Четвертая дискуссия из цикла «Салон отвержденных категорий» образовательной программы биеннале молодого искусства поднимает вопросы современной коммуникации. Франко Берарди, Оксана Мороз и Егор Рогалев вместе с модератором Полиной Колозариди обсудили социальные последствия изоляции и актуальные перформативные практики.

Франко Берарди (Franco “Bifo” Berardi, р. 1949, Италия) — профессор в L’Accademia di Brera в Милане. Философ-марксист, последователь автономной теории, футуролог, активист. Фокус его исследований — роль медиа и информационных технологий в пост-капиталистическом мире. Автор десятка книг и эссе.

Оксана Мороз (р. 1987, Россия) — культуролог, доцент департамента медиа Факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ. Преподаватель Свободного Университета. Автор Блога злобного культуролога. Исследователь онлайн коммуникации, цифровой памяти и смерти.

Егор Рогалев (р. 1980, Россия) — художник из Санкт-Петербурга. В своих проектах он смешивает архитектурную фотографию с уличными портретами, исследуя, как люди в постcоветских странах соответствуют преобразованиям городской и социальной среды. Выставлялся в России, Украине, Италии, Франции.

Куратор Андрей Шенталь о дискуссии:

«Способность к общению находится в основе современных способов “нематериального» производства. В постиндустриальных странах наемный работник более не рабочий у станка, а виртуоз коммуникации, переходящий с одной встречи в Zoom на другую. Нетворкинг и социальный капитал — неотъемлемые атрибуты карьерного успеха, количество друзей на Facebook или подписчиков в Instagram становится своего рода новой валютой. Такая коммуникация инструментализируется и перестает быть формой незаинтересованного взаимообмена. Как писал философ Паоло Вирно, «нет никого несчастнее, чем тот, кто обнаруживает, что его отношения с другими людьми, иначе говоря, его способность к общению, его владение языком, оказываются сведенными к наемному труду” (Паоло Вирно, «Грамматика множества. К анализу форм современной жизни»).

Несмотря на требование быть отзывчивыми и общительными, мы наблюдаем распространение аутистических расстройств, социофобии и социальной тревожности. Соцсети, мессенджеры и приложения для знакомств располагают к блокировке, гостингу и бану, а локдаун и изоляция, как кажется, лишают общение эффекта физического присутствия. Вместе с тем, отказ от коммуникации был важной характеристикой модернистского искусства: именно молчание и невыразимость стали определять живопись с конца XIX века. На другом полюсе — современные перформативные и партиципаторные художественные практики, которые позволяют создавать альтернативные языковые системы или же невербальные аффективные способы взаимодействия».

Франко Берарди, профессор, философ-марксист, последователь автономной теории, футуролог, активист

Пандемия создает ситуацию, которую можно сравнить с психологической травмой. Она протекает в медленном режиме, мы не знаем, что произойдет на личностном, общественном, геополитическом уровнях. Это крупнейший разлом в истории, и мы не можем предсказать долгосрочные последствия. Что мы можем сделать? Попытаться оценить психологические, антропологические симптомы, признаки этих медленных изменений, мутаций, которые сейчас разворачиваются.

Однако вспышка вируса и сопутствующий ей кризис — это не новые события. Болезни бывали и раньше.

Мы все больше чувствуем себя охваченными болезнью, и это влияет на нашу коммуникацию, но все это не ново, общественные социальные последствия — это последствия неолиберального ускорения жизни общества.

Неолиберальная идеология разрушает ткань социальных отношений, неолиберализм невероятно ускорил ритм повседневной жизни и ритм соревновательной работы, мы видим все больше конкуренции, распада общественных связей. Поэтому все те сложности, с которыми мы сейчас сталкиваемся, обостряются неолиберализмом.

Оксана Мороз, культуролог, преподаватель, исследователь онлайн коммуникации, цифровой памяти и смерти

Само по себе обсуждение коммуникации — это обсуждение социальных фактов, которые формируют понимаемый социальный мир. Некая социальная система, которую мы интерпретируем. Сегодня из–за коронавируса мы столкнулись с новыми нормами, понятиями социального дистанцирования, онлайн коммуникации. Это один из немногих феноменов, который позволяет быть с другими. Мне кажется важно обратиться к коммуникационным практикам, которые ставятся под вопрос сообществом, а какие практики, наоборот, валидируются. Я предполагаю, что, по крайней мере, есть одно социальное согласие, социальный договор, а именно, коронавирус — это кризисная точка, в связи с чем необходимо пересмотреть существующие социальные нормы.

Я скорее обращаю внимание на язык. Появляются новые слова, которые отражают трансформацию нашей повседневной жизни, иногда они не новые, но приобретают новое звучание, есть и неологизмы. Эти слова приобретают новое значение. Главред словаря Oxford Learning Dictionary говорит, что в наше время существуют новые процессы переработки уже существующих слов и они демонстрируют, в том числе, переход к новому формату репрезентации.

Обратимся к очень нейтральным новым словам, например, “карантин”. Это феномен, когда люди вынуждены проводить взаперти определенное время. Оно было использовано и до коронавируса. “Коронакостер” — это игра слов, от американских горок или “маскне” — маска плюс акне, то есть раздражение, которое вызывает ношение маски. В русском языке тоже есть такие неологизмы, например,“карантикул” — сочетание слов “карантин” и “каникулы”. Язык позволяет увидеть коллизию старых и новых практик репрезентации. Довольно сложно понять, что в точности старое, а что новое. Или когда мы говорим ”это новое”, но для кого? Обязательно ли новое должно быть выдающимся, ярким? Например, работа на удаленке. Этот феномен уже существовал довольно давно, но впервые человечество освоило такие инструменты как зум, мессенджеры, я считаю, что это скорее пауза нормальной жизни, из которой мы надеемся выйти в ближайшем будущем.