Donate
Art

"Как только я добралась до него [искусства], наша жизнь, как мне кажется, стала носить более гармоничное платье": фейсбук-переписка с Наташей Балабановой

Yana Malysheva-Jones17/04/20 08:411.7K🔥
Наталья Балабанова, Молоко (деталь), Институт проблем современного искусства, 2016
Наталья Балабанова, Молоко (деталь), Институт проблем современного искусства, 2016

С Наташей мы учились вместе в Институте проблем современного искусства (ИПСИ, сейчас ИСИ). Виделись редко, были мало знакомы, и после нашего разговора я понимаю, почему. Когда на первом курсе мы готовили первую групповую выставку, Наташина работа (“Молоко”, 2016) показалась мне одной из самых сильных. Спустя четыре года я вспомнила о проекте и увидела его совершенно в другом свете, так как сама уже была мамой. Я решила написать о художественной практике Наташи в своем проекте Мамадец!, и в итоге наша переписка в фейсбуке превратилась в разговор двух женщин, двух художниц, в чьем опыте оказалось немалое количество точек пересечения. Кажется, что наша переписка — это современная интерпретация писем, которые писали друг другу художники и писатели в доинтернетовскую эпоху.

Наташа, как ты совмещаешь материнство и искусство?

На самом деле, материнство было для меня (и остается) самым нерешаемым вопросом. Я тяжело перенесла рождение дочери и послеродовую депрессию. Мы разные женщины. И ей не менее сложно со мной, чем мне. Скорее, у нее надо спросить, по-честному, как ей живется с такой матерью? Сейчас ей шестнадцать.

Когда она родилась, я понятия не имела об искусстве. Я работала по двадцать часов в день, чтобы иметь хоть какие то деньги на выживание. У меня в силу детских травм непереносимое чувство тревоги за нее. А тревожная мать, да еще художник, это большой вызов для ребенка. По сути из–за нее, ну и по причине обстоятельств — психический кризис после работы на Индустриальной биеннале, я приняла когда-то решение пройти курс психоанализа. Не могу сказать, что материнство стало субъектом моих работ. Но количество поднятого на сессиях, хватило бы точно, чтобы написать большую книгу о тех, кому это трудно дается.

Сейчас сильно легче, эта легкость развивается параллельно с тем, что ребенок становится отдельным взрослым человеком. Но все–таки в нашем случае скорее интересно спросить Сашу обо мне, чем меня о ней. Я попробую предложить ей описать. Да, кстати, исходя из желания помочь, я отдала ее в детский психоанализ. Она там уже семь лет.

Natalya Balabanova, All My Women Were My Mothers, post stamp, 2017
Natalya Balabanova, All My Women Were My Mothers, post stamp, 2017

Наташа, это невероятно интересно, меня прям пробрало. У меня тоже была сильнейшая депрессия послеродовая и столько всего всплыло, например, равнодушие семьи к моим проблемам. Я тоже прорабатываю весь материал — долго искала своего человека, и нашла наконец-то. Я подозреваю у меня был и психоз послеродовой в какой-то мере, в том числе, по причине очень сложных родов, просто никто не смог рассмотреть его за моей обычной стеной самообладания, включая меня саму. Сейчас я только начинаю выплывать из всего, с семьей не общаюсь.

О да! Психоз известен нам. Я очень хорошо это понимаю, потому что сама сильно обладала контролем и долго держалась, в итоге дойдя до ручки. Это большая работа, огромная. Порой мне кажется и жизни не хватит, но она необходима. Она просто может стать частью жизни, и делать это нужно. Хорошо, что у тебя нашлось с кем.

К вопросу искусства — как только я добралась до него, а произошло это все через тот же психоанализ, наша жизнь, как мне кажется, стала носить более гармоничное платье. Искусство забирало меня, и давало мне воздух в повседневности. Многие негативные эмоции и энергия контейнировались туда, и в реальной жизни уже ничего не надо было разрушать или созидать. Первый год после того как я взяла кисть, был самым спокойным для семьи. Искусство помогает. Оно — граница тебя, оно тебя же и ограждает от жизни, и впускает в нее.

Для меня большой опорой был и есть муж. Я такая замужняя художница, что тоже некоторая особенность. Ну, во-первых, я бы наверное и не жила уже, если бы не он.

И точно уж не завела бы ребенка (а как мы его заводили, это тот еще случай). Ну и то, что кармически семья мне предопределена, похоже, это тоже проверено. Еле-еле я вывезла этот год в Нидерландах, а так как они не нашли пока возможность приехать, я приняла решение вернуться. Разорвать связь не удалось.

Я тоже вроде не делаю материнство своей главной темой в искусстве, но через него пока стараюсь не терять себя, воспринимаю это как этап, и оно держит меня на плаву. Мы изначально проект Мамадец! задумывали как группу поддержки для мам с первенцами на первом году жизни (чтобы без дедовщины) с подругой арт-терапевтом, но группа не набралась, так как в Москве совсем тяжело, — мне постоянно писали женщины и спрашивали: “А как я поеду к вам? А как мне объяснить мужу, что мы будем там делать?” и тп. Ну короче идея провалилась, но я решила не оставлять начатое в кое-то веки, и как раз после Венеции трансформировала его вот в такой небольшой кураторский проект.

Это очень хорошо! Любые формы — это формы поддержки. Мы, художники, часто отлетаем, на самом деле. Мы часто (особенно я) думаем, что у всех уже “все так” — все что-то более менее осознают и понимают. Но это не так. Люди обычной жизни, они мучаются не меньше нашего, только, как правило, у них нет никакой возможности или воли с этим контактировать, осознать это, изучить.

Да, я понимаю тебя.

Я читаю вот тебя сейчас — она пишет: “А как я это мужу объясню?”. Представляешь уровень ее сознания! Или как у меня недавно знакомая заявила: “Я не могу это сделать, мой муж консервативен!” Что? Так что то, что ты делаешь, это раскрывает им просто горизонты. Пусть и инстаграмные.

Наталья Балабанова, Коромысло
Наталья Балабанова, Коромысло

Спасибо за поддержку. А как ты поехала в Голландию? Расскажи свой путь.

Я отучилась в ИПСИ год, понимая, что 1) это не до конца мое; 2) мне приходится таскаться из Питера каждую неделю на лекции и обратно. Тогда это таскание было как-то “тумач” ('слишком'). Смешно говорить из позиции того, что было после — из Голландии приходилось летать на два дня буквально каждый две недели.

Так вот, я отучилась год, но получила оттуда как-то информацию о Зальцбургской летней академии. И подала заявку в их летнюю школу на курс Батлера.

Проведя там месяц, я настолько была ошеломлена европейским подходом ко всему — к методу, к свободе мысли, к творчеству, к осознанности, к искусству, собственно.

Группа была сильнейшая из двадцати пяти человек, преимущественно, немцы и австрийцы, но разных национальностей. Я завела отличных друзей и стала больше быть в контексте того, что происходит. Продолжая поиски себя, вернувшись в Россию и понимая, что местные методы мне ясны и не очень мне подходят, я приняла сложное и радикальное решение — ехать учиться. На самом деле, это и комплекс самозванца сработал, и безумный интерес разорвать собственные границы.

Я год готовилась — учила язык, посетила почти все открытые дни, чтобы определиться, куда точно ехать. По неуверенности понимала, что магистратура европейская, особенно после контакта с их студентами, а также с критической оценкой собственной производственной базы (мы ж ничего особенно не умеем, кроме как размышлять), я выбрала все–таки бакалавриат, при этом с упором на крафт, чтобы закрыть фобию материала и продакшена.

На самом деле я поступала сразу в пять академий. Тут ведь в чем игра, — возраст, я боялась, что “сбреют” меня.

Таким образом в итоге были Финляндия, Австрия, Нидерланды. Я, конечно, как котенок слепой, — возила туда свои А3 распечатки интервенций или перформансов, и в итоге мне везде отказывали. Я даже до экзамена не доходила, и все не могла понять, почему так происходит. Потом с легкой руки как-то прошла первое собеседование в Геррит Ритвельд Академию в Амстердаме и была допущена до экзамена с таким ироничным запросом: “Ну давайте, покажите нам себя”. Ну я и показала — за сорок минут замутила инсталляцию.

В итоге, они долго решали, что со мной делать, — и отправили меня подаваться на магистратуру с вердиктом — “оверквалифайд” ('сверхквалифицирована') для бакалавриата.

В итоге туда меня не приняли, сложно сказать, почему. Но сейчас спустя год, у меня есть объяснение, почему так произошло, — голландцы суперкапиталистичны, конкурс на место составляет порой до четырехсот человек, а берут всего по десять-пятнадцать со всего мира. При этом своих академий и выпускников хватает в каждом мало-мальском городе.

Вот так я и попала на первый курс бакалавриата в институт Артез в Арнеме, потому что туда как-то прошла по случаю.

А там уже начинается совсем другая история. Удивительно сейчас, но самым сложным тогда казалось оставить дочь. А ей было уже четырнадцать! Сейчас, конечно, совсем все иначе представляется.

Наталья Балабанова, Female Labour, Intention to Order (фрагмент из видео), 2017
Наталья Балабанова, Female Labour, Intention to Order (фрагмент из видео), 2017

Слушай обалдеть, конечно, как у нас пересекаются истории. Какая интересная у тебя, даже в таком сухой выжимке, — я представляю, что было на деле. Я же отучилась в Британке (Британская высшая школа дизайна) год — мне зашло, но было очень много тревоги, из–за того, что муж тратит на меня деньги большие — чистой воды идиотизм, что я не работаю — ведь все должна делать сама и тд. В общем, я нашла тысячу причин, чтобы не продолжать. И да, я пошла в ИПСИ примерно по той же причине — чтобы хоть как-то оправдать вот этот переход в художника в тридцать лет — и, конечно, ИПСИ это совсем не мое, хотя я благодарна многим преподавателям за знания, за контакты и тд. Многие мысли, которые я услышала, например, от Стаса Шурипы, зародили во мне много полезного. Но я абсолютна согласна с тобой про умение размышлять и неумение что-то делать, именно поэтому я до сих пор, хоть и в меньшей степени, ощущаю себя самозванцем, — тоже все–таки хочу получить именно бакалавриат, чтобы успокоиться. У меня муж из Англии, я всегда могу поехать учиться туда, если мы найдем деньги , а их там надо немало, — особенно, если мне не удастся попасть под категорию “хоум фи” (стоимость обучения для граждан Великобритании и Европейского Союза). Но я не очень люблю эту страну из того, что видела, — и тоже рассматривала Финляндию серьезно, Францию. Кстати, когда я была на третьем месяце беременности, я поехала поступать в Королевскую школу искусств в Антверпене в их школу моды — это была моя какая-то сумасшедшая мечта — я хотела работать с одеждой именно как художник, а не дизайнер. Меня не взяли, сказали слишком художественный подход, хотя я думала, что именно они там как раз все художники в первую очередь. И да, к сожалению, после рождения сына я тоже только номинально доучилась в ИПСИ — со следующим годом, появившись пару раз на лекциях, когда решалась оставить Макса с няней, и по сути спала на них.

И мне сейчас вспомнился момент — когда я только начала снимать свою первую мастерскую в 2016 году, как раз когда я начала учиться в ИПСИ, я приезжала туда, как на работу каждый день и, несмотря, на огромное количество идей, просто сидела и рыдала первый месяц, столько было борьбы внутри.

Отлично было про борьбу внутри — назову так свою следующую работу!


*В поисках точки во времени и пространстве, из которой она способна ощущать свой опыт как наиболее возможный для проживания, Наташа создает работы из рандомных предметов и явлений — как реальных, так и нематериальных, и пытается понять, чем ограничено наше сознание и восприятие действительности, и существует ли точка, из которой мы сможем осознавать объекты и явления в их полноте. Ее художественная практика построена на личном опыте переживания повседневности и переменных, из которых сплетена реальность. Интерпретируя свои работы как “хрупкие” и “временные”, она называет их “историями без конца и начала”.


Вы можете поддержать проект @mamadets в Инстаграме лайком.

 Tata Gorian
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About