Вот, к примеру, про кризис наших дней. Вернее, не так, не про кризис. Ведь кризис (др. -греч. κρίσις — решение; поворотный пункт) — это про рост, а куда расти из–под этого залитого пластиком поверх стекловаты асфальта не очень понятно. Когда все случилось, когда все началось? Почему вместо шедевров и даже высказываний нас окружает неудобоваримый контент и дурно понятая технологичность? Где тот младенец, выплеснутый с водой?

Раньше я думал, что дело в Ницше. Ведь еще до 1917 читающая общественность вполне усвоила Ницше, о чем блестяще писал Розанов: «Был Ницше: и “Антихрист» его заговорил тысячею лошадиных челюстей”. Усвоила, а потом на время позабыла, переваривая его, обложившись лоскутными одеялами из Маркса, Энгельса, Ленина. Когда Маркс и Ленин сошли, на привокзальных книжных развалах вновь зазиял «Заратустра».

Конечно, речь — как и в случае с Марксом — о дурно понятом Ницше, о том, что в древние времена называли термином «верхоглядство». Ницше был понят, прочитан на уровне рекламных слоганов уровня пелевинского поколения П. Так, «падающего — толкни» питало цветущий махровым цветом социал-дарвинизм и социальную разобщенность, став продолжением «моей хаты с краю», «возьми с собой плетку» превратилось в слоган гедонизма, в рекламу БДСМ-клубов, «по ту сторону добра и зла» стало в основе разделения морали на ту, что «для масс», и ту, что «для своих». Однако со временем я понял, что суть не в Ницше, конечно, не в Марксе, не в Фрейде.

В чем же? Возможно, излишней утилитарности, сестре-близнеце верхоглядства. Нет, на коротких дистанциях, чтобы выжить в тайге и пустыне, это даже отлично. Выхватил фрагмент предложения, ничему не соответствующую цитату, и на этом карьеру построил, деток накормил, обул, одел, свозил посмотреть Вавилонскую башню. Но цитата-то в отрыве дальше пошла по рукам, по мозгам. И вызвала такое цунами, что погребла и деток (вполне себе сытых), и внуков (почти уже образованных). Вот ты ликовал, как выбрался ростком из–под ненавистного асфальта, а тебя присыпало пеплом и стекловатой и раскаленным пластиком залило. А под асфальтом ведь тоже жизнь. И это все, про культуру, конечно.

Культура несовместима с утилитаризмом. Культура это дар (Набоков). Отчего мы так любим Висконти? Отчего он сияет в веках? Оттого, что его «Леопард», его «Чувство», его «Смерть в Венеции» излишни. Они выходят за рамки чисто утилитарных задач. Заработать, допустим. Понравиться начальству. Снимать фильм, писать книгу, картину, это всегда опасное приключение. «Ночное путешествие морем» (Джон Барт). Так с Гомера. Тут нужна особого рода смелость. Как у Берроуза было? «Монета последнего шанса».

Один из ключевых философов нового времени, Спиноза, не зря ассоциируется с линзами, оптикой. Тут важно разное зрение, разные углы обзора. «Утилитаризм» ведь это всего лишь слово. То, что кажется практичным на 135mm, оборачивается безумием на 23mm. Видеть картину в целом — великий дар. И ему стоит учиться, а для начала — алкать его, в общественном смысле. И уважать, тех, кто его имеет: настоящих философов, режиссеров, писателей. В этом их суть, их общественная ценность.

Собственно говоря, мы ведь, со своей колокольни, шагнули в мир описанный Хайдеггером. Когда он трубил об опасностях техно, он имел ввиду, конечно, не автомобили, телевизоры и телефоны, а такое вот, техническое, технологическое отношение к человеку и человеческой культуре. Когда пишут книгу, снимают фильм, даже дружат исходя из просчитанных потребностей рынка. Ну, или начальника. И всегда, почему-то, попадают впросак. Потому что нельзя научить писать книги. Поэтому, кстати, я не очень-то верю в возможности современной психотерапии. Не в плане, что она не может помочь на определенном этапе конкретному человеку, но в том, что, даже освещенная данными нейробиологии, она не является панацеей для человека, создавая новые проблемы на месте старых. Мы, люди, не боги, и не все можем посчитать и учесть, даже с помощью роботов. Не об этом ли, кстати, фильм «Прометей»?

И вот что страшно, если судить по кино: они-то, там, в Европе, к Хайдеггеру, кажется, прислушались, что-то поняли и технологический морок — не без потерь, но — обходят, а мы бросились в него, как в прорубь, с головой, обложились книгами по биохакингу, практической психологии и про то, как написать продающий сценарий/бестселлер за десять дней, забыв, что «ни одним качеством я не хотел бы обладать в такой степени, как умением быть благодарным, ибо это не только величайшая добродетель, но и мать всех других добродетелей». Так говорил Цицерон.