Нижепредставленный текст — перевод интервью Доминика Ферноу, данного ресурсу Residental Advisor и опубликованного в январе 2018 года.

Исполнитель, некогда царивший над миром нойз-музыки как Prurient, ныне играет в ночных клубах под псевдонимом Vatican Shadow. Эндрю Райс взял у него одно из редких интервью.

«Примерно в двухлетнем возрасте я любил скользить по свежевымытому линолеуму, — поведал Доминик Ферноу. — Вероятно, это моё самое раннее воспоминание. Я бегал и скользил, и однажды разбил голову о посудомойку. Можно разглядеть шрам, — указывает на лоб. — Меня отвезли в больницу, и я устроил такую сильную истерику, что на меня напялили смирительную рубашку. Внезапно это превратилось в глубокое воспоминание о том, что я одет в эту ебучую рубашку блеклого цвета с текстильными ремнями, стянутыми поверх меня».

Ферноу — один из самых известных нойз-музыкантов в мире. Он создаёт бескомпромиссно мрачную и агрессивную музыку в диапазоне от нойза до техно и эмбиента и в живых выступлениях изворачивается в кривых, неестественных позах, надрывая глотку. Свойственные ему тревожность и мизантропичность сам музыкант объясняет этим случаем из детства: воспоминание о смирительной рубашке «очевидно является корнем данных проблем». Но вместе с тем они восходят и к другим причинам: воспитанию в религиозной семье, определённому самоотвращению и общему презрению к миру.

«Я приложил много усилий, пытаясь понять причину», — рассказал он, — почему я ненавижу сидящего рядом человека. Почему ненавижу, когда потолок круглый, а не квадратный. Я осознал, что у меня обсессивно-компульсивное расстройство. Именно оно позволяет мне сидеть и собственноручно вырезать ножницами сотни кассетных обложек. И концентрироваться на треках. Но в то же время это постоянная пытка. Техно же побудило меня справляться с этими проблемами. Оно вынуждает тебя быть в моменте».

Ферноу поведал это спустя полтора часа после начала интервью, когда я уже хотел остановить запись. «Нет. Это скучно. Я рассказал недостаточно», — настоял музыкант. Ферноу не пользуется социальными сетями и редко даёт интервью, но в данном случае он буквально жаждал говорить. В итоге мы провели вместе пять часов, в какой-то момент переместившись в русский бар во Фридрихсхайне, где мой собеседник говорил свободнее, раскрепостившись эрл греем с виски.

Наша беседа началась в помещениях над Бергхайном, самым известным ночным клубом в мире. Всего несколько лет назад это место казалось совершенно обезумевшим от Ферноу — корифея американской экстремальной DIY- и нойз-сцены в то время. Сейчас, впрочем, его жизнь — как личная, так и профессиональная — вращается вокруг техно. Это был постепенный переход, начавшийся в 2011 году с дебютным релизом Ферноу под псевдонимом Vatican Shadow, со временем выросшим в его наиболее успешный проект, открыв музыканту доступ к самым известным площадкам электронной музыки в мире.

Когда мы встретились для интервью, Ферноу оправлялся от простуды, подхваченной после восьмичасового диджейского бэк-ту-бэк сета с Ancient Methods в Тбилиси — марафона, к которому он не был готов. (В какой-то момент Ancient Methods заметил, что Ферноу выглядит измученным и ему следует остановиться.) Прямо перед этим он отыграл сет как Prurient — это самый продолжительный проект музыканта, в котором он выплёскивает душу через мучительные крики и пронзительные высокие частоты. Такие выступления — совсем не то, что вам доведётся часто видеть в ночных клубах, но у Ферноу особый способ наводить мосты между разными мирами.

Сейчас у Ферноу есть Vatican Shadow для танцевальной музыки, Prurient для нойза и Rainforest Spiritual Enslavement для дарк-эмбиента — проект, ориентированный на подражание полевым записям и экспонированный на фестивалях и в арт-галереях. Он также сработался с канадским лейблом Profound Lore — возможно, самой приметной и значимой на сегодняшний день платформой андеграундного экстремального метала.

Ферноу объединяет различные музыкальные направления с самого начала карьеры, с середины 90-х. Покопавшись в архивах своего лейбла Hospital Productions, которому в 2017 году исполнилось 20 лет, он нашёл некоторые уже забытые ранние релизы, по звучанию напоминающие техно и помеченные как техно на флаерах лейбла. Как объясняет это сам музыкант, в былые сумбурные DIY-времена творческие ориентиры распространялись свободными потоками, и никто не понимал, как обозначать то, что делают они сами и что делают другие люди вокруг них.

Hospital Productions выступает движущей силой в американском электронном андеграунде уже два десятилетия, издав за этот срок порядка 600 записей, кассет и других материалов. В каталоге лейбла числятся некоторые особо знаковые для нойз-музыки релизы, среди которых, например, альбом Prurient ‘The History of AIDS’ 2002 года. В последнее время Hospital стал пристанищем для ряда представителей мрачной танцевальной музыки, выпуская записи Shifted, Phase Fatale, Рона Морелли и Silent Servant.

В очаровании Ферноу техно-музыкой нет ничего нового. Он рос металхэдом, но тем не менее называет альбом Ричи Хоутина ‘Dimension Intrusion’, изданный лейблом FUSE, в числе своих самых любимых; а в годы юности, проведённые в Висконсине, он ходил на рейвы. Тогда же он начал коллекционировать микстейпы — единственную доступную будущему музыканту в то время форму танцевальной музыки на физических носителях, — одно время определявших характер развития рейв-сцены Среднего Запада, оказавшей влияние на Ферноу как нойз-исполнителя.

«Этот релиз DJ Anonymous стал для меня столь знаменательным по той причине, что был издан на двух кассетах, привязанных друг к другу», — объяснил Ферноу. — Изображение на вкладыше носило садомазахистический характер, на одной его стороны была фотография связанного мужчины, на обратной — женщины. На одну кассету был записан джангл, на другую — габбер. В те времена существовала традиция, происходящая из мира дэт-метала, выпускать демо на кассетах. И данный релиз показал, что можно сделать, когда не хватает ресурсов, — просто сделай. Если ты не можешь найти футляр для двух кассет, просто свяжи их вместе».

Дэт-метал также способствовал его связи с электронной музыкой: в 90-х многие группы начали использовать её элементы в мрачных интро или интерлюдиях, что зацепило слух Ферноу.

«Это был такой переход из “мира групп”, где каждый делает своё дело, каждый играет на собственном инструменте, — отметил он. — Рок-музыке присущ некий буквализм. Техно же казалось мне, выходцу из дэт-метала, самой загадочной вещью. Я ничего не знал об аппарате, об оборудовании — и до сих пор не знаю. Даже в самой идее играть пластинки других людей, пластинки, созданные, чтобы их миксовали друг с другом — вот в чём заключался переход».

«Я решил, что должно быть нечто экстремальнее дэт-метала, — продолжил Ферноу. — Мы слышали об индастриале, но в то время можно было найти только танцевальный индастриал, типа Swamp Terrorists. Тогда же существовала примитивная по своему устройству программа с точечной матрицей Scream Tracker 3, в которой был набор сэмплов и самые простые эффекты. Мы с другом не могли найти ничего, что, по нашему мнению, звучало бы как индастриал, поэтому пытались создать его сами. Его материал стал техно, мой — нойзом, но начиналось всё с такого медленного техно. Моя самая первая музыка была сделана в этой программе. Компакт-диски тогда ещё не были распространены достаточно широко, поэтому треки всегда записывались на кассетный магнитофон, но это всегда звучало плохо. В конце концов нам пришлось перейти на диски, и это стоило порядка сотни баксов за штуку».

Прогрессируя как нойз-музыкант, Ферноу переехал из Мэдисона в Нью-Йорк и начал выпускать релизы на собственном лейбле. Он открыл магазин Hospital Productions, в котором стали собираться приверженцы нью-йоркского музыкального андеграунда.

В те времена Ферноу выпускал огромное количество музыки, а на концертах, вооружаясь лишь микрофоном, создавал агрессивный и пугающий образ. Видео выступления 2001 года в магазине пластинок в Лоуэлле, штат Массачусетс, примечательно в особенности. На нём Ферноу извивается в немыслимых позах, визжа в микрофоном рядом с примитивным концертным аппаратом, повернувшись спиной к слушателям. На другом видео оголённый по пояс Ферноу в городе Нью-Палц, штат Нью-Йорк, в более неистовой вариации того же выступления выжимает из колонок чудовищный фон, после чего принимается яростно скрести микрофоном одну из них, будто в попытке её сломать.

Только спустя многие годы активной деятельности Prurient и существования множества других харш-нойз-проектов Ферноу вернулся к танцевальной музыке, столь вдохновлявшей его в подростковый период.

«Менеджер магазина Джим Сигл как-то принёс записи Sandwell District, и я такой: «Что это, блядь, такое? Это охеренно!» Я не знал, что это Карл [О’Коннор, он же Regis]. Я знал British Murder Boys, но не был знаком с сольными работами Regis. На самом деле важно обращать внимание на оформление записей, их эстетику и, самое главное, названия. Но тогда я это упускал. Не могу передать важность того, что все эти ребята делали. Для меня это стало откровением».

Ферноу начал экспериментировать с более простой электронной музыкой ещё на альбоме “Bermuda Drain”, изданным авангардным метал-лейблом Hydra Head в 2011 году. Он, несмотря на обилие экстрим-вокала с выкрученным дисторшном, содержит самую чисто звучащую и прямолинейную музыку Prurient, богатую понятными текстами, мелодиями и стильными синтами. Данная запись ознаменовала переход от живых выступлений, подобных тому, что состоялось в Лоуэелле. Примерно в то же время Ферноу начал новый проект, Vatican Shadow, записав пластинку с лоу-фай битами и озаглавив её “Kneel Before Religious Icons”. Релиз состоялся сначала на Hospital Productions, а позже на Type.

На обложке “Kneel Before Religious Icons” изображён отчётливый портрет улыбающегося Нидала Хасана, более известного как стрелок из Форт-Худа, — психиатра армии США, открывшего огонь на военной базе в Техасе в 2009 году. Название альбома было придумано на основе газетных статей и заголовков, что добавило зловещие политические нотки в музыку Ферноу. Треки звучали как помесь кислотного техно и индастриала с харшевыми повторяющимися битами, пронизывающими ту жуткую атмосферу, которую Ферноу исследует в своей нынешней музыке.

Vatican Shadow не обязательно должен был вылиться в нечто большее. У Ферноу зародилась идея сделать такой экспериментальный проект, когда он читал о стрельбе в Форт-Худе в газетах, а скваттер, живший в подвале его магазина, настойчиво допытывал обстоятельства этой истории.

«Указывая на убийцу, он твердил мне, что это дело рук ЦРУ, что они пытались выставить Обаму в плохом свете, мол, он планировал стимулировать экономику и вытащить ее из рецессии, легализуя марихуану, — рассказал Ферноу. — Все разговоры складывались подобным образом, и я стал думать об этой убеждённости, о том, насколько конспирологические теории завязаны на неспособности верить, на желании чувствовать себя вовлечённым во что-то, якобы имея доступ к «истине»».

Ферноу усматривал в раннем материаел Vatican Shadow больше влияния индастриала, чем техно. Стиль проекта сформировался в результате попытки превратить насыщенные композиции с “Bermuda Drain” во что-то более лаконичное, и изначально у музыканта не было даже намерений диджеить и создавать миксы. Исполнителей типа Traversable Wormhole и Function Ферноу слушал не ради диджейских целей, а просто как музыку. Также он признаёт: большинство его раннего материала звучит как дерьмо на хорошей системе. Но этот материал создавался как творческое упражнение и не предназначался для клубов.

Vatican Shadow превратился в серьёзный проект после интервью, данного Кирану Санде, основателю лейбла Blackest Ever Black, ещё в его бытность редактором FACT Magazine. Тот поинтересовался о Vatican Shadow и спросил, сможет ли Ферноу записать что-то для его лейбла. Доминик был фанатом Raime и Regis, отметившихся на ранних релизах Blackest Ever Black, и охотно согласился. Он должен был сыграть первое шоу Vatican Shadow вместе British Murder Boys на шоукейсе Blackest Ever Black в Лондоне, но не полетел, поддавшись давнему страху полетов — отголоску тревожности и обсессивно-компульсивного расстройства.

«Лишь спустя время пришло осознание: важен не столько результат, сколько сам процесс», — пояснил Ферноу. — Думаю, именно поэтому у меня сложилась глубокая связь с техно: это чувственный опыт, заставляющий тебя быть в моменте. В этом есть какая-то ирония. Диджеи ведут нездоровый образ жизни, находятся в постоянных разъездах, недосыпают и тому подобное. Но стоит оказаться в клубе — и всё окружение словно помогает добраться до корней проблем. Ведь мы все с ними сталкиваемся. Есть такой вопрос-клише: «В чем корень проблемы?». Но реальные корни подобны корням дерева, они не единичны. Их много».

Техно-культура побудила Ферноу встречаться с проблемами лицом к лицу. Она провела его через турбулетный период, начавшийся с закрытия магазина лейбла. Доминик переехал в Лос-Анджелес, но возненавидел его за удаленность и за отсутствие всего того, что он любил в Манхэттене — городе, по которому можно было передвигаться пешком, встречаясь с людьми и таким образом оказываясь втянутым в акты социального взаимодействия — вынужденное зло для прирождённого одиночки. (Но Ферноу никогда не любил Бруклин. В нем он испытывал клаустрофобию, глядя, как крутые холмы закрывают собой горизонт.)

Из Лос-Анджелеса Ферноу перебрался во Флоренцию, где у него были семья и близкий друг — итальянский нойз-исполнитесь Нико Васкеллари. (Он позже образовал Ninos Du Brasil, техно-группу с примесью индастриала, выпустившую запись на Hospital Productions.) Ферноу поборол страх перелётов благодаря коротким авиапутешествиям по Европе, а позже поселился в Берлине — месте, где даже самый упертый циник вынужден признать существование некоей магии. Он подписался на лейбл Бергхайна Ostgut, тем самым обеспечив себе как техно-музыканту надежную позицию.

«Одна из самых потрясающих особенностей техно в том, что оно является частью целого искусства ночи, — отметил Ферноу. — Это настолько отличается от игры в группе, где буквально всё превращается в дурацкую конкуренцию. Вообще идея «искусства ночи» стала для меня настоящим открытием: она рождается из концепции непрерывной музыки, когда ты должен иметь в виду, кто играет до тебя и кто играет после, признавать и уважать всех диджеев, уступать им и присоединяться к ним же.

Это делает техно чем-то настоящим, происходящим в реальном мире, — добавил он. — Восприятие музыки в клубе дарует ей особую ценность. Это опыт, который был уничтожен в любом другом жанре, во всех направлениях, кроме, может, оркестровой музыки. Когда ты идёшь смотреть, как диджей миксует разные песни, то, если мыслить глобально, тем самым ты наделяешь клуб особым смыслом, потому что только там можешь послушать музыку в таком виде, больше нигде не доступном. Это особая связь с культурой, практически полностью исчезнувшая отовсюду, даже из нойза».

Ранние сеты Vatican Shadow были дикими выступлениями в DIY-духе, отражавшими бэкграунд Ферноу. Я был на самом первом, в Лос-Анджелесе, где Ферноу стоял за флайт-кейсом и выдавал лязгающие, резкие ритмы перед растерянной публикой. (Он играл на разогреве у Demdike Stare.) Годом позже я застал его в Лондоне в клубе Electrowerks, где его установка была раскрыта и доступна взгляду — Ферноу периодически что-то подкручивал в двух айподах, играющих минусовки, при этом тряся головой настолько энергично, что капли пота с него летели в сторону толпы. В этом выражался его персональный взгляд на диджейский сет, представляющий собой нечто среднее между нойз- и техно-выступлениями, превращая процесс созерцания играющего музыку на айподах исполнителя в интуитивный, захватывающий опыт.

Погружение Ферноу в мир танцевальной музыки позволил его проекту Prurient стать более сфокусированным, или, по его собственным словам, вернул его «обратно в экстрим». Музыка Vatican Shadow — стопроцентное техно, тогда как у Prurient жанровые границы размыты, и особенно это заметно по его двойному альбому 2015 года “Frozen Niagara Falls” или только что выпущенному “Rainbow Mirror”. Такое явное жанровое разграничение позволило Ферноу вновь обратиться к тому, что он когда-то полюбил в ныне разобщенной нойз-сцене: чувству, что возможно всё.

«В нойзе было круто то, что можно было принять участие в компиляции с какой-то непонятной европейской индастриал-группой и каким-то парнем, играющим музыку на пакете из–под чипсов, это всё сочеталось, и получалось абсолютное безумие, — объяснил он. — Когда у нас был магазин, он был нелегальным, и я любил абсурдность этого места. Прямо на Манхэттене мы продавали записи, упакованные буквально в человеческое дерьмо. В конце концов мы отрубили телефон, заколотили окна, не оповещали о часах работы — люди вообще не были в курсе. Вопрос «Это магазин?» на входе — лучшее, что я когда-либо слышал в его адрес. И то обстоятельство , что это происходило на Манхэттене, в Ист-Виллидже, было частью концепции, частью юмора».

Чувство юмора важно для Ферноу, несущего с собой идеалы DIY-нойз-сцены настолько далеко, что даже самые значительные свои проекты он не воспринимает слишком серьёзно. Ведя диалог, он искусно переключается с серьезных высказываний на черный юмор, не позволяя даже понять, когда именно он шутит. Эта черта нашла отражение и в работе Ферноу: например, на записи Vatican Shadow “Operation Neptune Spear”, названной в честь военной операции по устранению Бен Ладена, присутствует запись речи бывшего вице-президента Джо Байдена об однополых браках.

Другой важный жизненный принцип музыканта выражается в твердой убеждённости, что искусством или перфомансом может быть абсолютно что угодно. Ферноу не рассматривает многие релизы Hospital Productions как непосредственно музыку: некоторые из этих записей являются странными одноразовыми или спонтанными коллаборациями, выпущенными только затем, чтобы быть выпущенными; другие стоит воспринимать скорее как артефакты, чем произведения, пригодные для прослушивания. Hospital Productions — это скорее продолжающийся арт-проект, чем музыкальный лейбл.

Немного выпив в русском баре, Ферноу пожаловался на вебсайты типа Discogs, одержимо каталогизирующие вещи, которые, по его мнению, должны быть по праву брошены в бездну истории. Когда я между делом сказал, что не знаю всю его дискографию, музыкант ответил: «Никто не должен». Свои работы он назвал «пятном на теле мире» столь громогласно, что, опять же, сложно сказать, шутил или преувеличивал ли он в этот момент.

Театрально приглушив голос, будто делясь постыдным секретом, он также рассказал о проекте, выполненном в одном или двух экземплярах, — вещи, которая должна выставляться и продаваться в арт-галереях, а не в музыкальных магазинах. И здесь стоит поговорить о вышедшем в декабре “Rainbow Mirror” — альбоме Prurient на семи пластинках хронометражем в три часа, в котором, как подчёркивает Ферноу, был в первую очередь важен сам процесс записи. Это произведение, фиксирующее сам факт длительного и гудящего процесса создания музыки как такового, а не альбом, предназначенный для прослушивания от и до. Ферноу вдохновился самым первым выступлением Prurient, состоявшимся в публичном парке города Мэдисон, штат Висконсин, в 1997 году. Тогда, используя во время сета городское электричество, он отыграл концерт в составе трио.

«“Rainbow Mirror” — это концептуальная, самобытная работа, — поведал музыкант. — Она была сделана группой из трех человек, где каждый в процессе записи задействовал своё примитивное оборудование. Получилась такая рудиментарная электроника, звучащая знакомо, но соединённая вместе нарочито отталкивающим образом. Я хотел вернуться к идее группы, но с оговорками на определённую сдержанность и ограничения, которые я подчерпнул, наверное, из техно. Это одновременно референс в сторону самого первого концерта и попытка записать что-то вживую с другими людьми. В итоге всё было записано непоследовательно, сыро, живьём, неконтролируемо — иногда на записи происходят скачки громкости, создающие такое напряжение. И хронометраж. Когда ты делаешь что-то короткое, пятиминутное, то не позволяешь себе ошибок, поэтому только продолжительность, избыточность и монотонность позволили раскрыть задуманное. Когда 20 лет назад состоялся этот концерт, он был на грани провала, но именно это сделало его хорошим».

«Длинные записи ломают саму идею альбомов, музыки и её восприятия. Когда ты предоставляешь слушателю несколько часов музыки разом, то она может стать частью его окружающей среды: он в определённом смысле перестает её воспринимать, потому что не может прослушать и оценить всё за раз, и он как бы продолжает жить своей жизнью, начиная воспринимать музыку совершенно по-иному. Такое растягивание способствует чувственному опыту. Знаешь, в техно действует тот же принцип: люди собираются вместе в одном месте, переживая общий для всех опыт, ну или, по крайней мере, пытаясь».

В основе практически всех начинаний Ферноу, будь то получение визжащего фидбека из концертного аппарата, создание иммерсионной инсталляции или превращение диджейского сета в перфоманс с интенсивностью выступления метал-группы, заложена мысль о восприятии музыки слушателем: его работы непременно объединены принципом коллективного опыта. Вероятно, именно поэтому он воспринимает и себя тоже участником происходящего на танцполе действа.

«Я хочу привнести рок-н-ролл в техно, — заявил он. — Пытаюсь найти баланс. Свою музыку я не нахожу чрезмерно мрачной, для меня это смесь нойза и мелодии, эдаких антиподов. Она построена на самоанализе и самокритике, помогающим превозмочь страх, потому что всё завязано на религии и страхе. Скажу как человек с тревожным расстройством: воображение и тревожность уживаются в одной части мозга, в результате происходит постоянное душевное метание и невозможно сосредоточиться на настоящем моменте, справляться с происходящим. Но техно — полная противоположность подобному состоянию, оно заставляет находиться в моменте — и это самое замечательное в живых выступлениях. Это своего рода духовное освобождение, альтернативный мир, где царят простота танца, ощущение музыки и чувство общности с другими людьми — но при этом ты одновременно находишься и в своём личном пространстве».

С Vatican Shadow Ферноу успешно променял грязные DIY-пространства на темные подвалы и пещерообразные клубы, не утратив при этом своей агрессивности и способной вызвать дискомфорт откровенной экспрессии. Характеры живых выступлений Prurient и Vatican Shadow кажутся различными только на первый взгляд: первые представляются болезненными излияниями печали и ненависти к себе, вторые — относительно продолжительными и размеренными выбросами энергии, но в своем основании они утверждают общую мысль. Равномерный стук драм-машины на протяжении более восьми часов и налагаемое им состояние транса могут быть не менее катарсическими, чем час яростных выкрикиваний в микрофон.

«В музыке меня больше всего привлекает субкультурность, — объяснил Ферноу. — С другой стороны, массовая музыка — скорее музыка человеческих жизней, чем их бэкграунда. Мне не важен результат, но важен дух. Когда дух музыки связан со стилем жизни и принципами, когда это не просто форма развлечения, а индикатор, направляющий тебя по жизни, — вот с чем я солидаризируюсь. Вот что для меня ценно».

«Кажется, у меня одна из самых странных… как бы это сказать… карьер. Я не знаю, как много других людей сначала играли на Коачелле, потом делали ремиксы песен группы Mortiis… А сейчас мы с тобой вообще разговариваем в Бергхайне. Это невероятно, но вызывает определённое чувство одиночества, типа, какого хрена я вообще здесь делаю?».