«Ах, мистический роман! Ах, явлен читателю ровно пятьдесят лет назад!»

Вот, кстати, свидетельства и самих шестидесятников (П.Вайль. «Булгаковский переворот»):

«Мастер и Маргарита» никогда не ощущался одним из произведений Булгакова в ряду прочих его сочинений. Эту книгу немедленно восприняли как откровение, где в зашифро¬ванном виде содержатся все ответы на «роковые» вопросы русской интеллигенции.

Характерно, что американский переводчик Булгакова отметил: «Публикация “Мастера и Маргариты” вызвала такой ажиотаж, который до сих пор вызывали только поэти¬ческие чтения Евтушенко и Вознесенского». Резкая смена кумиров была заметна даже издалека.

Крайне интересна реакция архиепископа Иоанна Сан- Францисского, который в предисловии к эмигрантскому изда¬нию «Мастера и Маргариты» написал: «Впервые в условиях Советского Союза русская литература серьезно заговорила о Христе как о Реальности, стоящей в глубинах мира… Громом с неба открылась эта истина московским безбожникам». Духовное лицо, архиепископ, приравнял булгаковский апо¬криф к Евангелию!

Парадоксальное отношение к «Мастеру и Маргарите» как к сакральному тексту сохранилось в России до сих пор. Если сразу по выходе книги, как пишет М. Чудакова, «было ощуще¬ние, что с напечатанием романа о Иешуа и Пилате произошло нечто, затрагивающее всех», то теперь — «роман стал чем-товроде языка домашнего, приватного общения», «вошел в нашу жизнь, сознание, быт».

«Мастера и Маргариту» не читали — по нему жили. Разные трактовки романа представляли разные мировоззренческие установки. Но, как бы ни противоречили они друг другу, советская действительность уже не могла остаться той же, что была до публикации книги. Вмещательство «Мастера и Мар¬гариты» в четкое рациональное общественное сознание 60-х привело к тому, что мы называем булгаковским переворотом.

Суть любой трактовки романа зависела от ответа на вопрос: кто главный герой «Мастера и Маргариты»? Появление «Мастера и Маргариты» открыло иной путь. Советское общество вынесло из книги Булгакова представле¬ние об условности всех ценностей, которыми оно жило. Благо-даря «Мастеру и Маргарите» в плоскую картину мира вклю-чилась метафизическая реальность, за которую даже теорети¬чески нельзя было воевать. http://bookscafe.net/read/vayl_petr-bulgakovskiy_perevorot-254201.html#p5

Так о чем книжка-то? О любви? О Москве? И почему такой странный вставной сюжет — многие его воспринимали чуть ли не как пересказ Евангелия доступным языком — а ведь нет там Иисуса, есть Иешуа. Это хоть что-то меняет?

Любовь… слово, затертое до невозможности. Обратимся к первоисточнику — Книге. Апостол Павел видит любовь мощной и правдивой стихией:

http://bible.by/new-testament/read/53/13

1-е послание Коринфянам 13 глава

4 Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

5 не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,

6 не радуется неправде, а сорадуется истине;

7 все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Как ни закрывай глаза на нестыковки, нет в тексте «М и М» (так и тянет написать «М&М») про любовь. Про такую любовь.

Является ли Маргарита Николаевна субъектом вышеупомянутой любви?

Маргарита Николаевна, появившись впервые на сцене, сразу настораживает. Главного героя, конечно, завораживает. Конечно, мимозы на фоне черного пальто выглядят пронзительно, но не только в них дело. Маргарита Николаевна — ведьма. Именно таковой ощущает настоящую Женщину любой писатель/поэт, впитавший Малороссию и Киев. Доказательств?- не счесть! Например, НАШЕ ВСЕ прекрасно аттестует среднестатистическую киевлянку в стихотворении «Гусар»:

Я стал присматривать за ней.

Раз я лежу, глаза прищуря,

(А ночь была тюрьмы черней,

И на дворе шумела буря)

И слышу: кумушка моя

С печи тихохонько прыгнула,

Слегка обшарила меня,

Присела к печке, уголь вздула

И свечку тонкую зажгла,

Да в уголок пошла со свечкой,

Там с полки скляночку взяла

И, сев на веник перед печкой,

Разделась донага; потом

Из склянки три раза хлебнула,

И вдруг на венике верхом

Взвилась в трубу — и улизнула.

Эге! смекнул в минуту я:

Кума-то, видно, басурманка!

Постой, голубушка моя!…

И с печки слез — и вижу: склянка.

Понюхал: кисло! что за дрянь!

Плеснул я на пол: что за чудо?

Прыгнул ухват, за ним лохань,

И оба в печь. Я вижу: худо!

Гляжу: под лавкой дремлет кот;

И на него я брызнул склянкой -

Как фыркнет он! я: брысь!… И вот

И он туда же за лоханкой.

Я ну кропить во все углы

С плеча, во что уж ни попало;

И всё: горшки, скамьи, столы,

Марш! марш! всё в печку поскакало.

Кой чорт! подумал я: теперь

И мы попробуем! и духом

Всю склянку выпил; верь не верь -

Но к верху вдруг взвился я пухом.

Стремглав лечу, лечу, лечу,

Куда, не помню и не знаю;

Лишь встречным звездочкам кричу:

Правей!… и наземь упадаю.

Гляжу: гора. На той горе

Кипят котлы; поют, играют,

Свистят и в мерзостной игре

Жида с лягушкою венчают.

Я плюнул и сказать хотел…

И вдруг бежит моя Маруся:

Домой! кто звал тебя, пострел?

Тебя съедят! Но я, не струся:

Домой? да! чорта с два! почем

Мне знать дорогу?- Ах, он странный!

Вот кочерга, садись верьхом

И убирайся, окаянный.

— Чтоб я, я сел на кочергу,

Гусар присяжный! Ах ты, дура!

Или предался я врагу?

Иль у тебя двойная шкура?

Коня! — На, дурень, вот и конь.-

И точно: конь передо мною,

Скребет копытом, весь огонь,

Дугою шея, хвост трубою.

— Садись.- Вот сел я на коня,

Ищу уздечки,- нет уздечки.

Как взвился, как понес меня -

И очутились мы у печки.

Гляжу: всё так же; сам же я

Сижу верьхом, и подо мною

Не конь — а старая скамья:

Вот что случается порою".

И стал крутить он длинный ус,

Прибавя: "Молвить без обиды,

Ты, хлопец, может быть, не трус,

Да глуп, а мы видали виды".

А еще тревожно в Маргарите то, что она бездетна. При хорошей жизни и любящем муже. В ней что-то не так? Ведь женщина спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием 1-е послание Тимофею 2 глава — Библия:

12, а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.

13 Ибо прежде создан Адам, а потом Ева;

14 и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление;

15 впрочем спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием.

И вот- Маргарита подобна безводным облакам, носимым ветром; осенним деревьям, бесплодным, дважды умершим.

Самого автора власть ломает. Используя для этого СТРАХ. Наползающий на общество тотальный страх, это ощущение немого и глухого ужаса в романе прекрасно переданы. Мастер вышел зимою на свободу уже умершим. Он проповедует смерть и пустоту Бездомному. Для него нет ни радости жизни, ни Маргариты. Его уже нет. Все же: Покой ли есть наилучшее лекарство от жизненных передряг?

Кроме рассказа евангелистов, о Суде Пилата существуют многочисленные апокрифы, легенды. Они практически не вносят никаких новых деталей в рассказ о самом судилище, а все посвящены судьбе его главного участника — прокуратора Иудеи Понтия Пила та. Это направление литературного творчества не случайно. Если, исходя из евангельского рассказа, участие в су де первосвященников и народа иудейского может быть расценено как сознательно творимое зло, то Понтий Пилат предстает в нем колеблющимся и, обрекая Иисуса Христа на казнь, умовением рук пытается очиститься от крови «праведника сего». Поэтому апокрифы и легенды о судьбе Понтия Пилата, созданные в первые века христианства и даже в раннем средневековье самыми разными народами, пытались и в перипетиях этой судьбы обрести оценку его вины, увидеть в ней меру постигшего его наказания. Интересно при этом отметить, что апокрифы западных народов считают Понтия Пилата абсолютным злодеем, тело которого после самоубийства исторгают воды Тибра. А апокрифы восточно византийского круга, признавая вину Пилата, во многом усугубленную именно пониманием им праведности Иисуса Христа, говорят, что после бесчисленных мучений и казни он обретает прощение Иисуса Христа.

Может ли человек с властью в руках противостоять толпе оголтелых фанатиков? Должен ли он им противостоять? Об этом, наверное, роман Мастера.

Если не ошибаюсь, сам Булгаков в жизни досыта наелся переходами власти и постоянной сменой «правил игры». «Лично я пережил 10 переворотов, всего же их было 14. Кого только в Киеве не было: и французы, и немцы, и Петлюра, и белые… Петлюру, кстати, аж 4 раза выгоняли. Под конец зачем-то приехали польские паны, месяца полтора гуляли. Под занавес, когда в город зашла советская конница, поляки зачем-то взорвали три моста. До них все «гости» уходили из города спокойно, разве что шестидюймовыми слегка со Святошино палили на прощание… Работал врачом — тем, на кого и учился. Сперва работал при немцах. Потом был мобилизован уже Красной Армией, Юнкером при гетмане Скоропадском служил. Одно могу сказать: террора я там насмотрелся всякого…Платить за все это будем неимоверным трудом: за безумство дней мартовских и октябрьских, за самостийных изменников, за развращение рабочих — да за все. ВОЗМОЖНО, Я СЛИШКОМ МНОГО ВИДЕЛ В ЭТОЙ ВОЙНЕ: БЕССМЫСЛЕННУЮ БОЙНЮ, ТРАГЕДИЮ МИРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ, РАЗРУШЕННЫЕ ДОМА И ТЕРРОР ИЗ–ЗА БУМАЖКИ В САПОГЕ.» Поэтому у Булгакова основной мыслью произведений проходит, мне кажется — не выживание в двоевластии, а поиск единой власти, «жесткой руки». Которая оценивает человека не по происхождению, поступкам жизненного пути, но по конечному результату, сделанному делу. Главное- ДЕЛАТЬ СВОЕ ДЕЛО хорошо (сам М.А. выжил за счет своей врачебной практики, Преображенский имеет в новом обществе вес по той же причине):

«– Он прочитал сочинение мастера, — заговорил Левий Матвей, — и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем.

— Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из–за него, вы взяли бы тоже

Ваш роман прочитали, — заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру, — и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя.

Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман»

то есть, ПИСАТЕЛЬ может быть оценен только по ЕГО КНИГЕ, через это может быть спасено и ближайшее окружение, и сам автор.

Говоря о сближении полюсов — Воланд оказывается взаимодействующим с Иешуа- я бы порассуждала на тему теодицеи в романе. Булгаков не оправдывает зла, но показывает, что особо спасать-то от зла и некого. Большинство персонажей в романе «заслужили» уколы и шлепки от нечисти- все не без греха. Мне кажется, что из формулировки проблемы теодицеи, Булгаков принимает 1, 3 и 4 утверждение.

Бог существует.

Бог всеблаг.

Бог всемогущ.

Зло существует.

А Москва и москвичи- на заднем плане — исключительно точны и узнаваемы!

Кстати, Бездомный, взявши свечку против нечистой силы, бежит купаться не куда-нибудь, а напротив взорванного Храма Христа Спасителя! Так что парень чисто интуитивно- принимает крещение водой- и остается ЕДИНСТВЕННЫМ малопострадавшим при разгуле свиты Воланда. Остальные- кто сел, кто умер, кто с ума сошел.

И еще из интересного: в цикле передач И. Толстого мелькает описание тайного «инспектирования» Москвы переодетыми Горьким и ПеПеКрю. («Барин из Парижа»). Очень занимательное! Так и видишь «Скабичевского» и «Панаева», пришедших оценить «новых» (?) людей.

И еще штришок. «Разве можно разобраться в Бахе без Лейбница, в Бетховене — без Канта, Фихте и Гегеля, в Вагнере — без Шопенгауэра, в Дебюсси и Равеле — без Бергсона, в Скрябине — без Фихте и солипсизма, в Прокофьеве — без современного феноменального морфологизма? Я начинаю понимать философа только тогда, когда знаю, какая музыка ему современна. В каждой сонате, в каждой симфонии, в каждом этюде, прелюде, ноктюрне, в каждой арии, песни, романсе я всегда чувствую склад души и ума, порождающего ту или иную философию. Проиграйте мне всего только несколько тактов, и я вам скажу, какой эпохи эта музыка и какая философия вырастала на таком музыкальном опыте» (А. Лосев).

Вот фантастическая симфония (Берлиоз). Написана она как видение принявшего опиум музыканта. Ему кажется, что он видит свою даму, они резвятся на лужке, приревновал на балу, убил, его ведут на казнь, но затем он участвует в шабаше. При этом опознает в главной ведьме свою подружку. Все эти части Булгаков использовал в «М. и М». Очень хорошо узнаваемы отдельные главы! Страсти вскипают по нарастающей. Писано для укрупненного оркестра — человек двести. Когда десяток виолончелей и десяток контрабасов нагнетают низкие тревожные звуки, вибрировать начинает все вокруг.

И все же: Покой ли есть наилучшее лекарство от жизненных передряг?

Optimum medicamentum quies est?