«Дождись лета и посмотри, что будет»

Роман Михайлов

2021

Известный роман Густава Майринка «Голем» был переведен на русский больше ста лет назад. Дело там происходит в пражском еврейском гетто незадолго до Первой мировой войны. О том, что такое Голем, в общих чертах известно. Но самого Голема в романе очень немного, потому что это роман о чем-то другом. О превращении, поиске — и любви. Можно было бы вообще сказать, что у Майринка почти все романы о любви, но такое понимание не очень вяжется с тем, как обычно представляют «роман о любви». Роман Романа Михайлова — он тоже о любви? Только потому, что автор так заявляет с самого начала, а его герой время от времени это повторяет?

У Майринка и Михайлова есть важное сходство. В их романах есть как бы две силовые линии повествования. Первая всегда очень простая, реалистическая. Какие-то места, какие-то события, какие-то вещи. Более или менее конкретные. Внешний мир. И есть другой мир — внутренний. В буквальном смысле. Главные герои видят то, чего не видят другие. Говорят о том, о чем не знает никто, кроме избранных друзей (вроде Ласло). Их ведет то, чего не понимают, не замечают, не знают окружающие. Они могут сойти с ума, вот-вот умереть. Они даже готовы к смерти, но их не страшит финал физической жизни.

Да, у Майринка не рассказывают о том, как дуют пыль или ставятся в ногу. Но крыша героев Майринка едет так же стремительно. От чего? Как бы ответил Хаубериссер Фортунат («Зеленый лик») или Атанасиус Пернат («Голем»)? Или — еще лучше! — Христофор Таубеншлаг («Белый доминиканец»)?

Сюжет «Дождись лета и посмотри, что будет» практически не связан со временем. Прежде всего, с ним не связан главный герой — Руслан. В нем можно угадать альтер-эго автора. А можно не угадывать, не думать о таких мелочах. Руслан, не Руслан, Роман, не Роман — какая разница. Все это несущественно, как детали окружающего быта. Россия на рубеже веков, развал Союза, заводы, бандиты, тэ-тэ, винтовые, дискотеки, Москва, телефон, который не отвечает, потому что подключен к интернету. И все это не имеет ровным счетом никакого значения. Время как действующее лицо оказывается стертым, размытым, удивительно неподробным. Оно никак не влияет на то, что происходит вокруг. Например, в какой-то момент Руслан понимает, что может стать кем угодно: бизнесменом, профессором, охранником, депутатом, наркоманом, покойником. Это как вспышка «взрослой» жизни, которой Руслан опасается, понимая, что там ничего хорошего нет. Это особенность времени? Девяностые как развилка? Ничего подобного нет и в помине.

Возможно, именно поэтому значение приобретают маловажные, иногда довольно банальные или наоборот вызывающие подробности. Например, чьи-то глаза. Лицо. Озеро, поглощающее звуки. Попка красивой девушки. Невеста из сказки; буквально описанная как невеста из сказки. Вызывающе прямолинейно. Как выглядит Оля? Может быть, как Агния Кузнецова из фильма Алексея Балабанова «Груз 200»? Или как подружка сценариста из «Дюбы-дюбы»? Об нет ни слова, потому что она выглядит как Света, как девчонка за баром, как мама Лена, как секси-медсестра. У нее нет черт, потому что она не совсем человек. Поэтому и время оказывается не тем героем, к которому мы привыкли. Не скажешь: Вы не знаете, как мы жили! Не знаете, как она выглядела! Не понимаете, не врубаетесь!

Наоборот: все вы знаете, все вы видели. Ну, распалась страна, девочка вышла за бандита, а мне семь лет. Ну и что? Что в этом уникального? Просто рассказ. Сказка.

Слушайте дальше, я еще не рассказал самого главного.

Что значит «Сказка о последнем ангеле»? Так называется спектакль по рассказам Михайлова, который в Театре Наций поставил Андрей Могучий. Но это еще и совсем маленький рассказ Петра Луцика и Алексея Саморядова. Сказка о том, как от русских отвернулся Бог, но остался последний ангел, а простой мужик с хутора решил, что если Бог отвернулся, то ангела нам не надо, а Бога мы нового сыщем. И поэтому «хватил ножом по горлу» последнего ангела. Больше ни ангелов нет, ни Бога. И что? Нужно повесить голову? Покончить с собой? Стать уважаемым человеком? Звездой покера?

Вот они — возможные судьбы Руслана.

Здесь стоит спросить. В кого — или во что — верит Михайлов?

Или: чьим духом пронизан мир романа «Дождись лета и посмотри, что будет»?

Все важное перемещается куда-то на задний план. Или во внутреннюю жизнь. Руслан достаточно смышленый, чтобы понять, что от встречи с невестой его никто не убережёт, не спасет, не остановит. Это не сюжет разочарования и даже не сюжет взросления. Скорее, сюжет становления. Или — разворачивающейся судьбы, объявляющей себя в знаках. Говорящее ничто. Подглядывающая бездна — как в известной лекции автора. Это хорошо видно в очень смешной сцене. Руслан возвращается домой после удачного визита в Москву, смотрит на друга Химоза, который ссыхается на героине, и как бы хочет его уберечь, сказать, что не надо ставиться в ногу, посмотри на меня, вот я какой успешный. Но сам себя обрывает. Это что, я буду его учить? Все двигаются как могут. Некому нас судить В этом не слышно ни тупой покорности, ни горького отчаяния. Ровное ожидание — именно им пропитано пространство сюжета.

Я бы добавил от себя, что это еще и как ожидание дождя. Весь день собираются тучи, все никак не польет, а ты ждешь, и уже отчаялся, а потом дождь пошел и напоминает слезы — и хорошо.

Должно быть, Руслана очень хорошо понял бы Холден Колфилд. Но можно ли заподозрить Михайлова в попытке сделать реверанс Сэлинджеру? И если нет, то откуда взялся этот мотив частного пансионата в самом финале? Или это «думайте что хотите», когда автор словно отбивает возможные нападки на излишнюю «художественность»? Люди как люди, че вы пристали? Ну, может, кого-то подкрасил, но это для вашей же пользы.

Все так сдержанно, тактично, ритмично — и вдруг резкий переход на ты, словно это авторское послесловие.

Но еще Руслана и Холдена объединяет странная чувствительность, которая съедает их изнутри, парализует всякое планирование, заставляет интересоваться ничем. Учит ждать, пока придет лето.

Руслан подчеркнуто холоден к окружающему пространству, но его холодность заинтересованная, включенная. Он словно готов попробовать все, что ему предложит теплый и заботливый мир. Вспомните, как Холден Колфилд долго рассказывает, что за дурочка эта девочка, с которой он сейчас пойдет в театр или на концерт, а потом всю дорогу целуется с ней на заднем сидении такси. Сам не ожидал от себя такого, да? Молодой совсем.

Больше всего в своей жизни Колфилд боится, что дети сорвутся и упадут. Руслан, может быть, знает, что Олю никто не убьет, что Витя ровный пацан и просто прогнал. Но он не может выдержать той новости, которая скрыта за этими ничего не значащими словами о ее смерти. Они становится для него таким же заклинанием, каким всякое обещание становится для героев Майринка. Как они сидят годами и не сходят с места (как в «Белом доминиканце») и просто чего-то ждут, словно совсем не живя. Жизнь словно застыла — или застыл живущий.

Но главное, что объединяет и Холдена Колфилда, и Руслана, и Хаубериссера Фортуната —это вера. Не в конкретного бога и даже не в бога вообще. А вера буквально; вера как божество. Руслана пугает возможность быть чем-то, кроме верящего в любовь. Ему интересно многое, но как раз здесь видна критическая разница между верой и интересом. Герой переживает смерть, от которой его укрывает мама Лена — ту смерть, которую вызывает какая-то чушь, чужой понт. Было бы здорово не воспринимать чужие слова всерьез, но герой этого не может. Поэтому единственное, что остается — сесть и ждать, пока Та придет. И он садится.

И ровно таким же образом следует читать роман Михайлова; то есть поверив автору на слово. Все было так, как он рассказал. Да, были книжки, был Ласло, Толик, Мазай, дедушка, мать и отец. Кто-то умер, кто-то исчез, кого-то ждали, кого-то любили. Света превращалась в Олю, завод подожгли, во снах приходила секси-медсестра, она же работала в техникуме. Отец играл в «Побег из тюрьмы», мама в деревне ругалась с родителями. Люди из книг оживали, но без волшебного звука из фентези-фильмов. Рушилась страна, приезжали «Продиджи»; не употреблял, а отъехал; реально пришла ведьма, хотел потрогать за попку, через десять минут отпустило. Поехал обратно в Москву, потому что куда еще, а Оля стоит в тамбуре и никак не может узнать.

Ну и все, что тут еще добавить?

Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку.

Больше подобных материалов на канале «Новой Школы Притч» и в телеграм-канале «Озарения А. Елизарова»: подписывайтесь