Документальная пьеса на основе интервью эмигрировавших русскоязычных квиров 

Женя Сташков
Владислава Петрова

Иллюстрации
Елены Сташковой

При поддержке
Russian Democratic Society in London

Ноябрь — декабрь 2023

ПРЕДИСЛОВИЕ

Наше исследование по теме ЛГБТК+ указывает на значительный риск для представителей сообщества при возвращении в Россию из-за их сексуальной ориентации. В последние годы российские власти регулярно отказывали в выдаче разрешений на проведение гей-парадов, запугивали и арестовывали активистов ЛГБТК+, одобряли анти-ЛГБТК+ заявления официальных лиц. ILGA-Europe классифицирует Россию как страну с наименьшей защитой прав ЛГБТК+ граждан в Европе.

В июне 2013 года Дума приняла закон, запрещающий «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений» среди несовершеннолетних, вводя штрафы за ЛГБТК+ пропаганду от 4,000 до 5,000 рублей для физических лиц и до 1 миллиона рублей для НКО и корпораций. Иностранцы подвергаются административному аресту с последующей депортацией.

Активисты ЛГБТК+ в России сообщают о многочисленных случаях насилия и ненависти, а доклады Госдепартамента США отмечают распространенность насилия со стороны анти-ЛГБТК+ скинхедов. В Петербурге и Москве ЛГБТК+ мероприятия снова сопровождались насилием и арестами. Политическое репрессирование приводит к эмиграции защитников прав человека и активистов. 

Российские власти отказываются расследовать нападения и насилие в отношении ЛГБТК+ лиц, игнорируя их право на безопасность. В Чечне продолжаются государственно поддерживаемые зверства против ЛГБТК+ людей, включая незаконные задержания, пытки и убийства.

С 2023 года в России были приняты новые законодательные акты, ужесточающие положение ЛГБТК+ сообщества. Это включает полный запрет ЛГБТК+ движения, расширение закона о «гей-пропаганде», запрет на изменение пола и медицинскую поддержку трансперсон, а также законы против смены пола и усыновления детей транслюдьми.

Репрессии в отношении ЛГБТК+ людей усилились, включая требования прокуратуры запретить журналистам публикацию статей о «нетрадиционных» сексуальных отношениях. Роскомнадзор блокирует сайты ЛГБТК+ организаций, а полиция и судебная система часто выступают в качестве агентов дискриминации и насилия против ЛГБТК+ сообщества.

На фоне ужесточения законодательства, российское правительство продолжает утверждать себя как защитника «традиционных ценностей», используя культурную и интеллектуальную манипуляцию как основное оружие в борьбе за поддержание власти и отталкивание критики Запада. Реализация закона о «гей-пропаганде» привела к росту насилия против ЛГБТК+ людей и ограничениям на деятельность ЛГБТК+ проектов и инициатив.

Проведенные опросы показывают высокий уровень гомофобного насилия, дискриминации и ксенофобии по всей стране. Правоохранительные и судебные системы не защищают права ЛГБТК+ людей, часто поддерживая гомофобные настроения и активно борятся с ЛГБТК+ активизмом.

В ноябре Верховный Суд России признал международное ЛГБТК+ движение «экстремистским», что привело к мгновенному усилению контроля над общественными пространствами и увеличению опасений среди ЛГБТК+ сообщества. Это решение стало частью обширной кампании репрессий, включая налеты на места, дружественные к ЛГБТК+, и расширение запретов на так называемую ЛГБТК+ «пропаганду» для всех возрастных категорий, фактически криминализируя любое публичное выражение поддержки или симпатии к негетеросексуальным стилям жизни.

В ответ на эти законодательные инициативы и создаваемую ими враждебную атмосферу в российском ЛГБТК+ сообществе значительно увеличилась самоцензура. СМИ и культурные проявления пострадали, удаляя ЛГБТК+ символику и тематику, чтобы избежать наказания по новым законам. Атмосфера страха и репрессий привела к закрытию пространств для ЛГБТК+ сообщества и вынудила многих рассмотреть возможность уезда из страны ради своей безопасности.

Агрессивная политика российского правительства против ЛГБТК+ прав привела к увеличению репрессивных мер в отношении тех, кто, по мнению властей, нарушает эти законы. Против СМИ и отдельных лиц были предприняты штрафные санкции за контент, считающийся продвигающим «нетрадиционные» сексуальные отношения, что способствовало созданию эффекта запугивания, снижая видимость ЛГБТК+ людей и вопросов.

Эти репрессии направлены не только на активистов и организации, но и на обычных ЛГБТК+ людей в России, что привело к массовому бегству тех, кто ищет безопасность и признание за границей. Многие уехали из-за прямой угрозы их личной безопасности, невозможности жить открыто и страха перед преследованиями на основе широких и неоднозначных трактовок «пропаганды» и «экстремизма» со стороны российских властей.

К сожалению, точные данные о количестве людей, покинувших Россию после введения этих последних законов, в источниках отсутствуют. Однако значительное влияние на ЛГБТК+ сообщество, закрытие общественных пространств и увеличение сообщений о желании уехать из страны подчеркивают критическую ситуацию для ЛГБТК+ людей в России и настоятельную необходимость международного внимания и поддержки.

Мы, оба автора, являясь российскими мигрантами старше 25 лет, стали свидетелями дуализма путинской эпохи. Нам посчастливилось наблюдать за гей-вечеринками в Москве, ЛГБТ-спектаклями,  и видео с гомосексуальной тематикой, а также за моментами открытия перед Западом. Сегодня все это кажется недостижимым, отдаленным. Находясь в кругу мигрантов и беженцев, мы видим и переживаем множество человеческих судеб — разных, одновременно сломанных и непобедимых. Есть желание ухватить и увековечить каждый момент, каждую жизнь. Все эти сложные взаимосвязи между миграцией, квир-идентичностью, тоской и счастьем очень сложно выявить, осмыслить и сделать заметными.

1

Если бы я превратился в гигантское растение…

Я не знаю, но у меня почему-то в голове какой-то тип бамбука, именно в тропиках, который растет и почему-то у меня сразу ассоциация с ним. Показывают же вот во всяких сказках, мультиках такой зеленый цветок, который хоп и поглощает, как мухоловка. Цветочек, какое-то сказочное, такое большое зеленое. И вот, она такая раскрывает пасть, хоп, съедает и поглощает свою пищу-жертву и дальше стоит. Но у меня почему-то сразу в голове ассоциация такая: тропики, большая пальма, вот эти бамбуки, длинные и зеленые. Я почему-то такой.

У меня медицинское образование, и я закончил медицинский колледж. Много лет работал медбратом в хирургии, потом в реанимации. Сначала работал в общей хирургии, потом в отделении анестезиологии, реанимации, интенсивной терапии. Много лет, не знаю, лет пять, наверное.

С Казахстана я приехал в Англию по визе Tier-5 сезонного работника. Я воспользовался этой уникальной возможностью, чтобы покинуть страну, посмотреть Англию, подзаработать денег. Изначально все пошло не совсем так, как должно было быть. Мы приехали на ту ферму, где должны были проживать и работать. Там нам сказали, что мест нет, надо ехать на другую ферму. Мы где-то около 7 часов колесили по Англии, из одной фермы на другую. Потом, получается, мы должны были работать в Кенте, а в итоге попали там под Херефорд на ферму.

Изначально, когда мы получили письма на почту с номером и сертификатом спонсорским, наш куратор создал группу в Telegram, и туда, в эту группу, попали 40 человек, которые должны были выехать 28 апреля в Англию на ферму на заработки. Ну, там что-то пошло не так, многие не успели оформить визу, и в итоге приехали только 10 мая. В этой Telegram-группе, ты же смотришь участников группы, и я увидел фотографию на аватарке одного парнишки, он тоже из города Алматы. Ну, и я с Алматы, я знаю его заочно и знал уже, что он гей.

И вот получается, я сразу начал вести с ним обычную дружескую переписку, что мы в одной группе, летим в один город на ферму, и начал налаживать контакты. Я говорил: «Если что, будем там по соседству жить, друг друга поддерживать». Но он не знал, что я гей, мы просто связь поддерживали. Ну, получилось так, что всех разделили на четыре разные фермы, и мы оказались на разных фермах.

Про убежище я узнал как раз через вот этого парня. Я с ним общался периодически, а через 2 месяца меня уволили с фермы, и я остался, грубо говоря, на улице без денег. То есть, деньги у меня были, но у меня не было работы и не было жилья, и я начал общаться с этим парнишкой с Алматы. Мы с ним встретились, и он сказал, что он уже нашел работу, что у него все хорошо. Я попросил у него помощи, и он говорит: «Приезжай в город Лутон». Я приехал туда, а там мы в первый раз друг друга увидели вживую, познакомились. Тогда он мне сказал, что вот он гей и что он подался на беженство. Сразу прям так и сказал. А я ему в ответ: «Ну, я тоже гей». Я ему признался, что знал, что он гей, я его знал. Тогда через него я узнал о том, что я могу тоже податься на беженство, и все начинается с этого момента.

Как я уже сказал, некоторые сбережения и накопленные деньги у меня были. Я приехал в Лондон, а здесь у меня получается была моя коллега, знакомая с Казахстана, живет она здесь в Лондоне. Я написал ей, она дала мне номер одного парня, ее знакомого. Я приехал в Лондон, он меня встретил и пообещал помочь жильем и работой.

Я и другой парень, которого уволили с фермы, вместе сняли хостел где-то там на пятой зоне, вообще ужасный. Я неделю проживал там, потом мне пообещали работу в одном городке, и я поехал туда. Я просидел там по времени неделю совсем напрасно, потратил немало денег на дорогу и на жилье. Обратно приехал в Лондон и сидел на вокзале Кингс Кросс с сумками, не зная, куда идти, что делать. Деньги заканчивались. Я написал этому парнишке, который обещал мне помочь с работой. Он говорит: «Как будет работа, я тебе напишу». И все, на этом потерялся. Я опять позвонил, написал другому парнишке, моему знакомому. Он дал мне номер одного человека — россиянина, который подался на беженство в Англии, и сказал мне объяснить ему всю свою ситуацию и попросить помощи. А этот человек спросил меня, планирую ли я подаваться на беженство. Я сказал, что планирую.

Он попытался мне найти работу, там кое-что не сложилось. Этот человек вышел на связь с другим парнем и сказал: «Так и так, добавьте его в беженский чат и в чат КвирДома, так как он хочет подаваться на беженство». Мне позвонил админ чата, мы с ним поговорили, обсудили все. Админ дал мне номер телефона человека, который сдавал комнату. Я созвонился с ним насчет жилья, приехал к нему, а он просил оплату вперед за месяц. У меня там было только 200 фунтов в кармане, не было 400. Я сказал: «Я могу только за неделю». Он сказал: «О’кей, давай, хотя бы за 2 недели можешь оплачивать и оставаться». Потом этот человек, у которого я снял койку в комнате, спросил, есть ли у меня работа? Я говорю: «Нет, у меня нет работы, но мне она нужна». И он мне помог устроиться на работу, чисто так, по дружбе. И вот благодаря ребятам с КвирДома я смог остаться в Лондоне, нашел жилье и работу.

И вот уже третий месяц я работаю, а жилье я уже сменил. Сейчас пока что ждем стабильного жилья. Ну, надеюсь, что с 1 декабря квартира освободится, комната, и что я туда приеду на постоянку. А так работаю в гостинице и живу в съемной комнате на три человека. График работы — пятидневка с 8:30 до 17:00, а потом по желанию дают подработки, если есть. Сами предлагают, когда нужно выйти на работу в выходной день, подработкой дают, опять же, как и в рабочие часы. Вот так вот, в основном с 9:00 до 8:30, пятидневка.

Вообще, у нас такая тенденция пошла… Многие казахстанцы, кто переезжает по визе Tier-5, услышали, что можно сочинить фейковую историю для подачи на убежище, получить ARC-карту и в течение двух лет легально находиться в стране, зарабатывая деньги. Даже в гостинице у нас об этом говорят ребята: «Ну, мы подаемся на беженство с фейковыми историями, получаем ARC-карту. А потом мы можем здесь легально находиться и зарабатывать деньги. Мы знаем, что когда будет основное интервью, мы его провалим, потому что история фейковая. Главное — выиграть время, и все».

И вот этот парнишка в квартире, где я живу, начал рассказывать, как ему было стыдно, как ему было плохо, то, что он назывался геем, а тот второй сосед, он религиозный, читает пятикратно намаз, но при этом он матерится… Начали они обсуждать ЛГБТ. Потом первый начал уже ссаться, который сам подался по ЛГБТ. Он начал выражать возмущение и ужас, из серии: «Вот здесь идешь по центральной улице, висят ЛГБТ флаги на зданиях. Если бы в Казахстане на какое-нибудь здание повесили бы ЛГБТ флаг, так это здание уже давно подожгли бы». Короче, все такое начинается, и я лежу это все слушаю, и тут они говорят «пидорасы». Ух… Потом тот добавляет: «А нет, я в принципе не против них, я против пропаганды».

И блин, лежу, слушаю, слушаю. Потом думаю: сейчас лучше на улицу выйти, чтобы они меня лучше нигде не видели и не слышали. Если сейчас скажу, что я, допустим, гей, они могут сказать хозяйке. «Короче, мы с ним жить не будем», заставят сами съехать. Хозяйка тоже казашка, но с ее слов, она живет в Англии чуть ли не с 2000 года. Не знаю, может и выгнать.

Ну, и я нахожусь пока что в окружении своих же соотечественников и других народностей со Средней Азии. Естественно, я не хочу, чтобы обо мне знали. Ну, пока что. Был бы гражданином Англии, не знаю, возможно, может, я по-другому к этому относился. Ну, я все равно боюсь, ведь они сейчас вот здесь работают. Они потом все поедут домой. А вот эти соотечественники, с которыми я работаю, по-любому, у нас будут знакомые общие. Знакомые будут рассказывать, что там с нами работал такой-то. По-любому, эти случаи очень быстро распространяются и, по-любому, дойдут до моих родственников, братьев, мамы, поэтому неохота.

У меня был такой жизненный период, когда меня посещали суицидальные мысли, но это больше в тот период, когда я задумывался, почему я такой, почему я… Почему я не нормальный парень. Это было больше где-то в 22 года примерно, может, 21-22. Не знаю, как объяснить… Ну, на самом деле это нормально. Я со многими ребятами общался, у которых опять же похожая история. У всех похожая история, мне кажется. У многих ребят бывает депрессия, когда они приезжают в Англию, когда долго ждут собеседования в Хоум Офисе, когда чувство подвешенности, но многие мне говорили, что было гораздо более депрессивнее сидеть дома в России, в Казахстане, в Таджикистане, в Узбекистане, где угодно, чем здесь.

Наверное, это все-таки, правда, потому что мне честно сказать, этот выбор и этот шаг дались мне очень тяжело. Виза заканчивалась 28 октября, и я буквально до 24 думал, вообще оставаться мне или не оставаться. Я понимал, что, конечно, если я здесь останусь, мне будет проще жить и чувствовать себя более свободным, но я понимал, что я там оставляю мою бабушку. Бабушка, ей вот 20 октября исполнилось 100 лет. Я в принципе понимаю, что она жизнь прожила неплохую. Много конечно в жизни пережила, не каждому дано дожить до таких лет и еще быть в здравом уме да в ясном. Я понимал, что, оставшись здесь, я возможно больше не увижу ее вживую. Я маме не говорю, что я подался на беженца, я просто сказал, что рабочую визу дали и все. А если бы я сказал, что я подаюсь на беженца как гей…

В открытую я никому ничего не заявлял, может, кто-то и догадывается. Сестренка моя, когда я был еще студентом, она, получается, с тех пор начала стебаться, издеваться, обзывать меня по-всякому.  Сидим мы за столом, и она могла выдать: «А он пидор. Вы знаете, что он пидор, он голубой». Мама начинает злиться, ее ругать. А она продолжает: «Он голубой, он голубой, иди соси хуй». Всякую хуйню такую начинает городить, и мама начинает ее ругать. Сейчас она уже замужняя женщина, уже 25 лет ей, двое детей. Ей было лет 16, когда она узнала об этом. А сам я на 11 лет старше ее.

2

Если бы я превратилась в гигантское растение…

Почему-то у меня сразу два растения представились. Первое — это что-то типа лопуха, у которого такие большие, широкие листья, которые покрывают собой пространство и дают тень и защиту. Второй образ — это большая крапива, вот.

Я уехала из России 24 февраля, побывала в нескольких странах, пока делала визу. Англия, конечно, тоже была в списке, а Лондон стал финальной точкой. Я очень долго этим всем занималась, и было очень нервно. Затратно. Поэтому, когда я приехала, было некоторое чувство в воздухе, что наконец-то у меня будет возможность в новой стране легально жить с хорошей визой, из которой меня никто не выгонит. Я смогу строить свою жизнь здесь — с какого-то нуля, не нуля, но у меня для этого будут все возможности, то есть, было ощущение нового старта, возможностей и того, что все в моих руках, Это было получается в ноябре прошлого года, вот год назад ровно.

Про Россию… это уже не моя история, до свидания, давайте дальше сами. В России просто нормальным человеком быть сложно и сохранять какую-то цельность и честность, кем бы ты ни был тоже сложно. Поэтому да, в этом плане, ты квир, не квир, ЛГБТ или нет, это вообще не имеет значения, потому что опасно просто быть порядочным человеком.

Я купила билеты в третью страну, куда не нужно было визы, и уехала сразу туда, посидела там, и там я узнала уже про возможность легализоваться в Англии по визе таланта и дальше уже начала работать над этим.

Я вообще хотела уехать всегда, сколько я себя помню. Я хотела жить в Европе, потому что мне казалось, что Россия — это не мое место, а в Европе больше возможностей, какая-то международная тусовка, можно знакомиться с людьми из разных частей света. Поэтому мне очень хотелось жить в Европе всегда, но каких-то возможностей для этого я никогда не находила, денег для учебы у меня не было, а каждый раз что-то не шло. Последние 5 лет я занималась режиссурой, драматургией, кино, плюс я занимаюсь поэзией, автофикшн. 

К началу 22 года в очередной раз я запланировала через год отъезд, я должна была ехать во Францию, вот, но как бы случилось, что случилось, и я поняла, что это такой финальный пинок, после которого уже все. Откладывать можно очень долго, чем я занималась много лет своей жизни, поэтому либо я уже просто беру и уезжаю, либо я сижу и жду дальше непонятно чего, когда меня посадят, в конце концов, или я не знаю что. Просто сидеть мне сложно будет…

Я прилетела в аэропорт Хитроу из Мюнхена, где прожила 3 месяца, делая документы. Мне там было очень плохо и неприятно, и поэтому я была очень счастлива оказаться в Лондоне. Меня еще пытали довольно долго на границе, якобы я нарушила какое-то иммиграционное их законодательство. Поэтому меня чуть не посадили на самолет и чуть не вынесли какое-то судебное решение. 

Я прилетела в Лондон и сразу поехала встречаться с подругой, с которой я была знакома, наверное, лет 15, но мы никогда в жизни не виделись лично. Мы познакомились где-то по переписке, точное место встречи у нас уже не вспомнить. Она переехала в Англию еще когда училась в школе и с тех пор здесь жила. Потом мы, соответственно, продолжили общение в социальных сетях, и вот впервые встретились, когда я только приехала в Лондон. С тех пор она стала моей самой близкой подругой. Мы сходили в паб, выпили что-то за мой приезд, и после этого я провела первые несколько дней, живя у нее. А дальше…

Спустя год, я могу сказать, что у меня наконец решен жилищный вопрос в Лондоне. С момента моего отъезда из России я сменила место проживания около 30 раз. Когда я приехала, у меня не было какого-то определенного жилья. Обычно, многие, кого я знаю, начинают с бронирования airbnb на какое-то время и затем ищут постоянное жилье, платя за полгода или год вперед. У меня такого варианта вообще не было.

Не было у меня денег таких, мне пришлось сразу искать, где бы мне вписаться, и затем срочно находить комнату, чтобы переехать и потом найти сразу работу. Я нашла женщину в Facebook, которая согласилась меня приютить бесплатно на пару недель. Однако, когда я приехала к ней, через несколько дней оказалось, что это не пара недель, а всего неделя. Мне пришлось срочно искать еще место для переезда. Мои знакомые предложили мне временное жилье в их новом доме за городом. Дом был прекрасный, но у него не было отопления, и это было в середине ноября. Я никогда в жизни так не мерзла. Мне просто… Ну, в общем, это, наверное, самое ужасное в Англии, когда у тебя нет отопления, и ты мерзнешь. Я не знаю, меня это очень деморализовало.

Поэтому я усилила поиск жилья и нашла… и взяла одну из первых комнат, которая казалась более-менее нормальной. Эта комната была в литовском агентстве, а дом был разделен на множество комнат нелегально. В общей сложности, из четырех спален сделали девять и сдали их девяти разным «семьям». В основном, там проживали люди из стран Балтии, и это была очень «рабочая» община, где все пили, гуляли, ругались, воровали и обзывали друг друга. Иногда они вызывали полицию друг на друга, даже избивали и выбрасывали вещи среди ночи.

Для меня это был огромный шок, потому что, в принципе, я никогда в жизни не снимала жилье. Я прожила всю свою жизнь в одном месте, где я родилась, и мне там всегда было классно, прикольно и по кайфу. Теперь же я оказываюсь в совершенно трэшовой ситуации с арендой жилья. Моя комната, по сути, была бывшей гостиной, которую разделили пластиковой перегородкой на две комнаты. Одна из них была без окна, но за нее требовали 700 фунтов в месяц. Сначала я заселилась в ту часть, которая имела окно, но вход в нее находился на кухне. Следовательно, с точки зрения звукоизоляции, это было довольно… соответственно, все посиделки ночные на кухне соседей  были, как будто у меня в комнате. Потом, в какой-то момент, еще в ту комнату, которая была без окна и разделена пластиковой перегородкой с моей, заселились тоже люди. Я узнала об этом, когда пришла вечером, часов около 9 вечера. Вернулась домой, и я услышала, как вот в этой соседней комнате дышит человек, не храпит, а именно дышит. Вот и так я месяца три, наверное, прожила. Это стоило 750 фунтов со счетами. Это была четвертая зона. И после этого мне повезло найти квартиру у классного лендлорда. Там тоже было несколько месяцев диких прикольчиков с поиском нормальных соседей и заблудшими домой белками, которых надо было как-то ловить и выгонять из дома. Но это уже другая история, которую, наверное, не буду рассказывать. Ну, понятно, с жильем не повезло, вот да, да. То есть я испытала, мне кажется, все прелести этого процесса. Я рада, что сейчас все хорошо. 

Я приехала в начале ноября, и уже в начале декабря я вышла на свою первую работу здесь. Я нашла работу через чувака, своего давнего друга. Он меня познакомил с людьми, у которых была своя галерея, и они также проводили свое собственное шоу. Это было иммерсивное хоррор-театральное представление. Меня взяли туда на должность ивент-менеджера. Итак, это произошло где-то за 2,5 недели до запуска шоу. Мне нужно было помогать на всех этапах его запуска,  строить площадку, находить актеров, кастинговать актеров, проводить auditions, работать с актерами, работать с поставщиками, логистика, расписание, зарплаты, ну, короче, все этапы.

Это было иммерсивное шоу про серийного убийцу. История заключалась в том, что зрители заходят, типа, они приходят домой к серийному убийце, и комната за комнатой представляют его жилище. В каждой комнате что-то происходит, и в конце они знакомятся с этим человеком. Соответственно, две недели с половиной до запуска этого шоу мы работали, в общем, типа без выходных, по 12 часов в день. Потом шоу запустили, и в самом начале меня жестко уволили оттуда. Но при этом им нужна была замена на актрису, и я предложила зачем-то себя, чтобы типа их выручить. Там была очень стремная история. Нужна была актриса на роль жертвы серийного убийцы, которую в какой-то момент зрители видят в комнате, прикованной к креслу в полубессознательном состоянии, при этом ей откачивают кровь из вен. Зрители видят ее за стеклом, она еще полуголая, и их мотивируют нажать на кнопку, которая, якобы, отсылает в ее тело электрический разряд, чтобы пытать ее таким образом, а затем решать, убивать ее или нет. Вот и собственно, да, я стала заниматься этим. Там каждые 10 минут входит новая группа, и ты имитируешь сначала пытки, а потом смерть. Где-то через несколько недель я поняла, что у меня просто начинает съезжать кукуха от этого.

Все это было, короче говоря, совмещено с домогательствами со стороны начальства, а потом прямым абьюзом и травлями. В какой-то момент произошел инцидент на площадке с зрителями, которые использовали камеры, что было запрещено. Это был полный трэш, кошмар и так далее. Потом я попыталась уйти, но мне угрожали депортацией и тем, что, короче говоря, я не могу уйти, хотя конечно это было незаконно. В общем, в итоге я поработала там пару месяцев, мне не выплатили много денег, угрожали уголовными делами, и вот, короче, вот я здесь. После этого прошло много времени, пока я восстанавливалась.

Вот такая была история моей первой, пока что главной, работы в Великобритании. С тех пор я, как бы, в основном занимаюсь фрилансом, и большая часть моей работы в России. Потому что на какие-то такие истории я пока что не готова. Это были британцы и итальянцы, и это была очень тяжелая ситуация с деньгами и морально. Для меня это стало резким откровением в том смысле, что я не вижу какого-либо закона, который бы мог помочь мне в этой ситуации, и у меня нет особой возможности что-то с этим сделать. Люди сознательно угрожают и, по сути, занимаются каким-то узаконенным рэкетом. И ты не можешь с этим ничего сделать, потому что ты иммигрант. У многих актеров были проблемы с выплатами, но не заплатили только мне и другой русской девушке.

Таким образом, до сих пор я не знаю, что делать с этой историей. С одной стороны, я планировала подавать на них в суд, мы долго переписывались по поводу досудебных соглашений. Но там люди совсем неадекватные социопаты, и на самой площадке происходят незаконные вещи, даже для зрителей. Взаимодействовать с ними очень трудно, и если подавать в суд, то, хотя сумма для меня серьезная, но с другой стороны, это настолько травматично и тяжело с эмоциональной и психологической точек зрения, что я пока не могу решить, что делать.

В данный момент я набрала много учеников английского языка, потому что это то, чем я довольно много занималась в течение своей жизни. Это помогает мне закрывать какие-то дыры и обеспечивать себя финансово. Параллельно с этим, я пишу тексты для различных СМИ периодически. В прошлом месяце впервые создала сайт по заказу, но это было здесь, в Англии. Также продолжаю работать над своими собственными проектами. У меня есть несколько сценариев, которые я сейчас заканчиваю и собираюсь продавать. Параллельно у меня есть проекты в области видео-арта, такие как видео-портреты, и этот проект уже существует 11 лет. Я стремлюсь к его развитию. Кроме того, я работаю над автофикшн-романом и продолжаю развивать свою поэзию. Я выпустила в этом году самиздатом первый свой поэтический сборник, сначала на русском языке, потом на английском. Он довольно хорошо продался, неожиданно для меня, 

Вот сейчас я ищу каких-то издателей и возможности в этом плане. По поводу комьюнити. Раньше я была много в Англии, и у меня всегда было очень много знакомых и друзей, включая британцев. Но с того момента, как я сюда переехала, мало кто остался. Все друзья за последний год практически исчезли по разным причинам. В основном я общаюсь сейчас с русскими, что всегда казалось мне странным, потому что когда люди уезжают из своей страны, и у них общаются только с бывшими соотечественниками, это, по моему мнению, считается неудачей в ассимиляции. Но сейчас я настолько устала, что у меня нет сил выстраивать новые связи за пределами русскоязычного комьюнити. Во-первых, это органичнее делается, когда у тебя уже есть работа здесь. Во-вторых, ситуация с переездом была стрессовой для меня и для всех, кто недавно переехал. Это сложно понять тем, кто не прошел через это. Поэтому сейчас я не насилую себя в этом плане и просто позволяю себе оставаться в зоне комфорта, потому что эта зона очень маленькая.

Англия, как мне кажется, после Brexit, очень сильно изменилась в худшую сторону, а мне здесь не нравится и мне некомфортно. Я не хочу здесь жить, и при любой возможности я уезжаю, куда бы то ни было, чаще во Францию, где мне как раз все комфортно, здорово и нравится почти все. Но да, каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, все равно есть ощущение, первое, что удобнее — это язык, потому что английский я знаю, ну, свободно, и все время такое, ну, наконец-то я на родине, где все типа понятно. Ну, и тут как бы порядка чуть-чуть побольше, с документами больше определенности и протокола во всем. С этим тоже мне попроще, потому что я очень люблю, когда порядочек во всем. Вот, как-то так.

В плане верности стране я говорю, что у меня такое разочарование во всем за этот год. В каких-то вещах, в которые я верила, что в Европе будет лучше. Сейчас у меня ощущение, что везде все одинаково, на самом деле, как бы ни было. Поэтому я начинала приезд с какой-то благодарности перед Великобританией за то, что она меня приняла, дала возможность и так далее. Но от этого ничего не осталось. Я чувствую только как бы сплошную эксплуатацию и никакого долга перед этой страной не чувствую.

3

Если бы я превратился в гигантское растение…

Ну, мое первое, что пришло мне в голову — это огромный дуб с крупными корнями, уходящими глубоко в землю, и крупным стволом, а также богатой зеленой кроной. Вот, да, это было бы такое растение. И вообще, это, наверное, связано с тем, что я думаю, если бы я умер, я бы хотел, чтобы мое тело похоронили под каким-нибудь деревом, чтобы мои части стали удобрением, то есть минералы или что-то еще, чтобы дерево впитало это все в себя. Таким образом, я, возможно, стал бы красивым деревом.

Я сейчас нахожусь в Аргентине и нахожусь в процессе получения статуса беженца. Вот кейс у меня связан с тем, что я гей и что я тувинец. Основная моя причина для получения беженского статуса связана с расовой и этнической дискриминацией, а также с моими политическими взглядами. Я выступаю против войны и насилия, и поддерживаю мир.

На данный момент из профессиональной деятельности я ничем этим не занимаюсь, кроме того, что на добровольной основе помогаю одной НКО из Чехии. Пишу статьи про реалии в России на различные тематики. Статьи они публикуют на своем веб-сайте, ориентированном на европейского читателя. Мы пишем про все о России, начиная от экономики и политики и заканчивая культурой. Например, последняя статья, которую я написал, связана с климатической политикой в России.

Вот да, живу в Аргентине со своим парнем, из Бразилии он. Встретились мы здесь, полюбили друг друга и начали вместе жить. Уже почти год, получается. Я здесь живу уже с августа прошлого года. Попал в Аргентину просто случайно, потому что как только началась война, я принял решение, что не могу жить в России. В апреле я уехал оттуда. Сначала в Турцию, потом в Грузию, потом в Узбекистан, и вот потом я начал искать информацию в интернете о том, куда можно уехать с российским паспортом. При этом меня интересовали страны, где легализованы однополые браки. Из этого списка у меня был выбор из Бразилии, Уругвая и Аргентины. Я оказался в Аргентине. Это был комплексный подход, учитывая все плюсы и минусы, чтобы чувствовать себя в безопасности и упростить процесс легализации.

Еще я хотел место, где финансово я могу себе позволить нормально жить. Вот выбор языка тоже влиял на это решение. Например, я учил испанский до этого, и мне было желательно попасть именно в испаноговорящую страну, вместо, например, Бразилии. 

На протяжении всей моей осознанной жизни моя цель была жить в стране, где я мог бы быть самим собой. Я хотел быть свободным геем, иметь отношения и чувствовать, что общество нормально относится к этому, и что государство поддерживает нас. Эта мечта всегда была внутри меня, и в один момент пришло время ее осуществить. Поводом для этого стала именно война в Украине. После этого я решил, что пора уезжать.

Я закончил Дальневосточный федеральный университет в городе Владивостоке по специальности востоковедение, то есть я китаист и владею китайским языком. После этого поступил в Китай на магистратуру по китайскому гранту и учился в Пекине по специальности «Культурное наследие и музеология». В прошлом году я худо бедно закончил магистратуру, несмотря на сложности из-за пандемии COVID-19. Мне пришлось учиться удаленно, но я смог завершить обучение в конце концов.

Во время обучения я подрабатывал на разных работах. Вначале я начал работать как гид для туристов, в основном для китайских туристов. В Москве, пока я был на магистратуре, я занимал должность закупщика для компании, которая закупала товары из Китая и затем продавала их на маркетплейсах. После этого я перешел на позицию комьюнити-менеджера для сингапурской компании, которая разрабатывала мобильные игры. Моя работа заключалась в взаимодействии с аудиторией этой игры и подготовке контента для публикации.

После того, как я приехал в Аргентину, я оказался безработным и у меня было всего около десяти тысяч долларов с собой. Я думал, что просто проведу здесь некоторое время, найду работу и так далее. Однако этот процесс занял очень много времени, и, наверное, 9-10 месяцев я не смог найти ни одной подходящей работы. Главной проблемой была разница в часовых поясах, так как большинство потенциальных работодателей находились в совершенно другом времени, с разницей в 10-11 часов. Из-за этого они не рассматривали такой вариант вообще.

Здесь в Аргентине, когда подаешь на убежище, тебе выдают документ, который называется «провизорио». С этим документом можно получать образование, здравоохранение и официально работать на территории Аргентины. Этот документ также позволяет открыть налоговый счет и официально устроиться на работу без необходимости иметь определенную визу. Нету тут каких-то категоризаций виз, есть возможность сразу работать. Социальной помощи нет, пособий, то есть льгот, жилье, этого не дают, ага.

Другие организации, то есть некоммерческие, опять-таки, помогают в поиске юристов и получении медикаментов и препаратов, если это необходимо. И да, я помню, я знаю случаи, когда они даже финансово помогали людям, оказавшимся в тяжелой ситуации. Но, опять-таки, это не правительство.

Мои поездки домой, где бы я ни находился, даже когда я учился на магистратуре в Китае, всегда меня вдохновляли. Они позволяли крепко стоят на земле, чувствовать свой центр тяжести. Каждый год я возвращался домой, и эти поездки всегда давали мне возможность задуматься и определить, куда двигаться дальше. Я просто переполнялся энергией. Моя семья живет очень традиционной жизнью, они чабаны и занимаются скотоводством. Я ездил к ним на чабанскую стоянку, где не было интернета, света и мира суеты. В течение недели я отрывался от мира сего и погружался в их традиционный образ жизни.

Там я как будто копал глубже внутри себя, к собственному «я», и от этого контакта я понимал, чего я хочу добиться в будущем. Сейчас мне очень не хватает этого… Отрыв от семьи… Первый раз, когда я ощутил этот отрыв, это было, когда я уехал в соседний город, в столицу Тувы, город Кызыл. Я начал учиться в школе-интернате, и мы проводили много времени в школе и лицее. Так что только во время каникул я возвращался в свой родной город, который находился где-то в 300 километрах от Кызыла.

Следующий разрыв был в десятом классе. В десятом классе я выиграл одну программу для обучения в США. Вот и после десятого класса я уехал на целый год в Америку. У меня там пришло первое осознание, что я, например, гей. Первое осознание, что там гей-пары, они живут вместе, и это нормально. Первое осознание, что там родственники и семья, они могут тебя поддержать, несмотря на то, что ты гей. Вот это осознание пришло, и это, наверное, стало одной из моих основных идентичностей, которые у меня до сих пор есть, помимо того, что я тувинец.

Тувинское общество, по сравнению, скажем, с мусульманским и христианским, кажется, не имеет таких строгих табу на гомосексуальность и не проявляет такой враждебности к этому. Мы исповедуем шаманизм, и сам феномен шамана представляет собой интересную особенность. Шаман — это личность, у которой нет статичного гендера; это флюидный человек, который может переходить от женской к мужской роли и даже в состояние животного.

В Америке я жил в разных семьях, некоторые из них были ультраконсервативными, а другие — ультралевыми. Именно ультралевые ребята, которые провели всю свою молодую жизнь в Нью-Йорке, говорили о том, что быть геем — это нормально. У них были друзья, которые тоже были геями, и я постоянно видел это окружение.

Другая семья, в которой я был, была религиозной, и они настаивали, чтобы я ходил с ними в церковь. Я также начал участвовать в религиозных мероприятиях в их круге, и в конечном итоге меня даже крестили в конце моей поездки. Крещение произошло в бассейне какой-то гостиницы. Вот и приключение такое, крестили меня вот.

Семья была очень религиозной и очень беспокоилась за мою душу. Они сильно заботились обо мне. Их беспокойство не было связано даже не с моей сексуальной ориентацией, так как они принимали меня как гея и тому подобное. Оно скорее было связано с тем, что я был приверженцем другой религии. Я говорил им, что моя семья верит в буддизм и шаманизм, и они потихонечку начали вводить меня в христианскую церковь.

У них церковь отличается от того, что есть в России. У них есть огромные здания, в которых много разных секторов. Там можно поиграть в баскетбол, в разные спортивные игры, а также в компьютерные игры. Они приглашали нас провести время вместе и так далее. Все началось с этого. Потом я уже участвовал в молитвенных сессиях. Постепенно я втянулся в это. Мы всегда молились перед приемом пищи. У нас были книжки с датами на весь год, и мы открывали какую-то дату и читали там молитву с просьбой о помощи.Моя хост-мама всегда говорила, что у меня есть особый дар. Каждый раз, когда я открывал и читал какую-то дату, казалось, что это имеет связь с нашей реальностью. Как будто бы я попадал в точку. Она всегда просила меня читать что-нибудь вслух.

Все очень хотели, чтобы меня успели крестить, чтобы спасти мою душу, перед тем как я уеду. За неделю до моей поездки они арендовали, по-моему, этаж какой-то гостиницы. Они пригласили всех друзей, всех родственников, а также отца из церкви, афроамериканца. И в бассейне этой гостиницы меня крестили.

У меня там даже были фотографии с этого события. Да, меня крестили, и на самом деле, когда я жил с ними, у меня была уверенность, что это действительно так и есть, и я верил в это все. Сейчас я думаю о том, что у них есть практика, когда человек становится в центре, а все вокруг начинают молиться. В эти моменты, когда они это делали, например, со мной, я чувствовал, что все тяжелое внутри меня начинает выходить наружу, и мне становилось легче. Я плакал и чувствовал, как будто все негативные эмоции и бремя покидают меня. Мне эта практика очень понравилась, и я думаю, что она оказывает практическое воздействие на человека.

Я бы хотел умереть в Туве, вообще не знаю, просто в других местах я не чувствую такой глубинной связи. Несмотря на то, что здесь у меня хорошо, у меня есть парень, у меня есть дом, у меня есть коты — все это важно. Но все равно чувство дома для меня все-таки там, чем здесь, наверное. Я, возможно, смогу вернуться, даже если все будет хуже, потому что я понял, что место, где я могу быть самим собой в отношении своей гей-идентичности, где все с этим нормально, оказалось не самой главной частью моей личности.

Как я уже упоминал, разные вопросы не всегда нужно рассматривать исключительно через призму ЛГБТ или того, что я гей. Я готов сделать компромисс относительно этой части себя. Могу принять идею жить скрытго, не делая публичных заявлений и не акцентируя внимание на своей гей-идентичности, как это было раньше.

Самые близкие люди об этом знают и наверное я могу принять такой исход, Я готов к такому исходу, потому что это не является самой важной частью моей личности, она важная, но я могу ее отложить. Другие аспекты, такие как моя тувинская идентичность или желание делать что-то для своей родной земли, бороться за справедливость и разрабатывать новые идеи, кажутся более приоритетными. Я готов пожертвовать этой моей частью ради этого.

4

Если бы я превратился в гигантское растение…

Не знаю, наверное, дуб какой-нибудь. Такой многолетний дуб большой, с большим стволом и большой зеленой кроной. Или Чинара, я не помню, как Чинара по-русски — по-моему это восточный платан, в Узбекистане их очень много, они очень высокие когда старые, большие и охуенные, короче впечатляюще и грандиозно.

Сейчас я нахожусь в Таиланде, в Крунгтеп Маханакхон (Бангкоке), и я ничего не делаю. Я пытаюсь вытащить себя из депрессии, которая оказалась довольно жесткой. Делаю это самостоятельно. Я путешествую с женихом, пытаюсь как-то чилить, расслабляться, отвлекаться от новостных повесток и окружающих внешних раздражителей (наших сограждан, коих здесь очень и очень много). По крайней мере пытаюсь это делать, но выходит пока что не очень. В общем, выживаю, как и все в эмиграции.

Как я оказался здесь? Просто после начала войны я сразу сказал Денису, что мы уезжаем. Ну, точнее, да, что нам нужно уехать. Я планировал это сделать еще до начала войны, потому что у меня было очень плохое предчувствие, что произойдет какая-нибудь хуйня. Я начал очень сильно продавливать идею переезда. В итоге, он (Денис)  нашел удаленную работу, и мы уехали в Армению буквально через 2 недели после того, как началась война. К тому моменту уже москвичи и петербуржцы понаехали в Ереван и все подняли стоимость аренды до небес, мы кое-как смогли снять какую-то квартиру за 800 долларов, но прожили там всего месяцев 5.

Мне было очень грустно платить 800 долларов за ту квартиру, в которой мы жили, плюс было фоновое ощущение небезопасности что ли. Посему через 4-5 месяцев мы решили рассмотреть другие варианты. Рассматривали Грузию, но выяснилось, что с недвижимостью в Грузии ситуация такая же патовая, как и в Ереване. Поэтому мы начали кумекать над тем, какие еще варианты у нас есть, и кто-то из моих знакомых предложил мне Сербию. Я, по своей наивности, подумал, что этот человек хорошо меня знает и не предложит говна. Сделали небольшой рисерч, увидели анонс Европрайда, решили, что может быть ситуация с правами ЛГБТ там улучшилась.

Когда мы приехали в Сербию, я охуел. Не хочу обидеть сербов, но все здесь казалось хуевым. Все негативные аспекты, которые можно было найти в России, здесь были собраны воедино и, казалось бы, разбавлены некой атмосферой «европейской» истории. В общем, мои впечатления были именно такими. Подход людей, их агрессивность, мрачное настроение были схожи с тем, что я видел в России. Это было похоже на жизнь в какой-то унылой сибирской глубинке, наподобие Новосибирска, хотя Новосибирск не маленький город, но люди такие же унылые какашки. 

Поскольку мы уже потратили деньги на билеты и так далее, мы решили попробовать. Плюс мы никогда не были на прайдах, тем более европейских, подумали, что, возможно, стоит попробовать принять участие. Он как раз должен был пройти буквально через 2 месяца после нашего приезда. Конечно, остаться, и тем более участвовать в прайде, было очень опрометчивым решением. Мы охуели, увидев, насколько все было плохо во время оформления бюрократических процедур, и еще больше в преддверии самого прайда. Я помню, да, это было ужасно. Там избивали людей, и нам тоже досталось. Нам сломали зонт, но я боролся за него как мог, хотя было страшно. Помню, как думал про себя «я заплатил за этот зонт, он мне нравится, и в пизду ваши взгляды и принципы — это мой принцип. Я заплатил за мой зонт, это моя собственность, идите на хуй». В общем, они пытались его у меня вырвать вдвоем, зонтик погнулся, но я его не отдал.

К тому моменту у нас уже было временное разрешение на жительство, потому что мы открыли индивидуальное предпринимательство и отчисляли довольно ощутимые суммы налогов. Несмотря на это, мы все равно чувствовали себя не очень хорошо, потому что, когда мы сталкивались с государственным аппаратом или обыденной жизнью, например, с кассирами и тому подобное, все это жутчайше напоминало Россию. Все были настолько агрессивными и неприветливыми, и эти националистические настроения и ура-путинские или ура-русские бравады… А я, как человек, извините, не соответствующий стандартам европейской внешности, не типичный русский в классическом понимании большинства иностранцев, был вне зоны комфорта в сербской среде, скажем так. Поэтому, в течение девяти месяцев, которые мы прожили в Белграде, я практически не покидал дом.

Из-за этого начала развиваться у меня депрессия, мне не хватало обычных прогулок и каких-то обыденных социальных контактов с интересными людьми. Но при каждом выходе «в люди» я чувствовал, будто возвращаюсь в Новосибирск, условно говоря, где я гуляю и чувствую себя максимально уязвимым и чужим. Это не связано даже с тем, что я гей, а просто с тем, что я не такой, и, в общем, сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю, какое воздействие на мое психическое здоровье оказала подобная среда. И да, я пытался общаться с мигрантами-соотечественниками, но блять, в головах у людей было столько дерьма из старой жизни, по типу «white lives matter», что через какое-то время мы с Денисом приняли решение общаться с уникальными «единорогами», которых успели отыскать через Tinder.

Да и в целом, далеко ходить не надо. Вот даже взять антивоенные движения в поддержку Украины. Все скандируют «мы, русские, против войны», я блять не русский, моя этническая идентичность — кореец. Плюс сограждане и государство РФ никогда не давали мне возможность быть русским, я в лучшем случае был россиянином. И вот я, не русский по жизни и своему мироощущению человек, с российским гражданством, родным русским языком нахожусь в эмиграции, я — против войны. Почему я не имею права чувствовать себя на одной волне с протестующими и кричать «Мы, россияне, против войны»? Как-то на очередном протестном шествии, в городе Нови-Сад, хотел выступить на открытом микрофоне. Даже подготовился, чтобы моя речь не была сумбурной, чтобы все было структурировано и по делу. Так чтобы люди немного опомнились и немного пересмотрели имперские, а иногда и откровенно расистские взгляды, избавились от нарратива «нам, русским, хуево». Хотелось, чтобы все вспомнили, что гражданами РФ являются не исключительно русские люди. И нам всем хуево как внутри страны, так и за ее пределами. Хотелось как-то начать жить в новой стране… дружно что ли… Точнее, менять мышление людей и подталкивать их к жизни без старых отвратительных паттернов.

Мы приехали. В городе шел довольно сильный дождь, мы промокли. Долго ждали начала шествия, через какое-то время оно наконец-то началось. Мы подошли к точке, там достали мегафон, и я подошел к организатору и сказал, что хочу выступить с речью. Я даже показал ему заготовку в открытом GoogleDocs на телефоне. Он буквально кинул взгляд и сказал, что, мол, нет возможности сейчас сделать открытый микрофон из-за того, что он потерял колонку, и всем будет плохо слышно, и вообще погода говно все замерзли. При этом все-таки планировалась речь кого-то из команды организаторов.

Я был уверен, что он будет жевать избитую пластинку, которую все уже триллион раз слышали о том, какие мы все хорошие, а Путин плохой. Я предложил все-таки привнести что-то новое в повестку, потому что видел в этом необходимость. Главной проблемой было нежелание людей видеть насколько сильно им безразлична правда, понятно, что больно признаться, что маман зигует под Шамана, но это реалии.

Так и получилось, вышел представитель РДС Сербия, я не знаю точно кто, и он начал толкать очередную вечно чарующую пластинку о войне Путина, его и только его хуевости и о прекрасной такой остальной России, которая вся поголовно против войны, ну, еще количество погибших в Украине сообщил, а то мы блять не знаем, что дохера людей погибло из-за этой гадкой имперской войны. Все, что он говорил, можно было увидеть и прочитать в новостях. Он ничего нового абсолютно не говорил, и на это ушло примерно 10 минут. Я даже записал видео, помню, с искаженным гневом лицом читаю свою речь на фоне оратора.

В очередной раз не дали возможности поделиться своими мыслями и почувствовать себя частью этой большой ебучей боли под названием война, которая сжирает изнутри. Вспомнил, как стоял на аналогичном митинге в Белграде, вместе с Денисом и с каким-то парнем из России, с которым мы только познакомились. Я помню, как стоял и плакал, потому что чувствовал себя абсолютно непричастным к этому антивоенному движению. Люди давали свои речи о миролюбивых русских, скандировали «Русские против войны», а я стоял там и думал: «Ребята, мне тоже трудно, и мне тоже больно, и да блять я тоже из РФ».

Короче, ситуация в Нови-Саде была очередным ударом под дых, скажем так. Меня прямо очень сильно трясло. Я подумал, «Вы — мрази, и я вообще не хочу иметь ничего общего с российской оппозицией больше никогда». Депрессивный эпизод, разумеется, после подобных потрясений лишь усилился. Мы начали искать варианты для переезда, не дожидаясь окончания ВНЖ. Куда можно уехать? Мы даже рассматривали возможность вернуться в Армению. Но все-таки поняли, что нас этот вариант не устраивал, просто помню, мы сидим, я листаю предложения на сайте по недвижке, и в какой-то момент просто начинаю рыдать. Чувство безысходности и усталости от всего тяжелым балластом тянули на дно. Помню, сказал Денису: «Черт, я кажется нигде не буду чувствовать себя комфортно». По крайней мере, в тех местах, где мы были и куда можем поехать. Я чувствую себя какой-то диковинкой везде, и нигде я не сливаюсь с толпой, меня так раздражает. Я еще в России успел порядком заебаться от этого, я не хочу продолжать так жить в эмиграции».

В итоге Денис меня понял и предложил рассмотреть кардинально другие вариант. До этого мы рассматривали все ближе к Европе. «Может быть, Таиланд?». В итоге на Таиланде и остановились. Это было правильным решением приехать сюда, потому что здесь меня часто принимают за тайца, который охмурил белого чувака, и мне это так нравится. Я получил как бы привилегию, слился с толпой, и хотя бы в этом плане мне стало лучше. Плюс, здесь я могу спокойно, в отличие от Армении и Сербии, выражать себя так, как чувствую. Условно, это ожерелье из жемчуга, которое я очень давно хотел не только иметь, но и носить. В Сербии по понятным причинам я этого не делал, потому что боялся, что меня где-нибудь, блять, зарежут в подворотне, и без этого ожерелья. В Армении также существует свой культ маскулинности, и ожерелью там было не место.

В Таиланде большую часть времени мы проводим дома. Денис работает удаленно с понедельника по пятницу, и занимается своим личным проектом. Я смотрю фильмы, играю в игры. По вечерам делаем вылазки в парки. Там мы гуляем, кормим варанов, рыбок и черепах. Иногда заглядываем на какие-нибудь квирные мероприятия. Но все же чаще просто гуляем, кормим этих замечательных тварей и идем обратно. Короче у нас такая пенсионерская жизнь, это мне очень хорошо помогает развеяться. Социализация пока идет плохо. С согражданами практически не общаемся, за исключением прям каких-то единичных случаев. Чаще просто кринжуем и ругаемся с ними. Ну, точнее как, ругаюсь я, потому что меня многие их пируэты не устраивают.

В общем, мы пытаемся жить, а не выживать. Сил капец как не хватает, что в принципе ожидаемо, потому что еще когда мы уехали, я говорил Денису что надо ехать куда-то, податься там на беженство чтобы вложить все силы единоразово, а затем начать строить свою жизнь с чистого листа. Но тогда Денис был против этой идеи, у него на это были свои причины, и мы не стали этого делать. Это очень сильно меня подкосило, потому что я был уверен, что бесконечные скитания по безвизовым странам не дадут больше сил, и мы рано или поздно придем к тому, что поедем подаваться куда-то, потому что для нормальной жизни и функционирования нам критически важно сменить гражданство. Мы не сможем жить спокойно и не чекать новости пока являемся гражданами этого говенного государства.

Это, кстати, один из факторов моего подавленного состояния. Даже здесь, в Таиланде, приходится сталкиваться с неприятными ситуациями. Например, недавно в нашу языковую школу приехала иммиграционная проверка, они попросили всех россиян поднять руки и сфоткали нас. Я помню, как наши одноклассники из Великобритании и США ошарашенно смотрели на нас и спрашивали: «Почему только Раша?». Я объяснил, что это связано с нашим гражданством, и это преследует нас уже на протяжении всего процесса иммиграции. Эти моменты влияют на ощущение спокойствия и защищенности, а с учетом миллиарда подобных ситуаций пережитых в России — они начинают оказывать еще большее давление на менталку. 

Пока что мы планируем отправиться либо в Аргентину, либо в другое место, но точно не в США, и, вероятно, не в Европу. Главная цель — сменить паспорт, а там видно будет.

Я капец как ощущаю разницу с собой в молодости, сейчас я уже не такой решительный и полный энергии и сил, даже с планированием жуткие проблемы. А планы точно нужны мне для того, чтобы выбраться из депрессии. Я привык к тому, что всегда есть план и запасной план, и я им следую. В семейной жизни, в эмиграции всегда проще с планами, чем без, они дают большую уверенность что ли. В холостой молодости с планами было как-то проще. Эх… Было время.

Все-таки, я считаю, мы молодцы, несмотря ни на что в каждый переезд самостоятельно разбираемся с бюрократическими вопросами по получению ВНЖ, всех официальных бумаг и даже поискои жилья. Еще ни в одной стране мы не платили помощникам или риелторам, ну, те самые предприимчивые россияне, которые такие «Ой, мы вам там сделаем ИП и визу сделаем, только занесите столько-то денег». Мы, допустим, приехали в Армению, самостоятельно сделали все документы, которые нам необходимы были для того, чтобы легально работать. А потом переехали в Сербию, и полностью самостоятельно открывали ИП и подавались на ВНЖ, открывали счета в банках. Таиланд слава богу не стал исключением и, надеюсь, хватит сил для последующих стран, в которых мы себя обнаружим в будущем. Это упорство и самостоятельность, вероятно, последние черты характера сохранившиеся с молодости.

Но, к сожалению, конкретного плана на будущее у меня пока нет. Мы находимся на этапе его проработки. Пока удалось донести до Дениса мысль о том, что не можем оставаться в Таиланде вечно, уж тем более бесконечно изучать тайский язык. Совместно решили найти место, где можно будет устроиться основательно и без переживаний о выдачи нас РФ в случае чего. Жаль, что никто не предупреждал, как сложно будет жить в 21 веке.

5

Если бы я превратился в гигантское растение…

Однозначно лиственное растение, с большими листьями, зеленое, и тропическое, возможно с цветами. Представляется, что я в тропическом лесу,  не потому что это какой-то райский сад, а потому что я люблю  все лесное, люблю тропики и влажность. Мне кажется, прямо манят меня леса Амазонии.

Мне 38 лет, и я родился в городе Иваново в России. В настоящее время я проживаю в Брайтоне, и здесь я живу уже около 8 лет, если не больше. Полностью переехал сюда около 8 лет назад. До этого я несколько лет путешествовал туда-сюда. Причиной моего переезда было то, что я встретил своего будущего мужа во время отпуска на Ибице. У нас было два варианта, где жить. Мы провели некоторое время, путешествуя друг к другу, и в какой-то момент мы решили съехаться. По какой-то причине мы выбрали Великобританию вместо России.

Я окончательно переехал сюда в 2016 году. По профессии я инженер-проектировщик и инженер-конструктор, и здесь я работаю в основном по специальности. В этом плане мне очень повезло, что мне не пришлось слишком много менять. Диплом пришлось подтвердить, но это оказалось довольно несложным процессом, и я сразу же нашел работу. У меня даже было предложение переехать по рабочей визе, но мы решили, что супружеская виза была бы быстрее и не требовала привязки к работодателю, поэтому я переехал сюда именно по ней. Мы жили в Лондоне, наверное, год, но я не очень люблю такие большие города, в Москве я провел некоторое время, но тоже не особо люблю такие мегаполисы. Поэтому мы начали искать место поменьше по размеру, и Брайтон выиграл по всем параметрам. Мы переехали сюда, и до сих пор здесь живем счастливо и прекрасно.

Мы заключили брак в Великобритании в 2016 году, и церемония прошла недалеко от Брайтона. На свадьбе было примерно 60 человек, прилетело около 20 человек из России, среди которых были друзья и родственники. У меня нет братьев или сестер, даже двоюродных. С отцом у меня ограниченные отношения, а мама, которая, кстати, приехала сюда на прошлой неделе, является моим ближайшим родственником. На свадьбе также присутствовали ее лучшая подруга, ее подруги и мои друзья. Таким образом, наша свадьба была довольно интернациональной и разнообразной по гостям.

У нас на свадьбе не было никаких обрядов, это было обычное торжество. Вначале мы устроили фуршет на улице, так как свадьба проходила в мае, и погода была хорошей. Все просто наслаждались атмосферой и пили. Затем мы перешли в помещение для ужина, и вечеринка закончилась не слишком поздно. Некоторые гости продолжили веселье в других местах, но мы отправились домой.

Итак, в целом, свадьба не сильно отличалась от обычных празднеств, но, конечно, место проведения было уникальным. Это была переделанная ферма, и для меня тогда зеленая трава и окружающая природа были особенными. Место было красивым и необычным, и мне действительно очень понравилось.

Ну, главное, мне кажется, чтобы все понравилось тем, кто женится и выходит замуж. Потом уже идут все остальные. В целом, большинство моих русскоязычных друзей были здесь впервые, и это было, наверное, довольно необычно для них. Это был необычный эксперимент и для меня, так как до этого я никогда не был на свадьбе. В общем, все прошло хорошо, без каких-либо происшествий. Тамада не лежал под столом, но, в общем-то, был такой ведущий, который помогал управлять ходом свадьбы, не в плане развлечения гостей, а в плане координации мероприятия. Он помогал нам перемещаться между этапами свадьбы, например, от церемонии к бару, чтобы все соответствовало задумке свадьбы и не превращалось во что-то другое.

В октябре 2016 сразу после свадьбы нашей у меня поставили диагноз рак, и пришлось изменить свои планы на свадебное путешествие. Сейчас все хорошо, слава Богу, но у меня была долгая история лечения. В местной медицине, в целом, медицинское обслуживание было прекрасным. Лечиться было довольно тяжело, но, если сказать, не так тяжело, как может показаться. Наверное, все-таки это было довольно тяжело. Я проходил химиотерапию в течение шести месяцев, но в итоге все закончилось счастливо, и у меня все получилось довольно хорошо. Сейчас у меня уже ремиссия больше 5 лет.

Когда мы переехали в Брайтон, мы купили квартиру здесь. Однако там были ограничения: нельзя было держать животных и принимать клиентов. Со временем, эта квартира казалась нам временной, и мы решили переехать. Мы нашли дом, и так как я инженер-конструктор и у меня есть хобби по работе руками, мы купили дом, который можно было переделывать и ремонтировать. Я сделал все изменения сам: снесли стены, построили новые. Это заняло некоторое время, возможно, около года, но в итоге мы сделали все, что хотели, и прилично сэкономили. Сейчас мы живем в этом доме, он двухэтажный и расположен на небольшом холме. Мы живем на главном этаже. В следующем году после переезда мы переделали нижний этаж, который ранее был просто складом, и превратили его в апартаменты для сдачи через Airbnb. Сейчас мама приехала, поэтому пока не сдаем, еще у нас друзья живут тоже.

После переезда я сразу нашел работу как проектировщик. Когда я уехал из России, у меня там была своя проектная организация с 20 сотрудниками, и мы занимались проектированием крупных объектов. Когда я приехал сюда, я рассматривал возможность найти обычную офисную работу, так как устал от нервотрепки. Но, на самом деле, я нашел работу, и хоть позиция была не сразу высокой, за пару лет я достаточно продвинулся. Я работал с ними в течение 7 лет, но около полугода назад решил уйти, так как мне наскучило работать в офисе. Я решил, что могу управлять своим временем лучше, и сейчас работаю сам на себя, в основном дома. Я все равно работаю с той же компанией по контракту, но в принципе меня все устраивает.

Из хобби у меня есть летание на дроне. Я начал этим увлекаться около трех лет назад, и сейчас пытаюсь превратить это в источник дохода. Пока дело идет медленно, но хоть как-то, но двигается вперед. Кроме того, я занимаюсь спортом, играю в волейбол и настольный теннис, а также увлекаюсь настольными играми. Кроме того, я организую группу в Брайтоне для ЛГБТ-сообщества по настольным играм.

Я получил гражданство, как мне кажется, два года назад, но точно не помню. Сейчас я стараюсь найти гармонию с самим собой и просто быть счастливым, независимо от всего. Конечно, я бы хотел работать меньше и больше путешествовать. Я уже ушел с работы, так как теперь стремлюсь проводить больше времени дома. Я был довольно долго карьеристом, а сейчас моя цель — просто больше времени проводить дома. Мой муж тоже ушел с работы, и теперь мы оба работаем из дома и проводим больше времени вместе.

Просто хочу достичь гармонии. Не могу сказать, что у меня не получается, но в общем-то хочется просто жить и наслаждаться жизнью, освободившись от материальных забот и не беспокоясь о доказательствах перед кем-либо. В какой-то момент мы рассматривали возможность иметь детей, и у нас был довольно долгий процесс, но…

В какой-то момент мы попробовали пойти по пути суррогатного материнства. Но здесь, в Великобритании, суррогатное материнство есть, но его нельзя оплачивать. То есть все люди, которые это делают, они делают это на добровольной основе. Ты платишь им так называемые «разумные расходы», то есть, грубо говоря, то, что они тратят на свои нужды, как будто бы это их работа. Например, оплачиваешь еду, уборку дома и другие расходы, но это не является оплатой за услуги в прямом смысле. В то время, если условно, 5-10 лет назад, это могло составлять, например, 1500 в месяц, примерно такой порядок. А по факту рождения ничего не оплачивается, и это контролируется налоговыми органами. Нельзя просто перевести деньги за эту услугу.

В общем, нельзя легко найти суррогатную маму здесь, потому что пул кандидатов маленький, мало людей, кто хочет это делать. У меня были сомнения и интересно, кто бы это мог сделать, не обязательно ради денег, а ради другой мотивации. Здесь было сложно найти таких людей, поэтому мы рассматривали Россию и Украину. В то время это было довольно популярно, и не было закона, запрещающего одиноким мужчинам пользоваться услугами суррогатных матерей. Сейчас, по-моему, в России есть запрет на это, особенно, если это одинокие геи, из-за опасений, что они могут влиять на ориентацию детей. Я даже поехал в Россию…

В России возникла проблема, когда одинокому отцу было очень сложно получить свидетельство о рождении с прочерком в графе «мать». Это автоматически не происходило, и для этого нужно было обращаться в суд, и только через суд можно было получить такое свидетельство о рождении. Этим занимались немногие. В России существовала пара клиник, которые предоставляли все необходимое для суррогатного материнства. Это было понятно, что они обслуживали геев, которые могли себе позволить эти услуги. Соответственно, они продавали свои юридические услуги. Стоимость, если я правильно помню, была довольно высокой, около 5 миллионов рублей и более. Это было около 5 лет назад, и стоимость могла измениться.

Мы, конечно, не могли себе позволить это, но могли бы, возможно, как-то наскрести, например, взять и взять ипотеку на дом и это был бы один единственный такой шанс, одна единственная попытка. Однако в какой-то момент мы отказались от этой идеи, потому что это было нереально дорого. Плюс, я не хотел становиться центром такого решения, потому что все равно это проходило через меня, поскольку мой муж не говорит по-русски.

Ну, как-то все ложилось на мои плечи в плане оценки рисков, и, вероятно, даже не оценки рисков в одиночку, мы вместе их оценивали, но в плане оценки каждого индивидуального риска и передачи этой информации мужу. Именно поэтому мы отказались от этой идеи, слава Богу. Потому что спустя пару лет произошел серьезный инцидент, когда ребенок умер в одной из квартир, где жили суррогатные мамы. О, Боже…

Некоторые люди начали заниматься организацией процессов против людей, которые недавно прошли через процесс суррогатного материнства. Их целью, по-видимому, была проверка. В общем, мы не воспользовались этими услугами, Бог отвел, и поэтому мы решили идти в сторону усыновления. Мы долго работали над этим и также рассматривали разные варианты. Мы даже пошли в администрацию, чтобы записаться и выразить наше желание усыновить. Нас приободрили и посоветовали найти друзей, у которых есть дети, чтобы проводить время с ними регулярно. Также было сказано вернуться через полгода.

Но с усыновлением была другая проблема, хотя не проблема, а для нас это могло быть какой-то, возможно, проблемой. Мой муж — психотерапевт, и мы много разговариваем о разных вещах, например, о разуме и так далее. Суть в том, что сейчас вопрос усыновления создает новую проблему. Говорят раньше была «идеальная» ситуация, по крайней мере, в Великобритании, когда молодая девушка из аристократической семьи случайно забеременела, и ее родители, хоть она была совершенно здоровой, не разрешили ей сохранить ребенка, чтобы избежать позора, и вместо этого отдали в детский дом или, если нет детских домов, в пенитенциарную систему. Так можно было усыновить маленького ребенка и убедиться, что все будет прекрасно.

Нет, здесь все совсем по-другому, особенно в Брайтоне. Здесь все дети родились от родителей, которые страдают от алкоголизма, наркомании и нарушений в отношениях, причем не в первый раз и не первого ребенка. В общем, истории здесь далеки от хороших. Если брать маленького ребенка, то неизвестно, какие могут возникнуть проблемы со здоровьем. Я, конечно, понимал, что самостоятельно выбирать и идти на такой риск, это очень неразумно. Я не мог выбрать судьбу родителя со сложным ребенком, и хотя мы, возможно, справились бы, если бы вдруг столкнулись с такой ситуацией, но принимать такие решения самостоятельно было бы неправильно.

Маленькому ребенку сложно определить, например, наличие проблем со здоровьем в возрасте 2-3 месяцев. Определение таких проблем чаще всего становится возможным после двух лет. Однако после 18 месяцев наступает период, когда, если ребенок не нашел семью или родителей, у него может развиться такое явление, как расстройство аттачмента. Это означает, что он, возможно, не сможет развивать глубокую привязанность, особенно к родителям. Мы много раздумывали об этом и обсуждали. Затем я решил предложить: «Давайте возьмем годик перерыва и подумаем».

Я поймал себя на мысли в какой-то момент, что часть меня хотела детей, потому что я хотел кому-то чего-то доказать. Сначала надо было доказать российский гомофобам, вернее моему внутреннему гомофобу, что у гея тоже может быть все хорошо, что может быть семья. Значит, я уже замужем был, значит оставались дети. Конечно, я не из-за этого это делал, но я понял, что это была большая часть, почему я хотел детей на самом деле.

В какой-то момент мы решили, что, возможно, не будем иметь детей. Потому что это, во-первых, очень ответственно, а во-вторых, сложно, и в нашем случае это просто очень дорого. Есть вариант, у наших друзей, у которых сейчас годовалая дочь, они прошли процесс суррогатного материнства в США, но это стоит огромные суммы, я не знаю, около 200 000 долларов, и у нас нет возможности позволить себе такие расходы, это просто нереально.

Я, конечно, рад, что нахожусь на правильном пути и преодолел довольно много, но у меня все еще остается внутренняя гомофобия, которая иногда проявляется в вопросах к себе, сомнениях в том, делаю ли я все правильно здесь. Иногда чувствую стыд и размышляю над этим. В целом, здесь, конечно, намного комфортнее, и, возможно, самый большой плюс в том, что некоторые устои, предрассудки и постулаты, которые раньше сдерживали меня, начинают уходить.

Какие-то вещи для меня окончательно перевернулись в правильное русло. Начиная с осознания, что быть геем — это нормально, что можно любить кого угодно и что у меня нет обязательств перед никем. Раньше я задавал себе много таких вопросов, когда жил в России, сомневался, правильно ли это, что со мной не так и почему я такой. Сейчас такие вопросы мне совершенно не нужны.

Я многое из этого просто принял и уложил в голове. Наверное, главный ответ на вопрос — да, я однозначно обрел свободу. Однако, к сожалению, отголоски гомофобного общества и воспитания, а также криминализированной повестки и антигомофобных убеждений до сих пор преследуют меня. Поэтому я прохожу терапию. При выборе психотерапевта я выбрал британского психотерапевта, чтобы больше акцентировать внимание на культурных различиях и противостоянии культурам. Например, когда я говорю что-то вроде «Мои родители всегда так делали, это же нормально», она может сказать, что это не нормально, и я начинаю задумываться над тем, какие вещи я не понимал, как они глубоко засели во мне с детства.

Мне, конечно, помогает то, что мой муж из другой культуры. Мне действительно помогает то, что мой муж британец, и у него, конечно, тоже есть свои фобии из детства. К тому же, он старше меня на 20 лет, и здесь, соответственно, если сравнивать мое положение с его молодостью, то можно сказать, что Россия отстает от Великобритании на 20-25 лет в плане культурных изменений.

6

Если бы я превратился в гигантское растение…

Цветок какой-нибудь вкусный, который люди любят нюхать, может, роза, не знаю.

Я по национальности туркмен, но родился в Узбекистане, там жил до 14 лет, потом переехал в Калужскую область, Россия, там где-то год или чуть больше жил, потом переехал в Москву, там был где-то 6 лет, и потом переехал сюда, в Англию.

Когда началась война, я на всякий случай сделал себе Шенген, это было в двадцать втором году в марте. Мне дали визу на год, действительную до 6 апреля двадцать третьего года. Шенгенская. А потом, когда началась мобилизация, начали ко мне приходить полицейские, чтобы забрать меня на войну. Мне пришли две повестки.

В России я волонтерил в различных ЛГБТ-организациях, включая фонд «Шаги». Мы уделяли большое внимание помощи людям, которые обнаружили у себя ВИЧ, в основном это были иностранцы. В России существует закон, согласно которому иностранцев с ВИЧ автоматически депортируют на всю жизнь. В этих организациях мы помогали людям проходить анализы, получать терапию, а некоторым даже предоставляли бесплатное лечение, особенно если у них не было финансовых средств. Мы также оказывали психологическую поддержку, так как первые несколько месяцев были очень трудными для этих людей, они чувствовали отчаяние и не хотели жить. Даже если бы они вернулись в свои страны, шансы на получение адекватного и нормального лечения там были невысокими, поэтому мы старались помочь им как могли.

Приходили полицейские и говорили о войне. Я говорил, что не хочу идти на войну, Родину защищать. Надо защищать ее тогда, когда на нее нападают. А мы же… В ответ мне полетели красивые слова. После разговора с полицейским я ушел, и пошел в метро. Затем, в субботу, воскресенье и понедельник, моя мама позвонила и сказала, что военкомат искал меня. Один раз она не открыла дверь, а второй раз они оставили у двери повестку. Потом она решила сжечь эту повестку и предложила мне уехать временно, например, в Узбекистан или Турцию.

Я понял, что мне нужно что-то предпринять и куда-то отправиться. Я собрал все свои вещи, нашел обменник, хотя тогда было довольно сложно достать доллары. Затем я взял один рюкзак и вечером, к 6-7 часам, начал искать, куда бы мне поехать. Кстати в день моего отъезда ко мне тоже приходил полицейский. Сначала я рассматривал вариант с Турцией, но билеты были очень дорогими, от 100 до 200 тысяч. Это было слишком дорого. Потом я посмотрел в сторону Хельсинки, где билеты стоили около 500 долларов. Однако я также узнал, что можно попробовать перейти границу пешком, и поэтому отправился в Петербург. В пути я общался с другими людьми, и у меня получилось найти место в машине за 100 евро. С этими людьми я доехал до Хельсинки.

Тогда у меня на самом деле не было ясного плана о подаче на убежище. Хотя этот вопрос крутился в моей голове, я не решался прямо так сразу. Я просто решил попробовать поехать и увидеть, что произойдет. Пройдя границу, я остался в Хельсинки неделю. Затем отправился в Бельгию, потому что упустил свой рейс. У меня была пересадка в Брюсселе на пути в Барселону, но я опоздал на свой самолет. Поэтому провел еще 4 дня в Бельгии. Затем мой друг посоветовал мне отправиться в Барселону, где в то время было много народу. Это было время, когда я почти решил, что мне нужно подавать на убежище, так как ждать долго, и возвращаться не было возможности. У меня оставалось всего около 1500 долларов и примерно столько же в евро. Плюс у меня уже была испанская виза, и я знал, что если у тебя есть виза, ты должен отправиться туда и просить убежище.

Потом я прилетел и подошел к полицейским, сказал, что хочу подать на убежище. Я чуть-чуть говорил по-испански, но не очень хорошо. Я написал им на испанском языке, но они сказали, что это не тот адрес, и мне нужно обратиться на другой адрес. Это было в выходные, а я уже потратил много денег на жилье. В Хельсинки в первую ночь я заплатил 180 евро, так как не было других вариантов. На вторую ночь мне удалось найти жилье за 60-50 евро. У меня не работали российские банковские карты здесь, поэтому я использовал наличку. Онлайн цены казались чуть дешевле.

Даже когда я искал жилье онлайн, часто бывало так, что когда приходил, мест уже не оставалось. В Хельсинки я видел даже людей, которые вынуждены были ночевать на улице из-за холода и отсутствия свободных мест. Потом в конце я поехал в Мадрид, когда я приехал в Мадрид и обратился к полиции, они сказали, что места есть в городе, но мне нужно было зарегистрироваться онлайн. Они дали мне ссылку на сайт, где нужно было постоянно проверять наличие свободных слотов каждые 10-20 минут. Я проверял две недели эти слоты, но так и не нашел свободного места ни в Мадриде, ни в других городах по всей Испании. Это было тяжело, и мои деньги постепенно заканчивались.

У меня также были проблемы со здоровьем, и мои антидепрессанты начинали заканчиваться. В какой-то момент я вынужден был провести одну-две ночи на улице в Мадриде, потому что цены на жилье были очень высокими. Я снимал жилье за 50 евро в день, когда мог, но иногда это стоило 70, 80 или даже 100 евро в день. У меня оставалось всего несколько сотен евро, и я был в глубокой депрессии, боясь, что делать, когда деньги закончатся. В этот момент я встретил людей из России в Мадриде, которые рассказали мне, как они попали в Мадрид без визы.

Из России они купили билеты до Аргентины с пересадкой в Мадриде, но при пересадке в Мадриде они вышли из аэропорта и подали на убежище. В то время у меня иссякали энергия и ресурсы, и я погрузился в глубокую депрессию. Даже пришла мысль о том, что я не хочу жить и хотел покончить с собой, но затем я осознал, что нужно что-то предпринимать. Я рассматривал вариант покупки билета куда-либо и попытки податься на убежище в аэропорту, потому что я узнал, что именно на границе это сделать надо. Если ты не подаешь на убежище на границе, то в дальнейшем это становится очень сложным. Я обращался в организацию Красный Крест, но они тоже не могли помочь никак, я везде ходил.

Разные места, разные филиалы, разные кампусы, разные отделения… Все отказывают. Даже когда я говорю, что недавно перенес операцию и мне нужно посетить врача, потому что заканчивается мазь, которой я обрабатываю рану каждые 2 часа и еле терплю боль, они говорят: «Ой-ой, мы не знаем, мы не можем помочь. У вас есть какие-то документы, как А4, с фотографией или без фотографии?» Я говорю, что нет. И они отвечают: «Если нет, то мы не можем вам помочь». Даже другие организации, включая ЛГБТ-организацию, также отказывают, если у вас нет нужных бумаг. Даже когда показываешь российский паспорт, нет, они ужасаются и спрашивают, откуда ты. В одном из мест, где я ходил на языковой курс, даже попытались напасть на меня, как будто я террорист, когда узнали, что я из России. Я даже начал бояться говорить, что я из России.

И это было, ужас. Потом я начал ходить по разным организациям. Потом думал, что мне нужно что-то делать, так не может продолжаться, и начал смотреть билеты, куда я могу уехать и вернуться. Вот смотрю, дешевые билеты. У меня было плюс-минус 10 000 на карте в российском банке. Я смотрел в Морокко, в Алжир, где, кажется, была не нужна виза, и в другие страны. Потом начал думать, а может быть, попробовать в Англии. Там же английский, он у меня вроде бы, лучше, чем испанский. Потом смотрел билеты в Стокгольм через Лондон. Они стоили, не знаю, 8 000 или 9 000. Я думал-думал. Потом, как говорят, «У нас одна жизнь», или «Смерть один раз», решился попробовать и купил билет из Мадрида в Стокгольм через Лондон. Пересадка была, но билет я купил за 24 часа до полета.

Там были два разных перевозчика: сначала Иберия из Мадрида в Лондон, а затем British Airways из Лондона в Стокгольм. И вот был такой момент: обычно все авиакомпании открывают регистрацию за 24 часа до полета, но British Airways открывала ее за 72 часа до вылета и закрывала за 24 часа. Так что я купил билет всего за 12 часов до полета и не смог зарегистрироваться на рейс из Лондона в Стокгольм. Но я смог зарегистрироваться на рейс из Мадрида в Лондон и решил пойти в аэропорт. Думал, что, может быть, смогу пройти паспортный контроль и вернуться назад. Мне даже пришла мысль, что, возможно, аннулируют печать на посадочном талоне и отправят обратно. Позже, когда началась посадка, я осознал, что без визы меня не посадят, так как у меня был билет только в одну сторону, и у меня не было посадочного талона из Лондона в Мадрид. Я бродил между гейтами, возвращаясь туда и обратно, и всего через 5 минут до закрытия посадки рейса в Стокгольм я думал и думал что же будет.

Давай-ка попробую. Я подошел, взял посадочный билет и прошел. Никто ничего не спрашивал. Мне тоже как-то это очень странно показалось. И когда я уже прошел, я остановился там, вдруг подумал, что могут позвать назад. Но нет, никто не вызывает. Будут спрашивать, подумал я. Сейчас они спросят, где у вас билет дальше. И вот так я даже сел в самолет. Когда я сел в этот самолет, его даже задержали на 20 или 30 минут. Я думал, что, возможно, что-то забыли и сейчас меня вызовут обратно. Но нет, ничего такого не произошло. И таким образом, я попал сюда. В общем, история была тяжелой. Мне было тяжело мотаться туда-сюда, особенно в Испании. В конце концов, не знаешь, что будет, как все сложится, и что делать, когда деньги заканчиваются.

Короче, прилетел, был транзит, а потом прямо пошел на паспортный контроль, как будто у меня есть виза. На самом деле визы нету, я подхожу к офицеру и говорю: «I want to seek international protection»,  я не знаю, почему-то так сказал, а не просто asylum. И там началось! Мне кстати очень понравилось отношение, они спрашивали, как я себя чувствую, и хочу ли пить, и голодный ли я, меня очень сильно удивило это все, как будто я в ресторане. В Испании очень грубые были офицеры.

Вот, я подошел к офицеру, сказал, что я хочу просить убежище, и он начал записывать информацию от меня. Было интервью. Затем я ждал 10 часов, это было очень долго, пока не пришел таксист, забрал меня и довез до моего отеля. Мне дали папку, в которой была копия скрининг интервью и некоторые буклеты с информацией о том, куда звонить и что делать дальше. Первый отель был полон, и я еще час ждал, около часа ночи, возможно, даже 2:00. Потом меня увезли в другой отель, где нашлось место.

Там, кстати, у меня был шок. Я пришел во второй отель, а я очень устал и хотел спать, даже был готов спать где-нибудь в коридоре, прямо на полу. Но там меня хотели поселить в одной комнате с одним парнем, и он не дал сотрудникам отеля зайти, сказав, что «Я буду жить один и не планирую никого пускать в свою комнату». Он вообще не пускал никого, даже охранник пришел, и он не открывал дверь. Затем пришли ко второму парню, и он еле-еле пустил их.

Даже потом, я там себя чувствовал, будто вместе поселились один израильтянин и другой палестинец. Вся комната казалась его, и мои вещи он не давал нигде ставить. Он курил и смотрел телевизор до двух ночи, как будто он живет у себя, а меня там вообще нет. Вот такое отношение.

После того, как я почти бомжевал в Испании, приехав сюда и увидев, как тут живут беженцы, я думал даже, что они как-то платят за это место, так они себя ведут нагло. После этого у меня, честно говоря, появилось очень негативное отношение к беженцам, потому что все они живут здесь бесплатно и еще блять требуют большего.

Не знаю, честно говоря, мне до сих пор очень сложно понять это. Этот отель был в Кроули, недалеко от аэропорта Гетвик. Это был хороший отель, «Редисон» с четырьмя звездами, и я прожил там 10 месяцев. Затем я сам переехал в Лондон, к друзьям. Кстати, когда меня поселили с одним парнем, я сразу сказал ему, что я гей. Он начал говорить мне, что не любит и ненавидит геев, задавал разные вопросы, почему я гей, зачем, и я начал бояться его. Я сообщил об этом на ресепшене, что мой сосед не терпит геев, и мне страшно от него.

Потом меня переселили, и через 2 дня я стал жить в отдельной комнате. На самом деле, я предпочел бы жить не один, я бы хотел иметь соседа, с кем можно было бы жить вдвоем, но чтобы не попадаться на такого человека, который ненавидит геев и считает, что все пространство его. Сейчас у меня нестабильное состояние, и неясно, что ожидать в будущем. Хорошо, что я хожу на курсы английского три раза в неделю и посещаю различные благотворительные организации, чтобы общаться, заводить друзей и знакомиться с местными ребятами.

7

Если бы я превратилась в гигантское растение…

У меня в мозгу почему-то сразу появился образ венериной мухоловки. Но при этом венерина мухоловка с очень красивым и большим цветком, который редко цветет. Растение, способное все равно существовать без необходимости поедать мух и насекомых. Это очень странно, на самом деле. Просто она выбирает путь насилия, хотя поглощение этих насекомых не всегда приносит ей пользу. Наверное, в некотором смысле это как-то характеризует меня.

В России для транс-людей есть только два пути: либо идти в эскорт, либо заниматься вебкам-шоу. Безусловно, исключения тоже случаются, но они, как правило лишь подкрепляют правило. В действующей там реальности для транс-людей нет места. Мы действительно ощущаем себя лишними, и я бы была очень удивлена, если бы кто-то из вас мог привести пример успешной работы транс-персоны в России.

Да, конечно, в какой-то мере мне повезло, и я оказалась тем самым исключением — было бы глупо принижать свой талант, мозги и харизму. Но реальность России такова, что ты можешь быть бесконечно одаренным, но успех не придет, если родиться не в том месте и не в то время. Многие думают, что в мире искусства или в модной индустрии дела с принятием обстоят лучше, но это тоже далеко не так. Поэтому я не хочу никого осуждать или жалеть за их выбор, а это все-таки выбор. Как знать, возможно, мне было бы легче и проще, приняв решение плыть по течению, приняв ненавистные реалии. Но как бы то ни было, нужно понимать, что транс-люди в России именно выживают, стараются делать все возможное и невозможное, чтобы не сдохнуть с голоду и быть теми, кем они являются. Я же приняла решение, попросту не отсвечивать — мало кто вообще знает, как я выгляжу, и кем я на самом деле являюсь — так проще. Часто бывало так, что берясь за новый проект, мне было некомфортно встречаться с заказчиком. Всегда был какой-то страх. «А если кто-то поймет? Что произойдет, если это случится?» и так далее. Хотя, по большому счету, ни голос, ни внешность или манеры меня не выдают. Помимо этого я никогда не сидела на гормонах и не делала себе операции, да и не хочу, собственно говоря.  Но нарастающей страх от всех новых законов, неудачи в личной жизни или карьере все чаще вызывали в моем сознании вопрос «Может сбросить себя до «заводских настроек»? Может тогда я буду счастливее? Может тогда будет меньше проблем?». Но я понимаю, что тогда это буду уже не я, и я не хочу потерять себя.

Говоря о проблемах ментальных, не стоит забывать и о насущном. Вопрос финансового благополучия всегда остро стоит, независимо от того, кто вы и как вы идентифицируете себя, и кем бы вы ни хотели быть, но деньги всегда играют значительную роль в нашем мире. От этого никуда не деться. И, несмотря на все мои устремления и желания, оказавшись здесь, я понимаю, что не могу сразу найти высокооплачиваемую работу, которая позволит мне зарабатывать от 4.000 фунтов в месяц и полностью покрывать все расходы. И естественно, как бы мне это уже не надоело, как бы я от этого уже не устала, но режим выживания нужно продолжать.

Вообще, я стала задумываться о возможности миграции много лет назад, но часто либо не хватало смелости, либо не было пинка под задницу, чтобы действительно взяться за это. Однако, когда началась мобилизация, 21 сентября, хорошо помню эту дату, я была у подруги. Мы проснулись, и первой новостью, с которой мы столкнулись, была мобилизация. Естественно, у меня не было времени на раздумья, не было возможности разглядеть ситуацию более трезво и взвесить все «за» и «против». Я впала в истерику — слезы, сопли и все это прочее. У меня много друзей за пределами России во всем мире, и в этот же день мне купили билеты из Финляндии в Германию. Я собрала вещи, завершила некоторые неотложные дела в России, и уже 23 числа пересекла границу с Финляндией, а 24 приземлилась в Германии, где пробыла практически 3 месяца, пока действовала моя туристическая виза. Я искала все возможные способы того, как остаться в Европе, как не возвращаться в Россию. Безусловно, все это было очень тяжело, нервно и, конечно, тревожно. Я поняла, что у меня нет хороших вариантов в Евросоюзе, нужно было придумывать что-то еще. Конечно, больше всего мне хотелось в Лондон. Я просто влюбилась в этот город и эту страну, после первой поездки сюда много лет назад. Так я нашла визу Global Talent. Я человек из мира искусства — художник-график, талантливый мейкап-артист (терпеть не могу слово «визажист», оно отдает ремесленничеством), конструктор одежды, преподаватель.

Когда у меня заканчивалось разрешение на пребывание в Германии, которое, в сущности, давало мне всего 90 дней, нужно было решать, куда двигаться дальше. Вариант отправиться, например, в Турцию, Армению, Грузию или Казахстан я не рассматривала, так как пребывание там было бы для меня не особо безопасным. Поэтому я приняла для себя, что будет логичнее подготовить все необходимые документы и подать заявку на визу именно из России. Так я вернулась в Санкт-Петербург. Собственно говоря, уже именно из Санкт-Петербурга я прилетела сюда в Лондон.

На самом деле, я сейчас нахожусь в режиме энергосбережения и, в большей мере, провожу время дома. Это, конечно, звучит довольно смешно — перебраться в другую страну и никуда не ходить. Я оказалась в городе моей мечты, но я далеко не тот человек, который постоянно бродит по музеям и выставкам. Конечно, у меня бывают такие настроения и желания, но мне всегда было интереснее наблюдать за жизнью изнутри. Когда я встречаюсь со своими друзьями, которые уже долго живут здесь, я часто иду в бары или другие заведения, чтобы наблюдать за тем, как живут люди, как они ведут себя, разговаривают, двигаются и выглядят. Это для меня намного интереснее.

У меня никогда не было особо близких отношений с семьей. У меня есть мама, есть отчим. Родного отца я никогда не знала. У меня также есть младшая сводная сестра, и разница в возрасте между нами довольно большая, 12 лет. Отношения с отчимом были кошмарными, действительно ужасными, потому что он был абьюзером и газлайтером. Он часто мог позволить себе распускать руки на фоне проблем с алкоголем. Со временем ничего собственно и не изменилось.

Когда я не видела поддержки от своей матери и какой-то защиты, это, безусловно, не могло не повлиять на мою психику и на развитие мощного, сильного и надежного женского персонажа, который мог бы заботиться обо мне, защищать меня и укрыть меня от всех этих проблем. Такой вот сложный механизм психологической защиты. В какой-то мере я понимаю, что тот облик, который у меня есть сейчас, это тот самый женский персонаж, защищавший меня в детстве. Я вырастила его в себе и в настоящее время воплощаю его. Поскольку я никогда не была особо близка к своей семье, они до сих пор не знают, как я выгляжу, и не знают о моем выборе трансгендерного процесса. Мы не виделись с ними около 11 лет. Я не жалею ни о чем, потому что понимаю, что поезд уже ушел и мало что можно уже изменить.

В последнюю нашу встречу мама с сестрой приезжали ко мне в Санкт-Петербург. Это был спектакль, прямо-таки цирк. Когда они сообщили о своем решении приехать ко мне, я уже была тогда на серьезной такой стадии транзишена, и не носила мужские вещи — из них осталось, наверное, всего пара толстовок, трусы, вот и все. Естественно, я подрываюсь, ноги в руки, объезжаю всех своих друзей мужиков, собираю их вещи, забиваю ими свой шкаф, а все женские шмотки я засовываю в шкаф подруги, с которой мы на тот момент снимали квартиру. Она ржет, я в шоке и не понимаю, что мне делать вообще в этой ситуации. Так или иначе визит мамы с сестрой тогда прошел абсолютно безболезненно. Никто ничего не понял, никто ничего не прошарил, но стресс конечно был невообразимый. 

Конечно, моя семья могла догадываться о моей гомосексуальности. И моя мама, где-то глубоко внутри, может и осознает это, но она никак не может помыслить о моей трансгендерности. И вот что я заметила, что в русскоязычном сообществе да и, на самом деле, во всем мире людям, семьям легче понять и принять гомосексуальность, чем трансгендерность. Это, безусловно, вызывает недопонимание — ведь я такой же человек. Вообще людям я всегда представляюсь, как трансгендер — так им проще идентифицировать меня, да и мне не нужно силиться объяснять, как я устроена, что в действительности я из себя представляю. Несмотря на все это, в Англии я чувствую себя ментально более комфортно. Я понимаю, что здесь я могу быть самой собой и не беспокоиться о том, что кто-то заметит что-то странное или отличное во мне.

Помню в Питере еще в студенческие годы я была с подругами в клубе, естественно денег тогда особо не было, и что греха таить, мне достаточно было выйти на танцпол, чтобы вокруг меня моментально собралась стайка каких-нибудь мужиков с недотрахом. У таких в голове всегда что-то вроде «Ох, вот сейчас вот подсниму телочку. Сейчас мне нужно ее будет только напоить». И ведь никто из них не думал о том, что тебе придется платить за еще двух ее подруг. Так или иначе, они начинали со мной знакомиться, угощали алкоголями, и когда речь заходила на тему  «поехали ко мне, да поехали ко мне», я, естественно, съезжала и ничего дальше и не происходило. Но однажды один очень настырный человек, просто вот максимально настырный человек, сумел-таки взять мой номер —  начал названивать, написывать.

Я понимала, что стоит признаться, потому что скрывать определенную информацию о себе ни к чему хорошему явно не приведет. В телефонном разговоре я сказала ему, что, мол, есть одна вещь, после которой он, вероятно, перестанет со мной общаться. Он спросил, о чем речь, на что я предложила ему попробовать угадать. И он с первой попытки выдает мне, что я — парень. При всем этом у него начинается отрицание: он не поверил и бросил трубку. Спустя 10 или 15 минут он перезвонил и спросил, что я делаю на следующий день. Я ответила, что иду на работу — тогда я работала продавцом-консультантом в магазине косметики. Он сказал, что приедет ко мне на работу и вновь бросил трубку. Я впала в ступор. «Вот пиздец, где были мои мозги, какого хера я вообще ему сказала, где работаю». На следующий день, когда я стояла и продавала косметику, вдруг открывается дверь, и он заваливается с цветами. 

Слушай, конечно, это было мило, и всяко лучше, чем-то, на что моя фантазия была способна. Так или иначе мой шок в тот момент было очень сложно передать. Он подходит ко мне, улыбается и говорит: «Привет». Я отвечаю: «Привет». Он спрашивает: «Ты серьезно?». Я отвечаю: «Ну, я же тебе сказала». Он говорит: «Не верю». Тогда я предлагаю ему дать мне руку, которую я кладу себе на грудь и говорю: «Ну, теперь веришь?». Он впадает в ступор на несколько секунд, потом смотрит на меня с выражением сожаления и грусти в глазах и говорит: «Предупреждать надо», разворачивается и уходит. А ты стоишь и думаешь, что это сейчас вообще было?

Вообще, построить отношения с кем-то всегда сложно. И совсем не важно, как уж ты себя идентифицируешь. Очень часто я чувствую себя всего лишь объектом, меня не воспринимают, как личность, а скорее как вещь, чей-то фетиш. Когда я жила в Санкт-Петербурге, разумеется, у меня были отношения, ну, или я так считала. Не сложно догадаться, что ничего серьезного из этого не вышло, но я действительно любила этих людей, проникалась ими, а впоследствии пыталась найти причину и изъян в себе. Знаю, что это все глупо и зазря, но поняла я об этом только после работы с психоаналитиком. Особенно после работы с психоаналитиком. «Ну блядь, это же не моя проблема! Это просто человек так устроен, такое уж у него мировоззрение!». Ведь правда, моему, ужас какой, потенциальному партнеру, спутнику жизни может быть комфортнее со мной, чем с любой из его прежних цисгендерных девушек, но его зашоренность и стереотипное мышление очень сильно влияют на его восприятие.

В последний год в Санкт-Петербурге я встречалась с одним молодым человеком. Такие friends with benefits. При этом между нами все началось с Friends, а не с Benefits, как это часто бывает. Но речь сейчас не об этом. Вот встречались мы, бары, рестораны, кино, и вот он оказался у меня. Само собой, я была вся, как говорится «каблучки, макияж, это день наш». И вот он остается у меня на ночь, а утром, разумеется, я выгляжу совсем не так — меня не красит утро, я красивая попозже (оно никого не красит, по-моему). И для меня было большим шоком, что он не отпрял, а провел со мной еще целый день. Естественно, я не красилась, ничего не делала, но он продолжал быть со мной. Мы обнимались, целовались, у нас был секс, и я, честно признаться, охерела в тот момент.

Хочу сделать оговорку: моя объектизация среди мужчин, как и у большинства трансгендерных людей, связана исключительно с сексом. Трансгендерные девушки предпочитают быть пассивными и выбирают агрессивную роль для своих партнеров. В моем случае, я выступаю в активной роли и часто в доминирующей позиции, это опять же очень сильно дает о себе знать в момент знакомства с человеком. Внешность так же играет огромную роль. Она культивируется в абсолют. Поэтому зачастую мужики, с которыми я встречалась, после наших свиданий и секса, быстренько давали по съебам, удовлетворив свою ментальную жажду. Но почему в случае с этим парнем все было иначе? Его не смутила моя настоящая внешность, ему было просто хорошо и комфортно со мной. Это было настолько трепетно в тот момент, и я поняла, что он меня принимает такой, какая я есть. Ему было абсолютно не важно, как я выгляжу, и это было для меня очень важно.

А вообще, с каждой неудачной попыткой отношений, ты чувствуешь, как внутри становишься все более черствой, как будто какая-то часть тебя погибает. Но, несмотря на это, внутри все еще живет это маленькое романтичное, теплое существо, которое не перестает надеяться. Надеяться, что ты встретишь того самого человека, который примет тебя такой, какая ты есть. Надеяться, что тебе будет комфортно рядом с этим человеком. Надеяться, что вы сможете построить счастливое будущее и жизнь вдвоем, потому что в конечном итоге у тебя есть право на счастье и на любовь.

8

Если бы я превратилась в гигантское растение…

Такой большой дуб, вот такой с огромными ветвями, многолетний, прямо ух стоит, под ним можно укрыться, его видно отовсюду, вот мне кажется, что дуб — это я.

Я родилась в России, но у меня действительно очень разнообразный бэкграунд. С одной стороны, у меня большая польская семья, а с другой стороны, у меня большая еврейская семья. Я посещаю синагогу и идентифицируюсь как иудейка. Кстати, я пою в хоре синагоги. Когда я принимала решение начать ходить в синагогу, я искала место, которое было бы максимально дружелюбным к ЛГБТ+ сообществу. Поэтому сейчас я отношусь к либеральному течению иудаизма.

Я нашла, собственно самое развратное с точки зрения всяких ценностей комьюнити, то есть — это синагога, которую основали суфражистки, вернее одна суфражистка, которая вот нашла человека с деньгами, и они построили синагогу в Лондоне, и там все началось с того, что они, по-моему, вообще совершенно не разделяли женщин и мужчин, что в общем происходит до сих пор в ортодоксальных синагогах, а вообще много всякого там интересного они напридумали у нас.

Вот именно из этого места потом произойдет либеральный иудаизм, как направление. А там же был первый межконфессиональный брак, то есть свадьба между, с одной стороны, мусульманами, а с другой стороны, евреями, насколько я помню. И мне вот этот вот подход к жизни очень нравится, потому что больше всего мне нравится в этой синагоге то, что там как бы никто не докапывается до меня, во что я реально верю. На прямой вопрос, верю ли я в Бога, мне сложно ответить.

Когда началась война в Украине, полномасштабная, это было одно из немногих мест, где мне казалось, что меня понимают, и люди понимают мою боль. Потому что евреи, вообще они в сложной ситуации находятся в связи с конфликтом, с войной между Россией и Украиной, так как у всех есть родственники и там и там, у всех кто-то жил и там и там. У моих евреев, кто-то жил и там и там, в южной России и в восточной Украине, потому что туда согнали всех евреев благодаря прекрасной, замечательной политике нашего царя. И собственно, они все там оказались на этой самой линии. И вот поэтому, как бы, мне не надо было объяснять, что происходит сейчас у меня и почему я в абсолютно таком ошарашенном состоянии. Потому что в той синагоге, я думаю, там в любой синагоге Лондона были люди, которые находятся в таком же положении.

Им не надо как-то это объяснять, и это было очень важно. Кстати говоря, еще такой момент был на Прайде, когда именно вот для меня настоящий Прайд был. Когда я пошла на службу накануне Прайда, и там просто прикольные чуваки рассказывали какие-то свои истории. А потом выступал хор ЛГБТ, хор, который не еврейский, а просто ЛГБТ, и который на следующий день выступал ровно так же на Прайде. То есть, это точно коюнити, и я знаю, примерно, какие ценности у этих людей, которые туда приходят. Мы там можем не соглашаться во всем политически, но по крайней мере, я знаю, что мы отталкиваемся от примерно одних и тех же догм с разной степенью силы в нашей жизни.

Именно, по крайней мере, я могу соприкасаться с идеей, что убивать плохо, и зазывать других людей в свою религию — это тоже плохо. Ведь например, иудаизм не занимается тем, чтобы привлекать к себе новых последователей. Наоборот, очень сложно стать частью этих религиозных сообществ, так как есть много барьеров, которые нужно преодолеть, прежде чем тебя признают иудеем или евреем.

И мне там это очень нравится, то есть это просто место, куда я могу прийти, отдохнуть, почувствовать себя полезной. Я пою в хоре, и когда-то я пела в католическом хоре, а теперь я пою в хоре синагоги. Это чувство обязанности перед комьюнити, что кто-то должен спеть, кто-то должен сделать эту саму атмосферу красивой. Там еще маму надо обрадовать, чтобы она обязательно посмотрела, и мама очень гордится мной. Это как бы единственная возможность применить мое умение петь ртом, хоть не очень профессионально, но при этом получить удовольствие. Моя девушка, которая не еврейка, тоже стала ходить в синагогу, и она не планирует делать гиюр, ничего такого, но она помогает там, тусит с беженскими детьми.

Очень приятно, это комьюнити, это люди, и наверное даже есть какое-то чувство безопасности и уютного дома вдали от дома. У меня, как и у вас товарищи, возник какой-то кризис, связанный с понятием «дом», так как я не могу поехать в Россию, а половина моей семьи уже уехала из России. Я сейчас живу в Англии черт знает сколько и мои друзья разъехались в разные стороны, все кого я знала в России, не в России. И в этот момент, когда я нахожусь в синагоге, я понимаю, что здесь собрались люди, у которых, как и у меня, много поколений переезжало из места в место. Каждое поколение в нашей семье оказывалось в новом месте, и теперь это пришло ко мне. И когда я нахожусь в синагоге, я задумываюсь, что, возможно, здесь можно найти свое место и смысл жизни. Это какое-то особенное чувство.

Сейчас, в текущем конфликте в Израиле-Палестине, в лондонском комьюнити, а может быть, и в британском или западном комьюнити, в целом, я замечаю, что некоторые люди сорвались с цепи и все исламофобы, все антисемиты и все просто долбоебы  выскочили и топят какую-то пургу, и это пиздец, это пиздец. Это первый раз за все эти годы, когда у меня есть такое сильное еврейское комьюнити вокруг меня и я первый раз чувствую себя даже относительно спокойно.

Я сейчас живу на северо-западе Лондона. А оказалась я в этом городе 9 лет назад, в этой стране 12 лет назад. И оказалась я здесь потому, что до этого я училась в Москве — в одной московской школе. Потом появилась возможность поучиться за границей, и после десятого класса я приехала в Англию. С тех пор я здесь и нахожусь. У нашей семьи были какие-то деньги, и можно было меня на них сюда отправить.

Я училась в школе, где было, я бы сказала, очень большое интернациональное учебное заведение. При этом, она немного напоминала тюрьму. Мне всегда было неловко говорить об этом, так как это была частная школа в Великобритании, в Абердине. Однако частные школы в Великобритании иногда напоминают тюрьму, и это действительно странно. Самым странным было то, что именно в этой школе я впервые столкнулась с настоящей гомофобией. Несмотря на то, что школа находилась в Великобритании, в ней почти не было британцев. Половина учащихся была русскоговорящей, включая россиян, украинцев, казахов и других. Там также училось много студентов из Гонконга и других стран, так что все были иностранцами.

Все как бы плюс-минус общались внутри своей диаспоры, и практически сразу, когда я туда приехала, я услышала, что кто-то там произнес слово «пидор» или что-то подобное. В то время у меня уже была девушка, но я как бы не была очень уверена в своей ориентации и не делала никаких каминг-аутов.  В этот момент я сказала, что не надо при мне употреблять подобную лексики на русском языке в британском городе. На следующий день вся школа, особенно русскоязычная часть, пришла к выводу, что я, конечно, лесбиянка, поэтому со мной не стоит как-то связываться и разговаривать.

В первый триместр, когда я приехала сюда, у меня вообще не было друзей. Позже, спустя несколько месяцев, стало ясно, что это связано с тем, что все предполагали, будто я лесбиянка. Но поскольку у этой гипотезы не было дополнительных подтверждений, все как-то постепенно перестали обсуждать это, и мой первый опыт в ЮК был именно такой.

Школа действительно напоминала тюрьму, и в ней существовали странные порядки. Во-первых, по какой-то непонятной причине в этой школе была официальная курилка. Это было место, где было четыре стены, похожие на комнаты для студентов, и все эти комнаты выходили во внутренний двор, где находилась курилка. Именно на этой курилке происходила вся жизнь школы. Здесь все общались, дружили, развивались драмы, обсуждались слухи, и очень важным было, с кем вы здороваетесь.

Действительно, в этой школе было очень важно, кто с кем разговаривает, и кто кого избегает. В моей ситуации, меня практически все сторонились, особенно вне уроков и учебного процесса. Кто-то изредка мог поздороваться со мной очень нейтрально, но когда я пыталась подружиться с кем-то, то сразу создавалась большая дистанция.

Я помню, что однажды кто-то сказал мне что-то вроде «отстань от меня, мерзкая лесбиянка». И еще я слышала историю о парне из восточно-европейской страны, который был открытым геем и, очевидно, из продвинутой семьи. Однако он попал в эту патриархальную систему ценностей в круге общения в школе, и его изолировали. Ему не жали руки, плевали на его ботинки, и говорили, что не будут разговаривать с «пидором», спрашивали «Отсосешь ли ты мне или нет?». Что-то там прямо вот какая-то такая вот фигня была. Но в целом был вайб, что геи мерзкие, и очень было неприятно, моим однокашникам, что они живут в городе, где мужики целуются на станции, за ручку держатся. В первый год из трех в этой школе я ушла в себя, очень расстроилась, потому что я думала, что я еду в такой Хогвартс, а я приехала совсем не в Хогвартс абсолютно.

Я как-то немножечко переосмыслила после первого года, вообще с кем я общаюсь и почему, съехала из школьной общаги, плюс мне исполнилось 18 лет, и мне можно было уже снимать собственную квартиру. Я снимала собственную квартиру, нашла новых друзей в этой же самой школе, которые пришли в следующем году без всей этой драмы. Опять же я не делала никаких каминг-аутов. В этот момент я начала фактически жить двойной жизнью, где я тусила активно с русскоязычными в пятницу, субботу и понедельник, а  во вторник, в среду и в четверг я шла соответственно в какой-нибудь гей-бар или гей-клуб и тусила там сама.

Вот и в этот же момент у меня начались отношения с той самой девочкой, с которой мы одновременно переехали в Англию. И вот, как-то, в общем, да, я просто как-то держалась в стороне от основной школы. У меня были какие-то друзья, и с ними я до сих пор общаюсь, с теми, кто из них остался в этой стране.

А потом следующее, что произошло, третий мой год пришелся на 2014. Там случился Крым, а также закон про гей-пропаганду тоже был. В тот момент я как-то уже совсем офигела, и вообще стала сильной независимой, и решила отрезать всех людей, которые вот были в в моем общении, которые поддерживали гомофобию и «Крым наш», но так начало конечно было очень так себе.

А вот сейчас, спустя годы, я живу так, как хочу. Живу со своей прекрасной британской девушкой, с которой мы уже несколько лет вместе. Я меньше парюсь по поводу всего. Были попытки найти себя — карьерно, личностно, даже религиозно. Я поменяла круг общения и волонтерство. Сейчас я занимаюсь антивоенным активизмом. Профессию я тоже поменяла после школы, закончила университет, пережила депрессию, поработала в баре, а затем переучилась на программиста. Теперь я программистка, и все еще нахожусь в поиске. Все меняется со временем, но, в общем, я, наверное, довольна. Не знаю, что будет дальше, но точно знаю, что будет лучше, и точно не будет так, как сейчас.

С девушкой мы находимся в полиаморных отношениях, где наши отношения — основные. Мы как бы основной юнит, живем вместе и ставим друг друга на первое место с точки зрения приоритетов. Условно говоря, если один из наших партнеров пригласит нас на Рождество, и мы пригласим друг друга, то мы идем друг к другу на Рождество. Другому партнеру, возможно, придется это как-то потерпеть.

Я не была до этого в полиаморных отношениях, более того, у меня были истории с изменами мне. Но это совершенно не то, что мне как-то казалось, что это вот мое. Потом как-то время шло, потом я как-то влюбилась и поговорила со своей девушкой. Сказала, что типа, вот такие дела. Мне очень нравится чувак, а я думала, что ну, может быть, я там с ним замучу один раз и все, потому что это как бы не была такая большая проблема. А тут мне прямо понравился чувак. Я понимаю, что вроде как я ему тоже нравлюсь. И после этого я поговорила с чуваком, сказала: «Ну, ты же знаешь, что вот у меня вот полиаморные отношения. Не знаю, насколько там ты понимаешь, что это, но давай встречаться». Вот и собственно, так у меня появился второй партнер.

И третий партнер у меня потом уже появился при помощи замечательного онлайн-приложения Feeld. Мне очень нравится Лондон, во-первых, потому что здесь есть так много интересного, а во-вторых, это действительно особенное место. Когда люди узнают, что у меня с девушкой полиаморные отношения, у них всегда возникают вопросы, типа «А вы не ревнуете?» или «Как это работает?». И, знаете, между собой они обсуждают все это, но, честно говоря, таких вопросов не так уж и много. В целом, я думаю, что это часть удивительной реальности Лондона. Здесь встречаются разные люди, которые занимаются разными интересными вещами, и иногда это может быть непонятным для других, но это — часть этой уникальной атмосферы. Ты также можешь найти здесь людей, которые разделяют твои интересы, и при этом не получить много хейта от окружающих. Хотя, как я слышала, там в России теперь тоже вроде как такое популярно.

В Лондоне, где я живу, у меня есть лестничная клетка с четырьмя квартирами. Рядом со мной живет очень пожилая греческая бабушка, которая, кажется, не слышит ничего из того, что происходит в нашей квартире. Напротив нас живут два молодых парня, которые, по всей видимости, просто друзья и снимают квартиру вдвоем. Один из них, как я понимаю, работает как caretaker в здании, где я живу. Кроме того, у нас есть нигерийская пара, которая тоже молодая и снимает квартиру в нашем здании.

Мы — интернациональная лесбийская пара, и это такой Лондон, где разные люди с разными историями и культурами уживаются друг с другом. Мне очень нравится, что здесь можно быть самим собой и не бояться быть уникальным и ебанутым. Это действительно удивительное место, где все находят свое место.

В будущем, я надеюсь дожить до первого гей-парада на Красной Площади. Может быть, у меня будет семья, может быть, у меня будет ребенок. Тут удобно сказать «несколько лет», потому что никто не знает, что подразумевается под этим выражением. Может быть, это будут 3 года, может быть, 9 лет, и все это будет считаться «несколько лет». Но в какой-то момент, я надеюсь, что у меня появится ребенок, и у меня будет стабильная жизнь, плюс-минус. Я конечно 12 лет здесь живу, с другой стороны может быть уже стоит что-нибудь еще попробовать. 

Пока не упала атомная бомба, будем жить.

СКАЗКА

1

Гигантская розовая голова со змеиным языком находится в определенном месте и вращается. Получается, что мы все смотрели фильм «Барби». В центре этой вселенной Барби стоит эта розовая голова с языком, и она вращается, как карусель, лицом наружу. И вот сюда приносят старых кукол на утилизацию. Она хватает их своим змеиным языком и поглощает их. Таким образом, она утилизирует вещи в своем «Барби-лэнде», вместо того чтобы их хоронить.

2

Периодически эта голова совершает путешествие к своей лучшей подруге и пьет у нее чай. К чаю подают мармелад из печени Кена.

3

После того, как розовая голова съедает мармелад из печени Кена, она превращается в огромное розовое чудовище с огромным членом, затем, нежданчик, как у Чингисхана, оно начинает насиловать всех Барби женского пола, что там есть. Потом у них рождаются мальчики Кены, дети Кены.

4

Кены, которые родились от этого чудовища и Барби, свергают это чудовище и строится какой-то новый мир без дополнительного негатива, и эти Кены борются за права женщин, вот заебись.

5

Все продолжили жить в счастье. Женщины будут бороться за права Кенов, и в целом такой мир меня устраивает. Такое ощущение, что голова умерла, ее убили. Кены осознали, что делать, и все в принципе хорошо в этом мире, но только можно стены перекрасить из розового в зеленый, потому что слишком много розового. Мне как-то не нравится слишком много розового. Поэтому розовое солнце закатилось и стало оно зеленое, цвета морской волны, сине-зеленое.

6

Пришли молодожены, отпраздновали свою свадьбу, и все, happy end. Люди аплодировали им, и молодожены поцеловались.

7

Но то самое розовое чудовище никуда не делось, оно до сих пор находится, выжидает и думает: «А что же я сделаю с ними, а как же я их накажу?»

8

Одним прекрасным вечером розовая голова находится в своей секретной лаборатории и там выкачивает из своего тела субстанцию из сломанных Барби, для того, чтобы построить мега сломанного трансформера Барби и наказать этот несовершенный мир, но об этом мы узнаем в следующей серии.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Женя

Если бы я превратился в  гигантское растение…

Думаю, что я был бы каким-то упавшим деревом, которое очертаниями немного напоминает человеческое тело. Дерево лежит где-то в прохладной лесной глуши, вывернутые корни торчат из земли, но скоро весна и клейкие листья на чуть сломанных, но еще живых ветках, все равно скоро раскроются.

Меня зовут Женя, я драматург и художник, но серьезно документальной драматургией никогда не занимался. «Содружество эмигрировавших квиров» — это пожалуй один из самых трудных и интенсивных проектов, в котором я когда-либо участвовал. Я и Влада взяли 8 длинных (от 2 до 3 часов) интервью у людей с самым разным бэкграундом, достатком, уровнем удачи. Сначала мы хотели сделать пьесу о русских квирах, которые проживают в Великобритании, но с первого интервью поняли, что мы совсем не помещаемся в эту рамку, и на самом деле записываем истории о русскоязычных квирах по разным причинам покинувших свои страны и строящих свои новые жизни в новых странах. 

Мне очень ценно, что мы взяли эти интервью до 30 ноября 2023 года, то есть в каком-то смысле, зафиксировали навсегда ушедшую «доэкстремистскую» (для РФ) эпоху. При проведении интервью лично я столкнулся с тем, что наверное можно назвать «ощущением конечности внутренних ресурсов для переживания», очень тяжело пропускать через себя человеческие жизни, вне зависимости от того какими событиями они наполнены. Человеческое присутствие опустошает и вдохновляет одновременно. И поэтому я очень рад, что наш фокус был больше направлен не на акты агрессии и преследований (хотя куда без этого), но больше на уникальность жизненного пути каждой и каждого, отважившихся пообщаться с нами под запись.

Владислава

Если бы я превратилась в  гигантское растение…

Перебираю в голове мои знания флоры. Все эти березки, дубы, лианы  — я осознаю, что являюсь кактусом, одиноко стоящим в углу пустыни, не сломленный невзгодами. А потом раз в пятнадцать лет он цветет яростно, буйно,  и неостановимо. Если у кактуса нет земли для корней, он растет вверх, всё выше и выше, в ожидании дождя. Иногда достаточно всего лишь одной капли, и этой капли достаточно чтобы засцвел цветок. А цветок какого цвета? Пусть будет белый, как снег.   

Меня зовут Владислава, я маркетологиня, переводчица, активистка. Очень давно у меня был опыт работы редакторкой в одном маленьком издании, хотя серьезного опыта в этой сфере у меня нет. 

Вместе с Женей мы увлеклись идеей настолько, что проводили по 20 часов в неделю за интервью. Некоторых героев я знала лично, других — нет, но теперь все они стали частью меня. Мы смеялись и плакали вместе, пытаясь проникнуть в глубину чужой души.  В каждом человеке, даже на первый взгляд обычном, скрывается целый мир, и мы лишь слегка приоткрыли этот занавес. В поисках общего в разнообразных историях, мне казалось, что в каждой из них присутствовало очень много любви.

В процессе работы над проектом был принят закон, признавший ЛГБТК+ движение в России экстремистским. Когда приняли закон, я провела день в слезах. Наш проект дал мне многое, но и я отдала ему часть себя, веря, что любое творение — это обмен энергией на молекулярном уровне эмоций. Так у нас появился документ о том, как в нашей стране умирает свобода любить.