Вечно новая музыка
Кажется, Шёнбергу, Веберну, Стравинскому, Мессиану, Булезу и другим композиторам XX века удалось то, что не вышло у даосов, алхимиков, теургов и рыцарей Круглого Стола вместе взятых — найти рецепт вечной молодости. Новая музыка остается для широкой публики всё так же шокирующе революционной и вечно молодой уже более столетия.
Отчего? Думаю, основная причина — наличие нескольких мощных консервативных факторов. Самые очевидный — поп-музыка, та самая, которую вынужден с детства слышать и слушать и эстетствующий элитист, и человек, не слишком задумывающийся о музыкальном наполнении окружающего его пространства. Такая музыка строится по принципам, близким к «старой» музыке — народной, музыке эпохи барокко и классицизма или романтической: мелодия, тональность, четкий ритм, линейность и неразрывность развития в сочетании с формами, построенными на вариациях и повторении темы или гармонии; таким образом, задается некоторая усредненная база восприятия. Аналогично и с музыкальным образованием, упор, насколько я могу судить, делается на старую музыку, построенную по хорошо известным педагогам и педагогам педагогов принципам.
Менее очевидные и гораздо более спорные моменты — характеристики восприятия, связанные с некоей биологической «природой человека»; предположительно, мозг устроен так, что пентатонику и тональную музыку с ее напряжениями и разрешениями хорошо понимает, а вот нелинейное время и атональность и ультрахроматизм — нет. Апелляция к природе человека позволяет поборникам прекрасного классифицировать любителей Новой музыки как пресыщенных декадентов, которые разрушают само понятие «музыкального» и его хрупкие проявления, несмотря на то, что «ретротональное прекрасное» продолжает практически безраздельно доминировать в программах концертных залов. Все эти выкладки становятся ещё более сомнительными, если учесть, что сама концепция биологической природы, как и все научные концепции, имеет характер исторический. Экстраполяции актуальных медицинских концепций на более широкие области культуры также историчны. Кроме того, та же наука история может напомнить, что композиционные техники эпохи common practice не единственная форма музыки из бытовавших. Неужели Окегем, гамелан, индийская рага и др. тоже являются насилием над стройным и очевидно устроенным аполлоническим прекрасным?
Другое объяснение, не лишенное чарующего аромата конспирологии с мягкими нотками метафизической интоксикации: устойчивая популярность «классической классики» в качестве эталонной серьезной музыки имеет причину в том, что такая музыка соответствует структуре общественных и политических отношений; как выразился бы Адорно, она «утверждает существующее», а точнее — существовавшее, т.е. консервирует в символический форме старые модели интерпретаций социума, помогающие добиться чего-то вроде равновесия в мире, который «на самом деле» точнее отражает Новая музыка с её тягой к диссонансам или, к примеру, механистичности, потому традиционная академическая музыка получает широкую поддержку как любителей музыки, так и обладающих ресурсами институтов, настроенных на сохранение и удержание порядка в хаотичном и ужасающем мире.
Классическая музыка ассоциируется с
Впрочем, перенос ответственности на индустрию и академические порядки кажется однобоким подходом. Возможно, Новая музыка обречена оставаться новой для слушателя в силу её собственной природы. Высокое «искусство прорастает низкими жанрами»; принципы организации музыкального материала романтической и позднеромантической музыки XIX-XX веков, как и предшествующих им музыкальных явлений, во многих отношениях являются крайним усложнением и утонченным развитием принципов народной песни. Новая же музыка, хотя в ней тоже есть аналоги гармоний, т.е. аккордов, мелодий, полифонии и т.д., вкладывает в эти понятия радикально другой смысл; она является разрывом в постепенном развитии музыкального искусства аналогично тому, как неклассическая физика Эйнштейна и Бора, несмотря на её тесные связи с предшествующей физической наукой, была подлинно революционной и не выводилась из ньютоновской физики в рамках непрерывного и неразрывного накопления знаний в существующем каркасе теорий.
Искусство XX века не минуло и то, что можно условно обозначить как «ускорение» — динамика развития и смены эстетических парадигм просто головокружительна. Венская школа, конкретная музыка, неоклассицизм, спектрализм, минимализм, акусматическая музыка, свободная импровизация, стохастическая музыка и алеаторика — это лишь поверхностные ярлыки и средства каталогизации для множества явлений и имён, каждое из которых скрывает целую эстетическую вселенную, живущую по собственным законам. Как во всём этом разобраться и как это усвоить, чтобы сформировалось что-то вроде уютного и крепкого основания, достаточного фундамента уверенных в себе суждений вкуса? XX и XXI века противятся тому, чтобы мы чувствовали себя комфортно в качестве познавших суть значительного и современного.
Как обычно, обойдусь без морали. Её в интернете и так хватит на сотни домостроев и тысячи знатоков, ведающих, что ещё нужно запретить и уничтожить во имя Прекрасного и Доброго. Замечу лишь, что не могу назвать ситуацию «перманентной молодости новой музыки» чем-то действительно нежелательным или же отвратительным проявлением косности; мне трудно вообразить музыкальное образование и
Текст впервые опубликован в