Музицирк. Джон Кейдж и не только
Как нечто становится музыкой? Один из вариантов ответа дал Джон Кейдж. Эссе Юрия Виноградова о его концепции музицирка и искусстве прослушивания
Под прослушиванием музыки чаще всего подразумевается сосредоточенность на
Однако это не единственный способ слушать музыку. Таких способов можно вообразить очень много, особенно если отказаться от идеи существования правильного и единственно достойного способа прослушивания.
К примеру, можно отказаться от представления о непосредственно воспринимаемой звуковой поверхности как о
Некоторые произведения лучше подходят для экспериментов с форматом слушания музыки. Трудно воспринимать хор «Аллилуйя» из оратории «Мессия» Генделя или его же «Пассакалию», удерживаясь от попыток проследить мотив, от попытки сбежать от непосредственного присутствия звуков как событий в сферу звуковых структур и их взаимоотношений. Однако сочинения вроде канона XIV века Deo Gratias Иоанна Окегема или некоторые работы композиторов XX-XXI веков подходят для этого гораздо лучше. В такой музыке нет очевидного центра, она анархична в том смысле, что не пытается вас принудить к тому или иному впечатлению или способу слушать: вы сами можете выбрать звук, тему, пласт, на котором сконцентрируете свое внимание. И ничто не заставляет вас каждый раз слушать сочинение одним и тем же способом.
Яркий пример композитора, стремившегося к подобной эстетической анархии — Джон Кейдж. Он, наряду со многими его современниками и потомками, вполне осознанно писал сочинения, которые предоставляют свободу не только музыкантам, но и слушателям. В его музыке многое происходит не последовательно, а одновременно, — принцип подобных сочинений/событий Кейдж назвал музицирком. Присутствуя при таком музицирке, ум слушателя не переходит последовательно от одной части к другой, успевая разобраться, оценить, переработать услышанное, но вынужден вслушиваться в целое музыкальное полотно, живое, колоритное, поначалу кажущееся сумбурным. Иными словами, произведения без четкой последовательной структуры, произведения с множеством возможных центров приложения внимания способны принудить к свободе, пусть и определенного рода, того, кто стремится к ней, но нуждается в помощи для преодоления привычек.
Одно из таких сочинений — Appartments 1776. Оно было написано вместе с сочинением «Ренга» по заказу Бостонского симфонического оркестра по случаю 200-летия Декларации Независимости США. 4 солиста-инструменталиста, 4 чтеца-вокалиста исполняют переработанные мелодии, которые воплощают 4 типа ментальности и религиозности, современных концу XVIII века и характерных для Северной Америки того времени: еврей-сефард, протестант, американский индеец и
Парадоксальным образом близки друг другу на первый взгляд столь разные 4'33'' — пьеса тишины — и «Многоквартирный дом 1776». И 4'33'', и «Многоквартирный дом 1776» — это своего рода музыкальный цирк, театр, приглашение поприсутствовать на представлении, на котором много неожиданных, неуправляемых, неконтролируемых вещей происходят одновременно. 4'33'' — на первый взгляд, крайне абстрактная работа, но она, напротив, обращается к конкретному, присутствующему, непосредственно воспринимаемому. Быть может, в большой степени, чем какая-либо иная музыка. Джон Кейдж говорил о White Painting Роберта Раушенберга как об аэропорте для света и тени, как о пространстве, создающим зримым мир, окружающий сами белые полотна Раушенберга. То же самое можно сказать и о 4'33'', а также некоторой другой музыке самого Кейджа.
Пьеса тишины, как рассказывает сам композитор в своих многочисленных интервью, должна дать людям возможность услышать не музыканта, но шум, обрамляющий музыку, шум реального концертного зала; но дело не только в шорохах, скрипах и недовольном бормотании. В одном из разговоров американский композитор заметил: «тишина тоже не совсем тишина — она полна деятельности». Кейдж, по его собственному признанию, боялся того, что это сочинение, над которым он работал четыре года, будет воспринята как шутка.
«Они не поняли. Нет такой вещи как тишина. То, что они считали тишиной, из–за того, что не знали, как слушать, было полно звуков. Вы можете услышать ветер, завывающий снаружи зала, во время первой части. Во время второй части капли дождя могу начать барабанить по крыше, во время третьей люди сами производят множество интересных звуков, разговаривая или покидая зал».
Не сама тишина (чем бы она могла бы быть сама по себе?), но интеллектуальный шум идей и культуры, обрамляющий тишину, культурный бэкграунд слушателей как раз и есть та специфическая субстанция, которая потенциально делает 4'33'' таким интересным опытом для слушателя. Эта пьеса помогает с помощью рефлексии и сосредоточения увидеть тот океан незначительных влияний, нюансов, звуков, шумов, мыслей, что позволяет воспринимать и вполне классическое произведение Баха, и оригинальные работы Мессиана или Штокхаузена, и самого Кейджа.
Как нечто становится музыкой и есть ли твердые и совершенно определенные критерии того, что является музыкой, а что нет? 4'33'', «Многоквартирный дом 1776» и многие другие сочинения как самого Кейджа, так и других композиторов, дарят нам открытие, пусть и тривиальное, что музыка — это отношение, своеобразная операция выделения некоторой группы впечатлений во множестве более или менее сходных социальных и культурных контекстов. Концертный зал, наличие музыкального инструмента, музыканта, отсылки к другим произведениям, уже традиционно считающимся музыкой, полемика и общение, использующие музыковедческую или музыкальную лексику, все это способно создать тот особый и трудноопределяемый способ отношения к
Интересные вещи часто происходят на границах определений, там, где привычки и конвенции перестают работать, где в дело вступает неопределенность, — это еще музыка или уже нет? Попробуйте, благо техника позволяет сейчас сделать это с легкостью, поэксперементировать с идеей музицирка — выступите сами для себя в качестве диджея, попробуйте сочетать записи хораловов и Ла Монте Янга с отрывками из
«Тишина — это изменение моего сознания. Приятие звука, который уже существует, а не желание выбирать и навязывать свою собственную музыку. С тех пор, как я это осознал, тишина занимает центральное место в моей работе. Когда я сочиняю музыку, я стараюсь делать это так, чтобы не нарушать тишину, которая уже существует».