Вначале было слово или о природе логоцентричности русской культуры
Идея логоцентричности русской культуры приходила в головы разных общественных деятелей и учёных на протяжении последних 50 лет. Однако до сих пор не сказано главного — в чём причина этого феномена? Я сделала некоторые наблюдения, которые, возможно, приблизят к его разгадке.
Социологи выяснили самую пишущую нацию. Огорчу вас — Россия занимает второе место. На первом месте Исландия. Почему они? Не знаю, но предположу, что в государстве, где процент образованных людей высок, экономика на подъёме, зима продолжительнее нашей, просто нечем заняться. Да, и какое там население — меньше округа Москвы.
Впрочем, о высоком уровне литературы это исследование тоже не говорит. Считать себя человеком не чуждым слова, и быть писателем — абсолютно разные вещи. Зачастую — даже не пересекающиеся. Так, в России с нулевых интернет расплодил огромное количество площадок, типа «стихи.ру», «проза.ру», жж, где любой желающий может опубликовать свои литературные эксперименты. В последние 3-4 года появились такие сервисы как «Ридеро» и «Литрес». Они позволяют почувствовать себя настоящим писателем любому графоману. Обсуждение творчества по принципу «кукушка хвалит петуха» плодит околобогемные тусовки, а дутая популярность сближает бездарности с одарёнными литераторами, увеличивает цитируемость в интернете. В наше время перепосты и цитаты — уже намёк на то, что ты писатель, факир, укрощающий слова.
Впрочем, так было не всегда. Длительное время летописцы являлись всего лишь обслуживающим персоналом власти. Первым человеком, вселившим страх в монархов, стал — протопоп Аввакум. Его «Житие», которое по сути своей — первый в России автобиографический роман, боялись и цари, и монахи, но уничтожить не решились, а подальше спрятали. Уже тогда все они понимали, какой исключительной ценности это творение. Книга написана с самоиронией и большой любовью к стране и языку. Аввакум Петров признавался: «Занеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обыкл речи красить».
Ситуация коренным образом переменилась после пересмотра взглядов самой власти. Просвещённый монарх, каким была Екатерина II, и сама писать любила, и поощряла писательский труд. Ей ли не знать, что хорошее произведение переживёт не только героя, которого прославляли, но и самого писателя. Она хотела, чтобы слово стало искусным орудием пропаганды, но встретилась с тем, что клинок оказался обоюдоострый. С Екатерины слово как таковое приобретает статус оружия: «Этот бунтовщик почище Пугачёва будет!». Реплика о Новикове всегда теперь сопровождает власть и писателей, приближенных ко двору. С неё началась эпоха слова. Но почему писатель стал Сверхчеловеком?
Памятник нерукотворный
В 1785 году Екатерина II подписала Жалованную грамоту дворянству. Согласно этому документу, представители этого сословия освобождались от порки и личных податей. Это была высочайшая милость. Люди, которые застали эпоху до и после этого документа, начали культурный подъём России и принесли победу в войне 1812 года. Следующие за ними, первое непоротое поколение дворян, стало декабристами, поэтами и писателями. Веру в богоизбранность и великое предназначение, как ни странно, зажгла официальная власть.
Вероятно, чувствуя незримую пуповину, ни один поэт, ни один писатель XIX века не противопоставлял себя государству и Родине. Даже Достоевский, которого приговорили к расстрелу, но затем отправили на каторгу, считал себя частью России и в своих книгах всегда защищал официальную власть.
Но зачем государству надо было создавать касту людей пишущих и возносить их выше себя? Если в здоровый организм попадает посторонний предмет или вирус, срабатывает иммунная система и выделяет антитела. В России, где люди длительное время делились на людей первого второго и третьего сорта, на право имеющих и бесправных, такими антителами стали пишущие дворяне. Они не смели выступить против Царя. Декабристский мятеж не в счёт: непродуманный, романтизированный и бестолковый он раз и навсегда указал место бунтовщикам. Слово заменило дело. Именно поэтому рецензентом лучшего писателя того времени Пушкина — становится сам Николай I. Своим творчеством поэт создаёт русскую матрицу, по которой затем живёт вся страна: Бог на небе — Царь на земле — между ними поэт. Он оракул и беспристрастный свидетель эпохи. Намёки на это есть в программном произведении Пушкина «Памятник».
«Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа».
О чём это? Александрийский столп — символ власти царя. Выше его только Бог, но божью власть он признаёт беспрекословно. Задачи поэта — «чувства добрые лирой пробуждать», «восславлять Свободу» и «милость к падшим призывать».
Другое знаковое стихотворение — «Пророк». Здесь метафоры настолько понятны, что расшифровывать их — только время тратить.
"И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Все последующие поэты и писатели старались соответствовать лекалам, заданным Пушкиным. Они — избранники небес, пророки; творчество — их памятники; жизнь — путь на Голгофу. Можно сказать, что человек пишущий стал совестью нации, камушком в ботинке, который не даёт покоя ни правителям, ни народу.
И при этом русская литература написана с любовью к Родине, которая, как волна, переходит к читателю. Ни за что не поверю, что вот такое Тургенев мог написать
При Чернышевском маятник качнулся в сторону. Образованных людей стало больше. Каждый хотел проповедовать, но не каждый обладал даром Пушкина или Лермонтова. Появилась большая проза, и миф, созданный «нашим всем», дополняется. Теперь писатель — ещё и учитель, мудрец, просветитель. В Ясную Поляну со всей страны едут паломники, чтобы увидеть Льва Толстого. Литература показывает альтернативные модели реальности, их невозможно попробовать в жизни, но их можно обсуждать, поэтому вокруг знаковых авторов образуются круги почитателей, похожие на секты. Литература правит умами, поскольку всё остальное по-прежнему — под запретом. Толстые журналы, в которых публикуют новейшие произведения — расходятся, как пряники на Тульской «ярманке».
Но почему не религия, не наука, а литература?
Наука и религия основываются на неоспоримых догматах. Литература вовлекает читателя, включает эмоционально, втягивает в дискуссию. Она даёт ему шанс на прозрение. Русская литература взяла на себя функции философии, социологии и религии. И как следствие — всепоглощающий гуманизм. Отсюда темы уважения и всепрощения, «лишний» и «маленький человек». Провозглашается ценность каждого перед лицом Бога. Умиление вызывают персонажи Обломова и Раневской, то, что на западе назвали бы непрактичностью для нас — особое восприятие мира. В европейской литературе такие герои не могут претендовать на центральные роли. В отечественной такие герои естественны.
Слово и революция
Писатель и литературовед Дмитрий Быков считает, что революция случилась не в 17-м, а в 1899 году, когда вышел роман «Воскресение». Ленин был жалким подмастерьем на фоне монументальной фигуры Толстого, развенчавшего своими произведениями святость власти. Вся мыслящая Россия прочитала «Воскресение». К тому моменту, когда пришли большевики, почва была удобрена, взрыхлена и полита бородатым мыслителем из Ясной Поляны.
Каждый из знаковых революционеров понимал значение слова. Восточная мудрость гласит: сколько не повторяй слово «халва» во рту сладко не становится. Но Ленин, Троцкий и Сталин доказали обратное. Первые годы революции людей зомбировали обещаниями, последующие парализовали страшными сказками.
Все видные революционные деятели пытались приблизиться к писателям и философским мыслителям. Их плодовитости позавидовали бы многие! Ленин — 55 томов, Троцкий — 23, Сталин — 18, Луначарский — 8. Для них было крайне важно законсервировать себя в литературной форме. Но всё проверяется временем. Читать сейчас их труды можно заставить разве что под угрозой смерти.
Попытки прикормить, приблизить писателей к власти, расколола миф о непредвзятости Творца. Однако те, кто не продались, стали обладать абсолютной властью в глазах читателей. Они шли дорогой мучеников по этапам и лагерям, их расстреливали, унижали, доводили до самоубийства. Средневековье вернулось. В XX веке на костры ушло больше книг, чем за все предыдущие эпохи. Публичное auto de fe должно было остановить новую религию — свободу мысли. Иногда это удавалось. Чаще — нет. За книги этих писателей читатели шли следом. Но вот парадокс: эти же произведения придавали сил в нечеловеческих условиях. Автор «Крутого маршрута» Евгения Гинзбург, мать Василия Аксёнова, в лагерях провела 18 лет. Она знала тысячи страниц, сотни стихотворений наизусть. В воспоминаниях признавалась, что только русская литература позволила ей выжить.
В советские атеистические годы литература заменяла ещё и религию. Книги Пастернака — о чём они? Как ещё глубоко христианские идеи могли протоптать к сердцу читателей? А творчество Булгакова — разве не гимн любви и жизни? Роман «Мастер и Маргарита», написанный по сути для одного читателя — Сталина, — велик не потому, что преподносит нам Евангелие от Сатаны, а потому, что автор осмелился поставить свою книгу в один ряд с Библией. Книги братьев Стругацких — разве не новая религия, в центре которой стоит гуманный человек науки?
Фильм Марлена Хуциева 1964 года «Застава Ильича» иногда представляют как спор физиков и лириков. Однако на самом деле спора нет. У гуманитариев и технарей советской эпохи общие корни. Они взращены на русской литературе. Имея техническое образование они пишут стихи и прозу. И, если помните, часть действия происходит в Политехническом музее. Соотнося фильм с древнегреческими традициями, можно прийти к выводу, что это — храм науки, в котором произносят гимны. Именно поэтому спор физиков против лириков всегда заканчивался ничем: без гуманизма, заложенного в литературу, не загорались сердца учёных; точные науки меняли мир вокруг и вдохновляли на стихи.
Логоцентричность навсегда?
Логоцентричность, литературоцентричность вшивались в генетический код русского народа как минимум два века. Литературные сюжеты и герои для нас важнее, чем сюжеты и герои других видов искусства. Все знают, что мы имеем в виду, когда называем кого-то обломовым, плюшкиным, митрофанушкой, иудушкой, чацким и так далее. Все русские знают, кто такие «тургеневская девушка» и «лишний человек». Пока художественная литература занимает центральную часть нашего мировоззрения. Остальные виды искусств — побочный продукт художественной литературы. Для русских чтение — не хобби, а естественная привычка. Как чистить зубы, делать зарядку, ходить в гости, дышать. Русский человек признаёт, что не занимается спортом или не ходит в театр, а вот сказать, что он не читает, ему обычно стыдно.
Писатели для людей по-прежнему небожители, хотя кумирами уже становятся и политики, и общественные деятели, и журналисты. Как долго мы будем литературоцентричной страной? Вероятно, пока у нации не появится новых форм взаимодействия с миром. В тот день, когда за гражданскую позицию не будут наказывать, а помогать открыто станет нормой, литература утратит своё значение. Да, мы и сами не захотим читать эти новые книги.
Но, к сожалению или счастью, пока русской литературе и писателю как властителю дум ничего не угрожает. В государстве всё стабильно, и, согласно исследованию 2017 года — русские по-прежнему самые читающие. Только читаем теперь не в бумаге, а в цифре.
