Почему постсоветское общество, в массе своей, так ненавистно относится к представителям ЛГБТ? Феномен дискриминации ЛГБТ- сообщества можно рассматривать как маркер развития общества в целом. Ведь дискриминация сама по себе перечит принципу гуманизма. А за дискриминацией отдельных групп можно увидеть конкретную рану на теле общества. Проблема негативного отношения к ЛГБТ является особенной в том плане, что затрагивает очень многих, включая интеллигенцию, и мало кого оставляет равнодушным. Почему же сексуальная идентичность другого вызывает в нас такой живой интерес и отвержение? Зайду издалека.

Уже не «совки», еще не гуманисты

Низкий уровень осознанности, психологическая незрелость родителей, травмы поколений и личные, неразрешенные конфликты и еще много чего приводят к тому, что калеки растят калек. По сути, нашу страну можно было бы назвать инкубатором нецелостных личностей, стремящихся всякой ценой сохранить свою неполноценность. Исходя из этого, ребенок, рождаясь в семье постсоветских родителей, обречен впитывать в себя все “прелести” их разрушенного ценностного мира. Поскольку родители находятся в некоем колеблющемся состоянии, потому что все еще являются носителями прежних ценностей социалистического мира, но уже пытаются развивать в себе иные, назовем их, гуманистические ценности.

Контроль и конформизм, которые были важной самодостаточной единицей советских ценностей, оставили после себя гангрену на теле социума. Ведь ощущение контроля прежде всего порождает страх. Страх исходит от боязни потерять хоть и мнимую, но стабильность. Почему же так важна стабильность? Тут все просто — она дает ощущение безопасности и не требует усилий для борьбы с ощущением неопределенности. Стабильность же во многом связана с обилием правил и инструкций. Они помогают выстроить более или менее четкие границы мира и вписать себя в них. По сути, правила являются указанием к следованию, которое обеспечивает принятие в обществе, если ты его выполняешь. Принятие же является одной из базовых потребностей человека. Целостному индивиду будет переносимо непринятие обществом тех или иных частей его личности, поскольку он сам принимает себя. Но если нет внутреннего принятия себя, то ни о каком ощущении принятия со стороны родителей, друзей, партнера или общества в целом, говорить не приходится.

А как же сформировать это ощущение принятия, если родители, желая сохранить безопасность и принимая концепцию примирения, адаптации к общественным ценностям, вечно норовят надеть на тебя штанишки, на 2, а то и 3 размера меньше? Выходит, что почти никак. То есть кто-то все–таки может, если был принимающий человек в его детстве или позже — например, психотерапевт или партнер. Но все же, люди в достаточно большом количестве живут с фрустрированными базовыми потребностями. И это хроническое ощущение фрустрации сильно ранит личность, которая хочет, желает состояться.

Запрет быть собой

Фактически, чтобы полноценно существовать при малейших потерях и отщеплении от своего “Я”, нам нужно иметь прочную базу, в виде “достаточно хороших” родителей (значимых объектов). Иначе это приведет к невозможности самопринятия и расщеплению, отрицанию, вытеснению, сопротивлению каким-либо частям себя. Последнее приводит к невозможности полноценного, наполненого существования.

Это все удачно дополняется родительскими запретами, которые все так же исходят от общественных правил и норм. В контексте данной темы, особенно интересными выдаются такие запреты как “Не будь”, “Не будь собой”. Они диктуются культурологическими нормами, которые плотно скреплены ценностями данной конкретной общности. То есть ребенку фактически запрещают выражать себя в соответствии со своими желаниям и побуждениями, во имя сохранения “лица семьи”, “приличия”, “культуры” и т.д. Это те ярлыки, которые мы слышим с детства. И внутри нас поселяется “Супер-Эго”, которое день за днем выстраивает для нас оборонную стену, кирпичиками которой выступают стереотипы, которые мы черпаем из уст значимых объектов детства и окружения. И вот, к 18-20 годам можно увидеть такой себе саркофаг, в котором задыхается своеобразный, важный, особенный человек. Но места ему в обществе нет, место есть только его укрытию — саркофагу. И это удобно, ведь все блага организованы как пазлы, в изгибы которых, может войти та или иная часть шаблонно сделанного саркофага.

Это я о чем? Это я о так называемом “нормально”. Нормально выйти замуж после окончания института, нормально чтобы девушка готовила, а мужчина зарабатывал, нормально — это секс после свадьбы, нормально — это не доверять врачам и полиции, нормально — всем учиться в институте, нормально — работать на стабильной работе и т.д. Это тот стереотипный мусор, который мы, как Плюшкин, копим в себе и уж очень боимся выкинуть. Ведь выкинув, придётся строить свой мир, самостоятельно принимать или отвергать те или иные ценности, обрести главную ценность в себе. Но это слишком не надежно, тревога нестабильности отнимает у нас возможность становления и обрекает на избегание экзистенциальной тревоги путем принятия общественной морали и норм. Последние плотно въелись в стереотипное мышление, которое надежно дарит нам ощущение комфорта.

Запрет на сексуальность

Еще один важный запрет, являющийся наследием культуры, в которой “секса не было”, это запрет на сексуальность. Он относится к запрету “не будь собой”, но все же, занимает особое место в наших головах и чувствах. О чем он? Ведь многие считают, что у нас прошла сексуальная революция? А я вот не соглашусь. У нас произошла утрата пуританских ценностей СССР, которые старшее поколение переживает как горе, потерю важной части себя, и возрастание тревоги по поводу ее утраты. И мне кажется, что многие находятся еще на стадии отрицания произошедшего, пытаясь блюсти прежнюю пуританскую мораль. Кто-то уже включил агрессию и пытается яростно обвинить кого-нибудь в обесценивании прежних ценностных ориентаций. Некоторые продвинулись дальше, и пытаются проводить торги: я позволю дочке гулять с мальчиками и расскажу про секс, но только она должна им заниматься после свадьбы, не раньше. Кто-то мирно страдает по этому поводу, завидует молодому поколению, у которых секс есть и горюет по своей молодости. Лишь немногие люди приняли сексуальность как часть природы человека, и научились жить с нею, не обесценивая свои желания ради слепого следования социальным стереотипам.

Конечно, людей принимающих свою сексуальность, в среднем по популяции, больше среди тех, кому около 30-40 и молодежи. То есть о сексуальной революции говорить у нас еще рано. Мы не готовы принять свалившийся на нас контент информации и свободы, и всячески пытаемся его удержать, суя нос в чужую постель, смотря за чужими женами/мужьями, и наставляя детей на путь праведный.

Защититься от принятия сексуальности очень легко путем формирования чувства отвращения к последней. То есть любые проявления сексуальности легче расценивать как развратные. Ведь многие среди поколения прежних ценностей считают, что секс по-прежнему несет исключительно биологическую функцию. Это, к слову, исходит от запрета на удовольствие. Но мы потерялись во времени: секс тоже базовая потребность, а не только инстинкт самосохранения.

В нашем обществе тема секса в принципе табуирована. Следовательно, у человека формируется неадекватное отношение к своей сексуальности. Это удачно переносится на общество в целом. Например, такой феномен как асексуальность, говорит нам о сформировавшемся отвращении к своей сексуальности, которое может быть осознанным или нет. В последнем случае все так «хорошо», что человек просто теряет психическое, а то и физическое переживание сексуальности. Будучи очень значимой потребностью, сексуально фрустрированные чувства остаются в нас на долго и на больно, что, в свою очередь, приводит к массовой аноргазмии у женщин (ведь девушка, желающая реализовать свои потребности сексуального характера вне брака — проститутка). А если мне нельзя быть собой, и нельзя проявлять свою здоровую сексуальность, то и другой не имеет на это права. Золотое правило переноса работает и тут. Все вокруг — другие, чужие, они, как и родители, не готовы принять меня и поэтому я буду мстить им, ну или хотя бы ненавидеть. Иными словами: я не принят — я не буду принимать (ведь я не готов принять).

Разная сексуальность: вариации нормы

И вот тут уже уместно говорить о тех людях, которые принимают свою сексуальность, и, возможно, даже проявляют ее, заявляют о ней. Тут человек понимает, что кому-то дано что-то, что у него некогда отняли, на что наложили запрет. Если это, например, красивый человек, то на него вешается стигма: красивая — значит тупая, красивый — значит женоподобный. Правда, если с проявлением гетеросексуальной ориентации у нас дела обстоят более или менее адекватно, то с представителями ЛГБТ — все плохо. Причем, я бы сказала, очень плохо.

Мы не готовы принять другого, потому что мы не понимаем его свободы, в которой себя и ограничиваем. Как я упоминала ранее, сексуальность для многих в нашем обществе — это про разврат. Но это совсем не так. В норме это про многогранность проявления чувств и получения наслаждения, которое является неотъемлемой частью целостной личности. З. Фройд говорил: “Единственное извращение — это отсутствие секса. Всё остальное дело выбора каждого.”

Человек проявляет свою сексуальность в соответствии со своей половой ориентацией. Последняя очень многогранна и зависит от чувств к тому или иному человеку. То есть у человека есть половое влечение, которое, в соответствии с его предпочтениями, объективируется, иными словами, направляется на конкретный объект. Чаще всего объектом будет человек. К этому объекту мы испытываем чувства и влечение, стремясь их реализовать. Но объектом может быть кто угодно или что угодно. И если объект отвечает взаимностью, или не одушевлен и его использование не угрожает безопасности других людей — то это вариант нормы. Конечно, эта норма может быть нам не понятна, но это не значит, что она не имеет право быть. Главное, чтобы реализация этой нормы была добровольной и не нарушала права и безопасность других существ.

Но тут многие люди могут заявить: марши равенства нарушают наши права, мы не хотим, чтобы наши дети стали гомосексуалами! Ну, во-первых, ожидать чего-либо от ребенка — первый грех родителя. Во-вторых, никто не навязывает Вам свою норму тем, что проявляет ее. Он лишь заявляет о своих правах и о том, что он считает, что ему есть место в этом мире. Ни на одном марше равенства я не видела транспарантов с надписью: “Мы все — геи, а если ты не гей, то мы тебя таким сделаем!”. Это бред и существует в реальности ЛГБТ-ненавистников, которые просто боятся принять себя, и, как следствие, другого. Также стоит понимать, что демонстрации в постсоветском обществе рассматривают как активное насилие, имеющее целью переманить пассивного зрителя на сторону демонстранта. Это заблуждение темных умов можно отнести к конформизму, который был ранее рассмотрен. И в-третьих: насилие и домогания, кем бы оно не проявлялось, является пугающим и омерзительным, и нарушает права человека.

То, к чему приходит человек, принимающий себя со своей сексуальностью — это принятие сексуальности другого. Ведь сексуальность имеет в основе своей чувства, которым свойственно приобретать разные формы. И если я разрешу себе испытывать чувства, то так же я буду разрешать это и другому. Это и есть той гуманистической ценностью, которая позволяет нам принимать людей менее распространенной, чем гетеросексуальная, сексуальной ориентации: лесбиянок, гомосексуалов, бисексуалов, трансгендеров, интерсексуалов, квир. Точно также это правило работает и в обратную сторону. Хотя, смысл в том, что б понять, что сторон нету — есть многогранная вариация нормы.

Резюме: Общество переходных ценностей, привыкшее годами избавляться от экзистенциальной тревоги путем избегания личной ответственности, за прочным щитом конформизма предстало перед лицом сексуальной революции и оплошало. Оплошало из–за невозможности преодолеть один из основных запретов, с которым так долго жило: запрет быть собой. Последний включает очень важный аспект, который также находится под запретом — сексуальность. А пока человек не примет себя со своей половой идентичностью, он не сможет принять другого. Особенно того, который очень сильно отличается. Вот поэтому представители ЛГБТ оказываются в таком порицаемом положении.