«Дисморфофобия» — претендуя на значительность
Никто не будет спорить с тем, что искусство обладает социальной функцией. Еще древнегреческая драма прославляла хорошие качества человека (трагедия) и высмеивала отрицательные (комедия). В XX веке искусство научилось делать явными скрытые общественные проблемы, говорить от лица дискриминируемых групп, противостоять капиталу и власти. Социально-ориентированное искусство (если оно хорошее) вызывает общественные резонанс и становится частью истории.
Однако здесь кроется ловушка, в которую легко попадают молодые художники без опыта и насмотренности. Они сами или под влиянием куратора выбирают тему, которая кажется очень значимой, пытаются как-то обыграть ее в своем произведении, а получается пшик. Тому может быть несколько причин:
1) Сама тема уже не так актуальна, и по ее поводу сказано столько, что сказать новое становится очень сложно.
2) Художник хватается за лежащие на поверхности образы, которые также могут быть общим местом, но по другим поводам.
3) Можно подверстать под заданную тему совершенно стороннее произведение, но это уже особый случай.
Выставка «Дисморфофобия» одним своим названием сигнализирует, что у нее для нас есть очень важное послание. Ведь дисморфофобия — это ментальная болячка из группы абсессивно-компульсивных расстройств. В общих словах — это навязчивое состояние, при котором собственное тело или какая-то его часть вызывает у человека чувство физического отвращения. Дисморфофобии часто сопровождаются самоповреждениями и расстройствами пищевого поведения [Просто и популярно о дисморфофобии говорит Рина Драгунова]. Это серьезное заболевание, и, к счастью, на выставке были работы, которые адекватно представляют те проблемы, с которыми оно сопряжено. Но работы эти оказались в абсолютном меньшинстве, а большая часть художников решила в очередной раз поговорить о подростковых комплексах, феминизме и стереотипах.
В своей статье я рассмотрю несколько произведений с этой выставки и укажу на их сильные и слабые стороны.
1. Адонай Каф заходит с козырей
Несколько лет назад одна молодая художница [по-совместительству — интернет-активистка интерсекционального феминизма] доказала, что даже очень любительского уровня комиксы становятся ценным произведением искусства, если сказать, что они про феминизм. Но даже тогда это не совсем прокатило.
Какое отношение феминизм имеет к серии фотографий «Демонизация феминизма и постгендера»? С таким же успехом она могла называться «Стигматизация веганства и пострелигиозности» или «Саморефлексия дигитального посткапитализма». Кстати, может быть я недостаточно силен в феминистической матчасти, но разве понятие «постгендера» не снимает все феминистические повестки? Ну, если мы гендер отменили. И последнее, автор_ка [феминизм — это дело серьезное, поэтому я не рискну предположить гендер] заявляет о том, что феминизм демонизируется разными несознательными индивидами и группами. Выступает ли автор_ка от лица таких людей? Рискну предположить, что нет, художник_к_ца выступает от имени себя. В этих фотоработах нет попытки создать образ общественного врага, наоборот, здесь присутствует эстетика безобразного. Следовательно, возникает вопрос, идет ли здесь речь о демонизации со стороны общества или о самодемонизации?
Оставим на время социальный анализ и обратимся к формальному. Несколько разноформатных изображений представляют нам фотографии женского тела, обработанные в графическом редакторе. Эти фотоработы сами по себе обладают определенной эстетической ценностью. Как результат цифровой обработки эти произведения не отрицают свою синтетичность, но и не раскрывают метод, которым они были созданы. В самой большой работе используется довольно старый, опробованный еще Караваджо, но не потерявший актуальность прием обманки: черный силуэт как бы выходит за белую рамку. Это помогает вызвать у зрителя чувство тревоги перед визуально приближающейся рогатой фигурой. На этот же эффект работает цветовая инверсия. В итоге мы имеем неплохие произведения, отягченные очень спорными смыслами.
2. Анна Маленкова. «Официант! В моем супе волос! — Вы же съели этот суп на прошлой неделе»
Если видишь феминизм, ищи рядом бодипозитив. Тема относительно новая, но настолько популярная, что уже обросла произведениями многочисленных сетевых художников. Самый меметичный аспект бодипозитива — женское оволосение — подвергается пародиированию. Я не думаю, что среди посетителей Музея современного искусства наберется процентов пять людей, которых шокирует вид волосатых ног, подмышек и сосков.
Итак, перед нами пять черно-белых фотографий, дополненных ручной вышивкой. (Укажем в скобках, что за шитьем и вообще рукоделием закрепился маркер «женской» и, следовательно, «феминистической» техники). В двух случаях автор использовал золотые нити, в двух — черные, в одном — белые.
Черные нити изображают волосы на ногах, в подмышках и паховой области. [«Новая шерсть / сквозь колготки трехдневной щетиной» Даин Морийский]. Цвет в этом случае выбран
Белые нити на фотографии с полуобнаженной полной девушкой как бы корректируют ее силуэт, следовательно, они символизируют общественное мнение, которое искажает естественные для этой женщины пропорции тела и тем самым оказывает на нее психологическое давление. Это очень хороший формальный прием. Он требует от зрителя внимательности, и благодаря ему образ считывается не сразу, а постепенно.
Золотые нити посылают мне противоречивые сигналы. В первом случае они расположены на женском лице и как бы сглаживают его естественный рельеф. Здесь, как и в предыдущем случае нити символизируют общественное мнение и его влияние на самоощущение женщины. Золотой цвет при этом даже более выгоден, так как золото — аксиологически нагруженный материал, оно показывает, что общественное мнение может обладать ценностью в глазах многих людей. Но на другой фотографии золотые нити изображают волоски на женской груди. Должны ли мы полагать, что они также имеют самостоятельную ценность? Почему волосы на ногах такой ценностью не обладает? Я бы посоветовал автору внимательней работать с собственной иконографией.
3. Алина Чичикова. Ай Вэйвэй на минималках
Известный китайский художник Ай Вэйвэй создает колоссальные инсталляции из изготовленных вручную фарфоровых скульптур. Подготовка к экспозиции занимает несколько лет, при этом используется труд сотен наемных рабочих. Работы Ай Вэйвэя поднимают вопросы рутинизации и обесценивания труда.
Алина Чичикова, с ее слов, самостоятельно трудилась несколько лет, и сделала не очень большую инсталляцию. Ее тарелки более телесны, так как сохраняют след прямого воздействия руки художника, однако, заявленная тема ограниченности возможностей человеческого тела не раскрыта. Здесь больше подошла бы запись перформанса, где художница производил бы столько тарелок, сколько могла на износ. Таким же образом была бы лучше раскрыта заявленная тема рутинизации труда. Инсталляция могла бы сопровождать видеоряд, демонстрируя, в честности, как изменялась детализация проработки тарелок в течении времени.
В том виде, в котором это произведение представлено сейчас, не чувствуется ни масштаб, ни длительность производства, ни интимность.
4. Елена Белянина и то, что отпечаталось в памяти
Одежда оставляет на телах отпечатки, и это не было новостью и 50 лет назад. Скажу больше, барочные корсеты буквально гофрировали внутренние органы: ребра отпечатывались на печени. Наибольшую известность сейчас, наверное, имеет серия фотографий «Отпечатки» Джастина Бартелса.
Вероятно, художница не знала об этой серии, и случайно назвала свою так же. На мой взгляд этого было бы достаточно, чтобы закончить разговор, но я вижу здесь потенциал.
Художница использует традиционный для музейного искусства медиум — живопись. Фотография обладает качеством фактографичности, а живопись — качеством высокого музейного искусства. С помощью фотографии художник доносит до зрителя истину. С помощью живописи (но лучше использовать не акрил, а масло, более классическую манеру и, обязательно, красивый багет) художник сообщает образам эстетическое качество. Исполненные подобным образом «Отпечатки» приобретают дополнительный смысл. Следы от одежды на теле — результат воздействия эстетических конвенций, принятых в обществе на сознание человека, а музей — это место, где эти конвенции кристаллизуются. Эстетизируя следы опосредованного воздействия общества на человеческое тело и привнося их в пространство музея, мы делаем это воздействие явным, и, одновременно, освобождаемся от него.
5. Ксения Кударова. Смешались люди, крысы, экология…
В 1986 году режиссер Дэвид Кроненберг создал произведение, в котором демонстрируя телесные деформации главного героя, вызванные случайным смешением генов человека и мухи, он заставил зрителя задуматься над превратностями научного прогресса. Поразмышлять о том, что ученые, подвергающие испытанию законы физики, могут представлять опасность не только для себя, но и для всего человечества.
2019 год — средства такие же, посыл такой же. Разница лишь в том, что вместо монстра нам грозит экологическая катастрофа, и нам самим предстоит стать чудовищами, ради собственного выживания. Подобное мы могли видеть в фильме «Титан» 2018 года.
Ужасно, что без пояснительного текста весь этот нарратив не очень считывается. Эстетичная и с выдумкой сделанная серия цифровых фотоколлажей рассказывает нам только историю превращения девушки в крысу, очевидно, происходившего в научных целях, но без указания конкретных мотивов такого исследования.
6. Анастасия Ковалева, Полина Стадник вывернут душу наизнанку
Семь фотографий и одна видеозапись, демонстрирующие работу художницы с собственными комплексами: ногти, зубы, горб, ресницы. На шести фотографиях перед зрителями предстают гипертрофированные изображения первых трех объектов: ногти отрастают до 5-7 сантиметров, зубы занимают больше половины лица, горб прорывает одежду. На видео демонстрируется акт радикального избавления от бровей и ресниц. Художница плачет, но продолжает выщипывать реснички с помощью пинцета. Это отсылает нас к еще не до конца ушедшей в прошлое косметологической практике, граничащей с самоповреждением. На последней фотографии мы видим портрет художницы без бровей и ресниц.
Очень простая сильная работа, к которой мне нечего добавить по сути. Тема дисморфофобии и травматичности социальных эстетических норм раскрыта полностью.
7. Елена Липатова. Инородное в инородном
Серия скульптур, распределившихся по нескольким залам выставки, символизируют ощущения чужеродных вкраплений в человеческом теле. Это чувство, думаю, знакомо каждому: прыщи, бородавки, заусенцы, кисты, липомы, которые мы, как героиня предыдущего перформанса, стремимся извлечь, нанося себе еще больший урон.
Скульптуры прекрасно передают ощущения человека, обнаружившего на своем теле или внутри него инородный объект, и это, отчасти, знакомит зрителя с дисморфофобией, с навязчивым желанием исправить некий (возможно, мнимый) недостаток. Из гладкой поверхности гипса торчат предметы, которых там быть не должно: ржавые гвозди, пластиковая бутылка, стеклянная рюмка. Лучше всего, на мой взгляд, удались скульптуры с желтыми жгутиками и осколками елочных шаров. Первые так и хочется выдернуть самостоятельно. Второй объект натурально выглядит как рана, из которой нужно скорее извлечь посторонние предметы.
Распределение скульптур по нескольким залам также оказалось хорошим ходом. Узнаваемая техника помогает вычленить их как уже знакомые, что вызывает теплые чувства. Кроме того, работы сами оказываются инородными вкраплениями.
8. Анна Кузнецова-Смертина. Внутри меньше чем снаружи
Вы, наверное, видели на Ютубе рецепты, как с помощью зеркала, стекла и ленты светодиодов сделать бесконечный коридор? Мне нечего добавить.
9. Мари Сокол. Симулякры в 2k19
Увидев серию фотографий фрагментов человеческого тела с пунктирными пометами, я решил, что речь идет о пластической хирургии. Оказалось, произведение рассказывает о симулякрах и саморепрезентации пользователя Интернет в виртуальной среде. А раскрывается эта тема в ролике с ютуб-канала художницы, где она создает образ Ринаты Литвиновой (?).
Тему сапорепрезентации можно было объединить с темой пластической хирургии и связать
10. Александра Курьянова. Спрятанные за самооценкой
Инсталляция состоит из серии небольших живописных женских портретов на золотом фоне и завесы из нескольких десятков листов бумаги, помещенной между портретами и зрителем. На последней мы можем прочитать сообщения анонимных женщин о своих внешних недостатках и том, как они с ними живут или избавляются от них и как осознание этих недостатков влияет на их социальную жизнь.
В обычной жизни перед нами предстает, в первую очередь, лицо человека, часто незнакомцы кажутся нам симпатичными, особенно, если это юные девушки. При этом от нас скрыто то, как эти девушки сами оценивают свою внешность. Художница делает своеобразную инверсию, и в ее работе мы сначала видим эту самооценку, и лишь затем обращаемся к скрытым за ней лицам.
Лица, представленные на портретах не просто симпатичны, от них веет святостью и недоступностью. Золотой фон и общее исполнение, близкое темперной живописи с обобщенной светотеневой разделкой объемов и вниманием к деталировке глаз, отсылают нас к иконописи или европейской международной готике. Это прекрасные дамы из куртуазных романов, которые всегда будут идеальны в глазах влюбленного рыцаря и неважно, что они сами думают о себе.
11. Софья Асташова. Астенелатрия
Инсталляция погружает зрителя внутрь разума молодой девушки, страдающей анорексией, расстройством пищевого поведения, к которому склонны больные дисморфофобией люди. Здесь мы знакомимся с персонификацией болезни — ее зовут «Ана». Из аудиозаписи исповедальной речи героини мы узнаем, что Ана выступает не врагом, а другом. Болезнь поощряет патологическое поведение выбросами эндорфинов — гормонов удовольствия. Героине кажется, что Ана хвалит ее, что она выступает как учитель, довольный своей ученицей. Аудиозапись погружает нас в переживания героини, рассказывая о ее победах над чувством голода, о срывах, об искаженном восприятии действительности и том, как она берет контроль над ситуацией.
Люди, страдающие расстройствами пищевого поведения, часто структурируют свою жизнь с помощью ритуалов, это дает им иллюзию контроля над ситуацией. В качестве символа такого контроля выступают часы, на циферблате которого есть только 12 надписей «не ешь».
За отступление от ритуалов должно последовать наказание — самоповреждение. Героиня просит прощение у Аны, принося ей в жертву собственную кровь и боль. Признание в любви выложено бритвами на окровавленном отрезке ткани.
Таким образом, человек, страдающий от анорексии создает собственную религию, в центре которой находится идол болезни, который все больше и больше подчиняет себе поведение больного — астенелатрию — поклонение болезни.
Это одна из самых сильных работ на выставке, у которой стоит задержаться на несколько минут. Единственный, на мой взгляд, ее минус — это использование бритвенных лезвий — очень избитый троп, но замену ему я предложить не могу, поэтому претензия снимается.
12. Мария Гришина и избитое зеркало
Прекрасным примером затасканного тропа в произведениях, рассказывающих о неприятии самого себя, выступает разбитое зеркало. Боюсь, что с ним не делай, ничего оригинального уже не придумать. А жаль.
13. Полина Синяткина о принятии болезни
Есть болезни неизлечимые, но с которыми нужно уживаться, чтобы сохранить высокое качество жизни. И таких немало: диабет, гастрит, гипертония. Автор выбрала для работы туберкулез, который в России имеет катастрофически широкое распространение, но у большинства носителей присутствует в организме в неактивной форме.
Флюорографические снимки, которые художница воспроизвела с помощью живописи, служат memento mori, и призывают зрителя не тешить себя надеждой, что его лично болезнь не коснется, а регулярно проходить диагностику и принимать шаги для предотвращения и купирования болезни.
14. Наталья Ершова. Внешность — это манифест
Серия фотографий, на которых запечатлены люди, чей выбор внешнего вида довольно нетривиален. Я не думаю, что жителя большого города можно изумить видом непривычно одетых людей… Да среди посетителей открытия выставки было достаточно оригиналов, выглядящих более вычурно, чем большинство людей на этой фотографии. Разве что девушка с татуажем бровей осталась непревзойденной.
15. Жанар Берекетова. Простота достаточно хороша
Мимо этого произведения очень легко пройти. Оно помещено в самом начале выставки: это камень, положенный на полено, «смотрящий» на себя в зеркало. Я мог бы поспорить с художницей, заявляющей, что «красота природных объектов не подвергается критике» — еще как подвергается, но она права в главном. Понятие эстетики и стремление оценить окружающий мир и себя — по преимуществу человеческое свойство. Камень, неотрывно смотрящий на свое отражение и выискивающий у себя недостатки — это нонсенс. Отличное произведение!