На черной виселице сгинув,

Висят и пляшут плясуны,

Скелеты пляшут Саладинов

И паладинов сатаны.

(Рэмбо)

Театр начинается с вешалки, а любой текст неважно поэзия или проза с завлекательного начала. Первая строфа, первое предложение, первый абзац, первая страница — не зацепило, и мы его потеряли. Читателя в смысле. Особо упертые глянут финал. Посмотрим и сократим летние толстячки.

«Бельские просторы» №8:

1. Фаворит главреда ЮГа. Артур Чагин. Эквилибрист. Поэзия. А принцессе немного горя пожелала фея. (Шарль Перро). Жизнь, любовь, смерть, именно в такой последовательности. И в сорок жизнь оканчивается, и надо успеть от ностальгии постареть. Будь я сказочной феей, колданула бы принцу Артуру, безусловно принцу с таким-то именем и поэтическим даром, настоящего горя, не океан, не море душевных мук и боли — каплю, карат, чтоб это счастье и жажда бытия, так радостно горя, сгорела наконец, и проявилась глубина. Ведь без страданий, для каждого отмеренных, кто сколько вынесет, увы, не повзрослеть. Инфантильный мечтатель, ослепительно молодой в 25, Рэмбо в 19 уже бросил писать. Не тормози, люби, а не влюбляйся, не на словах пойми, исправить можно все и только смерть нельзя.

ect… с прозой план на август перевыполнила — аж 6000 знаков про Киора Янева и роман «Южная Мангазея», кому интересна «Новая волна» здесь. Архангел прочитал и не нашел собственно отношения к тексту: может, не уловил? Написано адекватно. Без попыток исковеркать мир автора притянутыми за уши своими собственными случайными околофилософскими увлечениями. Конечно, относишь себя к этой самой паре сотен аудиалов и, кажется, скорбишь об остальных. Скорблю, конечно, я тоже эта самая волна. А литературный процесс ползет очень-очень медленно, и живым велика вероятность ему не доползти.

«Знамя» №8:

1. Светлана Кекова. Печаль садовника. Поэзия. Прости господи в осадке, подражание японскому: Я живу в каморке, а в той, соседней/проживает тихо (стих)/поэт последний/Ночью вирши пишет/только буквы, жалкие кривые (чих)…

2. Владимир Рецептер. Смерть Сенеки, или Пушкинский центр. Роман. «Идет к развязке дело», — неожиданно сказал Рассадин, это была реплика из «Гамлета», и я сел, тупея от страха. Начало ладно фальшивое, оно неизвестно на кого рассчитано, «умные» в курсе, «тупым» плевать, ну Гамлет, ну принц датский. Але ввели стронций, но боли не проходят, а ему самому предлагают операцию на сосудах. И тут же опупевшие от страха высокопарно занудно перетирают издательские дела, кидаются именами Фоменко, Васильев, Ахматова… штампы и ни одного живого слова. Аля к столу не вышла, стесняясь того, как теперь выглядит. Выглядит дерьмово …умерла Аля, никто вообще не мог себе представить, как он сможет жить. Как жил, так и смог. И муж Полищук, и Мессерер. Конец первой части, опять Шаламов, Ахматова всуе.

ect… Александр Дергунов. Книга масок. Рассказ. Морализаторство с этой книгой масок, но задумка интересная, написано модерново, и главное коротко, — Глебу понравилось, по мне скорости не хватает.

«Знамя» №7:

1. Лев Тимофеев. Оппозиция-1987, или «Последний диссидент». Повесть в документах. Солженицын с Нобелевкой спать не дает? Я совсем не против публицистики в газетах или в «Спутник и Погром», не против мемуаров, ну что же так серо, скучно, тоскливо, как там волки воют на луну: у-у-у-у-у, у-у-у-у.

ect… Виктор Шендерович. Четвертый «изюм». Сборник. Старые анекдоты, плохо и затянуто рассказанные. Сплетни о театре и кино в исполнении Раневской звучали язвительно-феерично, а у Смоктуновского пронзительно-кинематографично, гений в каждом своем проявлении.

«Знамя» №6:

1. Леонид Зорин. Власть. Попытка тренинга. Все о Власти написал Макиавелли в IX веке и ниче новее и мудрее не выдумали, — так говорит Маха художник-монументалист, продвинутый чтец философских трактатов и монографий теологов христианства, параллельно пишет золотом кириллицей и глаголицей на старославянском: не зная рассуждаешь, шрифт выбирает Иверской божьей матери. Кстати, именно художники говорят емко, умно, оригинально — «бурлят», поражая общей эрудицией, латынью, древнегреческим. Писатели экономят цитаты, боятся, что конкуренты сопрут. И вообще тренинги это к Курпатову, напрасно «Знамя» его не печатает, поднял бы тиражи.

2. Ирина Каренина. Музыка отчаянья. Поэзия. Опять Басе наше все: найди/кого знать и ждать сердце/бьется, взятое на прицел войн/что кровавых ягод в горсти/кого спасти /ищешь следы Его на воде. Японцы восхищают краткостью 

ect… Алла Марченко. Трельяж-1953. По размеру рассказ. Сталин вечно будет жить (рефреном). Для моего поколения Сталин оффлайн. В «Котловане» его нет, и Маяковский не увековечил. Шаламов упомянул, Высоцкий спел. Поэтому тот, кто лобает о Сталине не в тренде.

Второй «апельсин», «Новый мир» №6:

1. Валерий Попов. Моя история Родины. Повесть. Странный для меня выбор, НМ продублировал «ЭКСМО» 2018-го. А как же толстые журналы в авагарде и тд и тп? «Комар живет, пока поет» написан современнее совершеннее стилистически и эмпатически прошибает.

2. Константин Кравцов. Поэзия. По гаснущим эонам. Рифма напрашивается: дело/швах задело/труба до срока/не в пролете/бегут и бегут/и синим пламенем гори/оно.

ect… Ирина Озерная. Юрий Олеша. Главы из книги. У-у-у-у-у. Читайте мемуары русских офицеров конца XIX — начала XX, смотрите «Броненосец Потемкин» Ромма. Обнаруживается в каждом произведении роковые события без утайки негативного восприятия, — SOS, не пишите.

НМ №7. Стих концентрированный в честь чего? День Парижской Коммуны, — так филологи шутят.

1. Катя Капович. Горит, не догорая. Поэзия: спалилась дотла/прям с места в карьер/узнаю тебя, принимаю пустота/за чистую монету. Пироманы DS.

2. Григорий Аросев, Евгений Кремчуков. Деление на ночь. Роман. Не Всадник, держащий свой прямой и бестрепетный путь долиной смертной тени. Бл. и Библия, и Тора, и Дюрера приплел. Навешал лапши глупенькой Вере. Кустурица, Троя, Елена, Риман… в элементарной арифметике? Это о гипотезе Римана, нетривиальной дзета-функции, комплексных числах, «проблеме тысячелетия» за миллион? У нас на прикладной математике училась девочка, прелесть какая, Киса звали… отметки ей ставили за красоту. На 4-м курсе Киса стала задавать странные вопросы. Например, почему Вейштрассе в 23 года придумал все три уравнения, а мы и не чешемся. Призывала нас — меня и мою подругу срочно консолидироваться с ней, чего открыть. Подруга, хоть и стипендиатка, в будущем краснодипломница шарахалась от Кисы, пока ее не забрали. Недоучка Блум, грузчик Биберкопф, солдат, опыт признанных корифеев ничего не подсказывает. Почему сссровские и пост «модернисты» сплошь пафос?

Уф, от «Нового Мира» устала, третий апельсин «Октябрь» догнил. Хвала.

А вот украинский «Шо» жив еще, и за излишнюю политизированность выслан за 101-ый км, тираж 16400 экз. Александра Кабанова я обожаю, почти боготворю, как поэта, но летний анонс «Блин горелый» Юлии Пятецкой совково-идеологически выдержанный: фильмы бывают хорошие, плохие и снятые иностранцами про советских. Снимать про русских иностранцам надо запретить. В прокат как «№44» не пускать. Тогда «Сталинград» тоже запретить и «Собибор», где Хабенский членом доказывал, что еврей, смущал приличных дам — израильского консула. А «44-й» со всеми своими косяками имеет 2 плюса существенных. Первый: романтизирует образ русского мужчины, Том Харди очень достоверно сыграл Льва Демидова этакого хемингуэевского брутала, героя войны, который всех победил, даже заставил полюбить боявшуюся его до усрачки жену и чужих детей усыновил. Кто читал роман «Малыш 44»? Том Роб Смит смачно живописует шею шире башки, и почему Раиса вышла замуж, хотя ей нравился другой. Не посмела отказать офицеру МГБ, как я ее понимаю. Триллер-детектив на 480 страницах проглотила за раз, не зря бестселлер — второй плюс; в послесловии вдохновители и Солженицын и Аппельбаум, «Колымские рассказы» не упомянуты. Но можно было ожидать, «Колыма» Смита вторсырье из лиги «после».

Третьего нашла. Дружба Народов №6:

1. Сухбат Афлатуни. Новые Баллады. Поэзия. Одну балладу я помню с детства о Редингтонской тюрьме в переводе Н. Воронель: ведь каждый, кто на свете жил/любимых убивал/один — жестокостью, другой/отравою похвал/коварным поцелуем — трус/а смелый — наповал.

И Полуночный Чебурашка это прямо-таки манговский трэш. Особенно топ-топ — ужас-ужас, но крокодил зубастей Гена и Страшней.

2. Игорь Корниенко. Бездомные комнаты. Роман-круг. Точно круг, замкнутый, как для глухих, повторяющийся по два раза. И со второго предложения перл: немого небытия. Неловко слеплено наскоряк, глаголы лишние, я скажу — в контексте лучше без местоимения. Ритмическая проза не терпит лишних слов, сбивают с ритма, и для кого художник-художник опять и опять, ему же память отшибло. Редактору править и править.

…ect Леонид Скляднев. Оазис. Рассказ. Из двух предложений выкинула 51 знак осталось: Лерка шалава. Бялик со стены смотрел на него с жалостью. Смысл не потерялся, его и для 57-ми знаков с пробелами мало.

«Дружба народов» №7:

1. Сергей Пагын. Говори, с любимыми говори. Поэзия. Язык земли/гласные, азбуку учу/большие и разумные слова/ворона буквицей/синица, снегири/говори с любимыми (не говори!!!).

2. Илья Бояшов. Бансу. Быль. Жили-были. Офигеть побили, прибили, неа пришибли. Вау, — печальное, так не начинают давно, оригинально. Выражения ищу цензурные. Ох, везло мне раньше, жаловала фортуна, потому дмитрийбыковское: молодежь хороша стилистически стала, даже слишком. Перевести не смогла, посчитала издевкой. А после «Бансу» дошло. И конец г…но питекантропов: случай этот произошел на самом деле, имена действующих лиц, основа сюжета бла-бла-бла изменены.

— Материшься? — Глеб, заглядывая в планшет.

— У меня тоннельное зрение, — на языковое убожество.

— Видишь и слышишь одни недостатки. Изи-изи, автор хотел сделать миф из войны.

— Через жэ. Отто Ранк рождение мифов очень понятно, любой разберется.

— Ранк — теоретик. Толкин, Мартин, — успешные практики.

— Издеваешься, титаническое фэнтези совсем не похоже (Бансу в самолете —изложение повести в 3 слова), хотя Толкин нуда.

— А твой Мартин труп.

— Да у него язык совершенство, и сюжет навороченный, и вся европейская мифология, а Джейме и Тирион, — просто влюблена в обоих. — А папаша Ланистеров.

— Бояшов, 1958-ой год, десяток книг. Нацбест. Аут! — дуэтом. — К черту, в черный список «Дружбу Народов», — упертый два номера прочитал, а теперь ругается. Передоз современной русской прозой. Тяпнем по мороженому, отморозимся.

P. S. премии наконец не вручают, когда нет достойных. Чем печатать ужасных живых, идите в «общество мертвых».

КРОВЬ СОЛОВЬЯ

I

В Гефсиманском саду.

Имя мне — Иисус.

Горизонт пошатнулся в луне.

Соловьиная кровь

настоялась на льду,

и горит ее гимн — полонез.

Но за что, но за что этот

страшный искус,

господин мой, мой страшный родитель!

Или в небе тебе

не хватает крестов?

Но зачем же так скоро, Учитель?

В руку, полную звезд,

что там голубь души:

так огонь на себя вызывают.

Все и так,

словно медленно сладостный гвоздь

к этой чести меня прибивает.

Ах, как реки поют!

Всю бы правду испить

в той предутренней, длинной росе!

Соловьиную смерть

дай мне, Боже, избыть —

эту ночь и недолгий рассвет.

II

В Гефсиманском саду

соловьиная ночь,

и земля пошатнулась, крича.

Кто ты есть, кто ты есть,

человечья ли дочь, —

лунным слепок очей и плеча!

Дай коснусь твоих рук,

дай возьму твоих глаз,

соловьиного света простуда;

заколдованный круг:

это — свет, это — сад,

я люблю, мое имя — Иуда.

Но за что мне, за что

это — в нежности лба,

это тьмы голубое дыханье,

эта тайна и ночь,

эта смерть и судьба,

это правд и неправд отрицанье!

Разрывается сердце ночное, горя,

горе сладкое пьет

птичью кровь и веселье…

Что-то снова умрет,

если встанет заря

этой грустною ночью весенней.

Как два сердца когтит

соловьиная кровь, —

грудь одна, двуедино — дыханье.

Разверзается звездная

грудь облаков.

Свято Слово. Пресвято — молчанье.

(Василий Бетехтин)