Повестка в 2020 году выдалась более, чем насыщенная и войдет в историю не только реанимацией пандемии и пересмотром современных общественных институтов и их функционала, но и тотальным недоверием к существующим властным иерархиям и их социальным контрактам. Возникающие в разных точках планеты протесты и движения выразили внутренний ужас и несогласие с тезисом о том, что государственные аппараты имеют монополию на применение насилия, а также претензию на признание, что порядок должен быть пересмотрен. «I can’t breathe» стало метафорой и к ситуации с коронавирусом, который нанес новый удар по телам, физически лишив дыхания, породив новые формы подозрения, заключив в удушающие замкнутые пространства, и к сцене властного произвола, лишения жизни как части профессии, затыкания рта как СМИ, так и индивидам. Этот год сдетонировал в очередной раз, но с новыми основаниями к тотальным переменам, а ситуация в Беларуси выразили это стремление в наиболее концентрированном виде.

Фраза о «рождении беларуской нации в кратчайшие сроки» дает нам ключ к пониманию происходящего. Мы обнаружили колоссальные ресурсы к консолидации и солидарности на фоне понимания политического и социального коллапса, дезинформации и игнорирования, имитации государства в качестве действующей силы, общей уязвимости и обреченности выживать. В каком-то смысле, многие из нас заново открыли беларуское общество, совершив головокружительный скачок в новую норму, где сформировались новые символы, ясные требования, единственный план — выталкивать свои тела на улицы в качестве декларации права голоса и свободы находится в публичном пространстве не по разнарядке.

Правда, мы все еще шокированы (все ли из нас?) темпами происходящего: реальность и время уплотнились, сжались, сконцентрировались вокруг весьма тревожной повестки — противостояния граждан и госаппарата. Причем, картографируя протест [1], важно подчеркнуть, что триггером стало тотальное недоверие к власти в ситуации с пандемией COVID-19, которое взорвало толщу идеологии «подконтрольности, чистоты и спокойствия». Несколько раз менявшаяся риторика аппарата в оценках ситуации на фоне мировой обеспокоенности, оскорбительные высказывания президента в отношении причин смерти пациентов с коронавирусом [2], многочисленные свидетельства врачей и пациентов о большом количестве заболевших и умерших (в том числе и среди медперсонала), о нехватке спецсредств и сверхнагрузке на всю систему здравоохранения вылились, в итоге, в самоорганизацию людей для взаимопомощи и спасения собственных жизней в ситуации, когда аппарат решил действовать привычными методами в абсолютно диверсифицированной ситуации. В данном случае, действия чиновников и государственного аппарата по умышленному занижению значения и рисков пандемии COVID-19 имело и еще будет иметь печальные последствия, учитывая статистику смертности, поданную в ООН за первое полугодие 2020 года [3], а также разворачивающийся глубинный экономический кризис, который все еще сдерживается искусственными мерами [4].

Возвращаясь к онлайн дискуссии Дж. Батлер, Чухров К., Бикбова А., Юдина Г. [5], Кетти Чухров высказала несколько ключевых тезисов. Первый из них связан с феноменом скорби в качестве определенной социальной и политической сцены в процессе развертывания того или иного трагического события. Скорбь является значимой перформативной практикой, со своим внутренним этосом, определяет символическую связь в сообществе, конституирует историческую память с точки зрения магистральных мифов. Для государственной идеологии скорбь является одним из механизмов, осуществляющих как героизацию коммодифицированного прошлого, так и трансмиссию этого прошлого, его инкорпорирование в настоящее с целью дальнейшей манипулятивной практики. Так или иначе, в исторической памяти Беларуси таких мест скорби великое множество, отказать в праве оплакать ушедших невозможно — это часть культурного кода. Попыткой оттянуть пристальное общественное внимание от происходящего на заре пандемии, нивелировать значение текущего события — госаппарат фактически отказал пострадавшим в праве на скорбь. Точно такая же ситуация сложилась вокруг урочища Куропаты (Минск), в которых по разным оценкам погибло от рук НКВД по оценкам Н. Дэвиса [6] более 250 000 белорусов, по оценкам провластных источников — от 7 до 100 000 человек [7]. Урочище Куропаты долгое время игнорировалось властями, подвергалось нападениям вандалов, никак не было представлено в истории Беларуси и поддерживалось только за счет активистов. Таким образом, государство присвоило себе право определять, что должно войти в национальную мифологию и циркулировать в публичном пространстве, к какому опыту должно обращаться общество, что должно выступать сакральным символом, а что не будет иметь значения, не имеет права на закрепление в исторической памяти, чему нельзя присутствовать в публичном дискурсе.

Второй тезис заключается в постановке важного для всех нас вопроса: как совладать с фактом смерти и не утратить достоинства? Имея универсальную характер, в обстоятельствах пандемии страх смерти выразился в остром чувстве беспомощности, общей уязвимости, обнаружении себя в ситуации, когда все гарантии, технологии, множество сложных бюрократических машин не сработали эффективно (не с той эффективностью, которой от них ожидали) или сработали, но с опозданием. Не смотря на многомиллиардные затраты на научные исследования, самым рабочим механизмом на первых этапах преодоления кризиса пандемии стало физическое дистанцирование, повлекшее и некоторую утрату доверия к существующему социальному порядку и институтам, и полный подрыв привычной повседневности и нормальности, которые мы не преодолели до сих пор и все еще скатываемся в глубокий кризис. Однако общая мобилизация, изоляция создали со-причастность происходящему, заставив нас всех принять необходимость предпринимаемых мер и сопереживать потерям, признавать героизм не только врачей, но и тех людей, которые оказывали посильную помощь, участвовал в экономике заботы, и погибали от вируса. Однако и в этом случае беларуские власти избрали путь игнорирования значимости происходящего, не введя обязательный карантин и не высказывая должного уважения к смерти самим фактом отрицания значимости кризиса, лишив, таким образом, и умерших, и их близких их человеческого достоинства, возложив всю вину на них.

Хорошим вопросом является квалификация (без)действий власти, какую можно дать этому оценку? Моральное устаревание воскрешенной несоветской модели управления и идеологии, неэффективность созданной системы институтов и бюрократии, подорванная экономика, существующая за счет внешних дотаций и гуманитарной помощи, полная оторванность аппарата от гражданского общества, отсутствие последовательной политической и экономической стратегии, стремление манипулировать данными привело к горизонтальной солидарности, созданию гражданских инициатив, которые оказались способными эффективно решать задачи, традиционно считавшиеся прерогативой государства как «общественного опекуна», и взрыву политической активности, которую все наблюдали во время предвыборной кампании, а затем и текущего поствыборного периода.

Сегодня мы говорим о политизации жизни, реконфигурации понятий публичного и приватного, нестабильных онтологий [8] как нормы повседневного в противовес идеологии устойчивости, о полном сдвиге общественных и государственных институтов и систем как в плане организации, так и с точки зрения ресурсов, механизмов, способов менеджмента и распределения благ и преференций. Надо сказать, Беларусь, впервые за долгое время, ворвалась в мировые тренды и повестки в кратчайшие сроки, благодаря последовательной череде ошибок и провалов власти как некомпетентного органа, опрокинув миф о толерантности (читай равнодушии) и покорности и выбив почву из–под ног у любителей тотальных мифов и генерализирующих идей нации, как о моносистеме.

Двусмысленная политика власти в отношении пандемии COVID-19, произвол на фоне предвыборной гонки и после нее, сформировавшаяся на этом фоне низовая активность, солидарность и кооперация, стихийное формирование сообществ для решения конкретных задач, — все это вымыло на поверхность невероятное разнообразие групп, индивидов, сил, позиций, высветило многообразие реакций и форм мирного протеста, активизма и, самое главное, деанонимизация солидарных в широких масштабах, их локализация и децентрация. Одним из поворотных моментов избирательной кампании 2020 года стало включение регионов, организация людей в сообщества неравнодушных в спальных районах городов.

Смещение из традиционных для беларуских протестов, уже достаточно политизированных площадей (пл. Независимости, пл. Октябрьская), в пространства спальных районов, также дало толчок к вытеснению привычно приватного, кулуарного в поле публичности и диалога. То, что ранее понималось в качестве прерогативы оппозиционных партий и лидеров, оформилось в протест каждого, в зарождающуюся низовую демократию. Важно зарегистрировать главный симптом этого лета — понимание политики в качестве поля профессионалов, властного полномочия проходит стадию трансформации в политику как общественный инструмент принятия решений, где базовыми характеристиками являются локализация власти и представительных органов, сформированные эффективные каналы коммуникации между сообществами, взаимодействие и горизонтальная солидарность, отсутствие жесткой вертикали власти.

Политика, понятая как профессиональная деятельность, в условиях постсоветских стран, приобрела со временем уродливые формы, превратившись в конспирологию, поиски внешнего и внутреннего врага, реставрацию советских методов управления и реанимацию сильной центральной фигуры, пропаганду и идеологию, направленные на инкорпорирование взглядов властного меньшинства на жизненные стандарты большинства. В такой конфигурации власти мы все включены в производство авторитаризма и популизма, однако заведомо обречены на пассивное восприятие решений и подчинение власти, а любые попытки изменить статус пресекаются с помощью насилия и репрессий. Реальность беларуского общества репрезентировалась в форме статистики, добросовестных и недобросовестных граждан, массовки для парадов и государственных концертов, источника дешевой рабочей силы и демографии. Нас ввергли в фазу несовершеннолетия, без права голоса и права выдвинуть наши тела на улицы, без права выбора и возможности реализовывать свои свободы без разрешения в рамках мирных акций. Согласно данным, собранным только экспертами ООН [9] за прошедшие 1,5 месяца с момента начала протестов, в Беларуси признаны жертвами насилия и пыток со стороны милиции и сотрудников ОМОН более 450 человек, по данным МВД в первые два дня протестов было арестовано почти 7 000 человек [10], некоторые граждане до сих пор в списках пропавших.

Власть реализует насилие, продвигает его анонимность, люди в балаклавах на мирных протестах — это неизвестный, тайный источник этого насилия, одновременно и функция государства, и скрытая форма, рассекающая реальность до ее абсурдной изнанки, высвобождающая истинные мотивы госаппарата по отношению к людям, являются возобновляемым ресурсом, лишь оболочками для того, чтобы в них можно было поместить любое удобное в данный момент наполнение — друзья, враги, проститутки, матери, наркоманы, работяги, безработные, трудяги, рецидивисты, законопослушные граждане — суть одни и те же, все зависит от контекста. Избранная властью стратегия насилия, отказа от диалога, гонка за уничтожением любых символов протеста в публичном пространстве демонстрирует ее неготовность и невозможность для сложившейся системы реагировать на кризис рационально, объективно и последовательно, а также свидетельствует о соблюдении лишь логики подавления и возвращение ситуации в русло привычной нормальности, в до-пандемический период, когда общество еще не столкнулось с глубоким потрясением от фатальных ошибок президента и правительства. Однако подобное скорее невозможно, т.к. изменилось восприятие власти в обществе, превышен порог недоверия и возмущения беспрецедентным насилием и агрессивной риторикой в отношении граждан, принципиальной асинхронией общества и госаппарата, а самое главное — пониманием, что государство из гаранта прав и свобод навсегда перешло в статус узурпатора, источника произвола и репрессий, тогда как в обществе могут сформироваться и уже формируются резервы к самостоятельному управлению и решению насущных задач.

Глотая шок от происходящего, с одной стороны, переживаешь протестный ужас, а с другой навязчивое дежавю, будто этот вспыхивающий политический цикл так никогда и не будет завершен или выучен, в который раз похитив надежду на гражданственность и достоинство. Цикличность происходящего, навязчивость повторения, риторика и действующие лица, вспышки революционного негодования и парализующий страх выходить снова и снова стали привычными формами беларуского резистанса. Но вместе с тем изменился бэкстейдж. Дж. Батлер не устает нам напоминать про нашу уязвимость и хрупкость, которая как общит, так и заставляет признать свое одиночество. Однако и общность, и разобщенность мы также воспринимаем из своего «пузыря». На беларуских баррикадах сейчас нам явно демонстрируют, что хрупки только «гражданские» в мире «силовиков».

Тела, выставленные на улицы, помещенные в пространство мятежного города — это сцена без мнимой защиты, слишком голая жизнь, признанная, однако, закрепить протокол политической практики и вживить солидарность. Насилие над этим телом — это попытка отвергнуть свою хрупкость, саму возможность быть таким же уязвимым, но со своими целями, возможностью отстоять право быть, находится, взаимодействовать, производить политическое горизонтально.

Весна 2020 заключила нас прочно в границы: страны, тела, болезни, квартиры, насилия над свободой и правом разного толка, — указав, вместе с тем, что ключ к расширению границ может пролегать в очень узком месте. Мы открыли для себя новые формы солидарности, осознали силу взаимодействия на уровне отдельных людей и сообществ, по-новому прочувствовали нашу взаимозависимость. И поняли заново простую истину, что Все — это Политическое, наше тело — это поле битвы и пергамент для нанесения знаков идеологий. Выталкивая свое тело на улицы, мы даем понять, что теперь мы хотим получить и оружие, и перо назад в руки.

Список использованных источников:

1. Стебур, А., Толстов А. Как вода. Динамика беларуского протеста: от существующего технического базиса к утопическим горизонтам будушего. Доступно по: https://syg.ma/@antonina-stiebur-alieksiei-tolstov/kak-voda-dinamika-bielaruskogho-protiesta-ot-sushchiestvuiushchiegho-tiekhnichieskogho-bazisa-k-utopichieskim-ghorizontam-budushchiegho. [Просмотрено: 20.09.2020].

2. "305 человек (зараженных коронавирусом — ИФ) по всей стране — это мизер! Мы их лечим, 16 только на ИВЛ (искусственной вентиляции легких — ИФ), и то это не проблема. Шумиху подняли по поводу четверых умерших! Одного проверяем, у троих подтвержден коронавирус": Лукашенко счел излишней «шумиху» по поводу четырех умерших от коронавируса: Доступно по: https://www.interfax.ru/world/702434. (Дата доступа: 18.09.2020)

3. UN DATA. Доступ по: http://data.un.org/Data.aspx?q=deaths+by+month&d=POP&f=tableCode%3A65. [Просмотрено 1.09.2020].

4. Всемирный банк: Экономика Беларуси стоит перед лицом серьезного кризиса. Доступ по: https://www.vsemirnyjbank.org/ru/news/press-release/2020/05/26/belarus-economic-update-spring-2020. [Просмотрено 1.09.2020].

5. Батлер Дж., Чухров К., Бикбов А., Юдин Г. Как самоизоляция влияет на возможность политического действия // Материалы вебинара, Москва, МВШСЭН, URL: https://www.youtube.com/watch?v=FFpHUla6b_Y. (дата доступа 18.04.2020).

6. Norman, D. Powstanie '44. — Kraków: Wydawnictwo Znak, 2004. — С. 195

7. Даведнік «Беларусь». — Мн.: «Беларуская энцыкляпэдыя», 1995.

8. Брайант, Л. Демократия обьектов. Пермь: Гиле Пресс. 2019. — с. 286.

9. Эксперты ООН по правам человека: Беларусь должна прекратить пытки над протестующими и предотвратить насильственные исчезновения. Доступ по: https://un.by/novosti-oon/v-belarusi/5063-eksperty-oon-po-pravam-cheloveka-belarus-dolzhna-prekratit-pytki-nad-protestuyushchimi-i-predotvratit-nasilstvennye-ischeznoveniya. [Просмотрено: 15.09.2020].

10. На протестах в Белоруссии задержали почти 7 тысяч человек. Доступно по: https://www.interfax.ru/world/721581. [Просмотрено: 15.09.2020].