания учёбы и работает там уже до конца своих дней. Стесняясь знакомств — и вообще городских жителей — он настойчиво добивается руки первой понравившейся ему девушки, что оказывается ошибкой: супруга в скором будущем предстаёт просто чудовищем во плоти. Свою книгу, переработанную из научной монографии, он заканчивает с большим трудом, потому что, собственно, преподавать и общаться со студентами ему гораздо интереснее; как и ожидается, по выходу в свет книга не обращает на себя особого внимания. В любимом университете он вынужден ввязаться в глупую ссору с одним из старейших преподавателей, которая в итоге отчуждает его от остального сообщества. Новая любовь, настоящая и единственная в его жизни, должна неминуемо прекратиться из–за давления того же сообщества. Дочь, выросшая в полном безволии, оказывается безразлична ко всему на свете, в том числе и к отцу. В итоге единственное, что остаётся с ним на протяжении всей жизни, «не предаёт» его — это литература.

Уильямс написал роман нарочито беглым языком, не вдаваясь в излишние подробности и, похоже, почти лишив его метафор. Он будто рассказывает только то, что хотел рассказать, не оглядываясь на традиции большого жанра. В итоге пересказ жизни и мыслей Стоунера оказывается таким же, как сама эта жизнь: вроде не бесцветный, но краски сильно приглушены; быстрый, без отвлечений, как обычно говорят о чём-то проходном. К концу книги вообще подкрадывается мысль, что наш рассказчик — не автор, а сам Стоунер, лежащий при смерти. Потому что, пожалуй, именно так старый человек вспоминает прожитые годы: опустив или не вспомнив детали, зато переживая одни и те же две или три сцены, оказавшиеся самыми значительными в его жизни.

Интересно, что Уильямс проворачивает такой фокус намеренно. Он будто не может сделать примечательным описание жизни не примечательного человека; а именно таким, очередным и ничем не примечательным оказывается Стоунер, несмотря на то, что у него есть все присущие нормальной жизни составляющие: семья, карьера, любимое, поистине любимое занятие. Вполне объяснимо, что в 60-х годах прошлого века, когда в воздухе по всему миру витал сумасшедший дух перемен, и проживать свою жизнь, годами ничего в ней кардинально не меняя, считалось непростительным, — роман не встретил отклика среди читателей. И так же вполне объяснимо, почему этот «гимн» простому человеку идёт на ура сегодня, когда абсолютное большинство, замученное рабочим стрессом (от нелюбимой работы) только и хочет того, чтобы прожить жизнь с наименьшими потрясениями и изменениями.

Возвращаясь к «великому». Конечно, нельзя не сказать, что «великим» этот роман назвали американцы, а они с русскими имеют разные представления о великом в литературе. И всё же. Великий роман, если максимально отойти от частностей и выразиться максимально общо — это роман обо всём, как бы странно это ни звучало. Картина жизни, даже самой заурядной, вмещает в себя так много тонов и полутонов, что описать её на примере лишь одного героя редко кому удаётся. Тем более это не получается сделать с героями «Стоунера», где кроме профессора фигурируют жена-изверг и инвалид с комплексами — не самые типичные персонажи.

Почему же Уильямс написал если не великий, но точно тронувший всех роман, лучше всего видно не из рецензий критиков, а из статей и отзывов читателей. Американский преподаватель Мэгги Доерти благодарит Уильямса за персонажа, который, хоть это и странно со стороны, получает безмерное удовольствие лишь от литературы и преподавания. Читатели в комментариях говорят, что после чтения им становится просто легче. Одна из них и вовсе признается, что по выходным подолгу лежит и смотрит в потолок. Она чувствует себя «серой массой», но когда она читает такую же сцену в «Стоунере» (который подолгу, без всякой причины, засматривается в окно), она хоть немного перестаёт мучиться и корить себя за эти простые, человеческие слабости.

Уильямс не писал роман о несчастном человеке. Как отмечает Джулиан Барнс, сам автор говорил, что Стоунер прожил довольно хорошую жизнь, во всяком случае, лучшую, чем у многих людей на свете. Но, думается, Уильямс старательно так говорил про похожего на него героя именно потому, что действительно написал роман про самого себя. Так или иначе, в итоге он создал идеальное успокоительное для обычного человека, у которого нет сил взращивать амбиции. Похоже, в этом и есть величие этой книги.

А может, величие её в том, что привкус от неё ещё долго остаётся в мозгах; роман, такой короткий и незамысловатый, удивляет читателя своей простотой, но не выветривается со временем, а только раскрывается всё больше, увеличиваясь в размерах уже за счёт наших мыслей.

А может, в том, что в «Стоунере» есть целых два отрезка (про взаимоотношения с женой и про спор с коллегой Ломаксом), очень редких для литературы вообще — когда спокойное повествование неотвратимо превращается в настоящий триллер; здесь без преувеличений, последний раз я настолько боялся перевернуть страницу, пожалуй, читая давным-давно «Замок Броуди» А. Кронина, ни разу больше мне не было настолько не по себе читать то, что я читаю.

А может, как раз в том, что продолжать этот список можно ещё очень и очень долго…