Что такое автофикшн?

Автофикшн — это жанр пересечения, который сочетает в себе мемуары и художественную прозу. В результате получается гибридное произведение, включающее в себя заметки, эссе, бессюжетные истории. По форме это скорее репортаж происходящего через внутреннюю линзу автора и исследование самого себя с помощью текста.

***

Барт в эссе «Смерть автора» пишет, что «в письме уничтожается голос, в момент отсоединения голоса от источника», но это происходит в жанре романа, в процессе обычного повествования. Здесь Барт задаётся вопросом, чей же голос мы в итоге слышим в новелле «Сараззин»: Бальзака-индивида, героя, Бальзака-писателя. В романе мы доподлинно не можем расшифровать чей голос сейчас звучит — традиционный жанр романа уничтожает понятие о голосе, источнике и субъективности.

Автофикшн же представляет собой антипод письма, мы точно знаем кому принадлежит голос, чьи реальные события через призму субъективности мы (как читатели) сейчас воспринимаем. Автофикшн — в каком-то роде даже телесен, рассказчик проступает сквозь текст вместе со своими мыслями, страхами, переживаниями. Этот жанр, форму текста можно определить как говорение, рассказывание историй, как крах привычной символической повествовательной сюжетной системы, синтаксиса, пунктуации. Здесь проходит тонкая грань между реально произошедшими фактами и выдумыванием/разгадыванием этих фактов реальности — через инструмент саморефлексии и осмысливания других текстов и эссе.

«Объяснение произведения всякий раз ищут в создавшем его человеке»

Р. Барт, Смерть автора

А что, если в какой-то момент читатель перестаёт нуждаться в объяснении? Это происходит тогда, когда сам текст — это письмо объяснения. В тексте Одри Лорд «Зами: как по-новому писать моё имя», жанр обозначен как «биомифография», текст на стыке мемуаров и автобиографии, который повествует о взрослении Чёрной квир-женщины в США. Лорд объясняет через свой текст, что значит быть Чёрной, объясняет свою альтернативную реальность происходящего, расшифровку реальных фактов, которые связываются в историю опыта субъекта, любовных историй, описаний встреч и разных женщин, исходя из субъективности и сконструированности образов людей, городов, мест, которые она описывает. Она является и центром происходящего, одновременно и актором, и тем, кто среди означающих событий ищет означаемое.

Свою работу «Аргонавты» Мэгги Нельсон называет «автотеорией», она пишет размышление эссе о квир-семье, о значении брака, материнства, через свой собственный опыт, через проживание своей роли супруги вместе с трансгендерной персоной Гарри Доджем. Рядом с существующими людьми, именами, местами, стоят тексты критической теории. Здесь академический текст соседствует с откровенными сценами и мыслями о романтических отношениях, об отношениях вообще, о том, как стремительно меняется смысл слов «я тебя люблю», и, если заменить все доски корабля аргонавтов, будет ли в конечном итоге это судно тем же самым кораблём?

Также и с автофикшном как с жанром — текст как стремительное изменение смыслов и их фиксация, постоянная реинтерпретация в цепочке передатчик-сообщение-получатель. Текст соткан из двузначных-многозначных символических систем, которые каждый из действующих лиц — читатель и автор, рассказывающий и воспринимающий, понимает чаще всего односторонне.

Для чего нужно рассказывание историй? Рассказывание — это не просто перфоманс автора перед читателем, но и своего рода фиксация реальности.

«Чтобы что-то отрицать, оно должно хотя бы где-то существовать»

Джоанна Уолш, раз_рыв

Означаемое и означающее складываются в момент совпадения общего нарратива и конструируемых смыслов, там, где разрывы между пишущим (говорящим) и читающим сокращаются — исторические, социальные, культурные. Вообще, автофикш — это кросс-жанр, а значит фрагментарность вшита в его основу. Это доказывает его мультимодальность. В работе Мэгги Нельсон «Синеты» текст сконструирован в виде 240 законченнных заметок о синем цвете, размышлений о любви, страдании, дружбе. Каждую можно «вырезать» из лона общего текста и рассматривать как законченное произведение, или же наоборот — интертекстуально, исключительно через призму уже-сказанного. И то, и то обеспечивает многозначность, возникновение сети смыслов — различные вариации одного и того же текста.

Также в канву повествования автофикшна вплетаются воспоминания, детали, тексты песен, картинки, критические заметки, эссе, стихи. Всё это — пространство мультимодальности, где происходит социально-семиотическое взаимодействие, развёртывание старых-новых смыслов. В отличие от «традиционных жанров», автофикшн иначе организован — это бессюжетные части, которые ведутся или обычно в виде заметок («Синеты»), или сюжетно-дневниковых частей, которые ведутся хронологически по дням (Джоанна Уолш, «раз_рыв»), либо наоборот внехронологическое повествование, организованное автором в произвольно-мемуарном варианте («Аргонавты», «Зами: как по-новому писать моё имя»). Это помогает создать иную форму организации смысла, чем в привычном «большом романе». Автофикшн — иная технология производства смыслов, здесь текст — это «субъективный мир» рассказчика, «попавший в кадр», это его голос, ощущение от соприкосновения с реальностью, её субъективное трактование, иллюстрация мыслей, артефактов. По сути — это сообщение читателю от автора, message, функция маленького медиа чужой жизни.

Однако, также как и в теории мультимодальности текст и язык всё равно является скрепляющим звеном системы модусов, так и автор в текстах жанра автофикшн является центральной фигурой. И хотя Малларме писал, что «нам стоит устранить автора, заменить его письмом, ибо письмо есть изначально обезличенная деятельность», кажется, что в автофикшне автор и есть письмо, поэтому это невозможно. Даже в сюрреализме, перебивы смысла — это сновидения, переживания, образы, которые являются особой индивидуальной знаковой системой автора, центральным звеном которой он сам и является. Сюрреализм и его инструменты существуют как разрыв смысла, но существует ли вообще единый смысл? Или всё зависит от пространства-читателя, который является сообщником сложения текста и смыслов, некой системы, где происходит сложение письма/текста/смысла заново?

Как в автофикшне осуществляется власть между рассказывающим и воспринимающим? Возможно ли в этом случае поделить агентность между автором и читателем?

Безусловно, в автофикшне рассказывающий обладает агентностью, он субъект, творящий историю, конструирующий её из фрагментов смыслов, историй, имён, на стыке реального-нереального. Путь к агентности читающего — доверие и горизонтальное выстраивание отношений. Историям нужен слушатель, нужно лицо, воспринимающее объяснение, способное принять рассказанное. Текст автофикшна — это эмоциональный разговор, реинтерпретация и трансформация сказанного и произошедшего, постоянный герменевтический круг, который возможен только при равностороннем вдумчивом отношении.

Текст автофикшна — это распространение смысла как сообщение, он мультимодален, сочетает в себе разные формы построения конструирования и по сути является особой формой манифестации субъектности — как рассказывающего, так и воспринимающего.

Примечание:

1. Ролан Барт. Смерть автора

2. Одри Лорд. Зами: как по-новому писать моё имя

3. Мэгги Нельсон. Аргонавты

4. Мэгги Нельсон. Синеты

5. Г. Кресс. Социальная семиотика и вызовы мультимодальности