Литература и Россия
В русской литературе и, м.б. в мировой, Гоголь впервые возложил на неё в её высших художественных задачах роль сакральную, роль пророческую, когда совершенное произведение силою объективной художественной правды должно открывать читателю глаза на мир, на себя и даже на будущее!
Т.е. параллельно смыслу собственно сакральных книг, написанных по мистическому Откровению!
(Пушкинский «Пророк», конечно, о том же, но это художественный образ, а не рационально поставленная задача.)
Не сформулируй Гоголь такую высокую роль литературы, стали бы впоследствии наши литераторы вообще серьёзно к ней относиться — как произошло?
Исходя из того, что природа человека неизменна, но с опытом веков совершенствуется средний уровень ценностей человечества, — могущий художник, воображая героев, их характеры, помещая их в то или иное время с соответствующими представлениями, уже не по своей воле ими управляет, а отпускает взаимодействовать и жить по своим внутренним законам, то даёт ли это возможность, в принципе, по ОБЪЕКТИВНОЙ правде художественных образов и действующего культурного контекста, давать и совокупный прогноз будущего? Не только самих героев, но и — времени?
Если ещё понимать, что сам мир и с научной, и с художественной точки зрения в его потенциальном заряде создан совершенным, а человечество к его осознанию ещё находится в начале пути, то художественная точность произведения гениального писателя, т.е. пишущего по Откровению, не диктует ли в нём и объективные смыслы, надстоящие над временем и над ним самим?
Несовершенная общественная мораль и относительная мораль героев, выраженные писателем с достоверной художественной правдой, тем самым не обеспечивают ли изображённому времени вневременной суд? Ответ, по-моему, очевиден. По слову гоголевского героя, как лягушку сахаром ни посыпай, она взыскательного читателя не соблазнит. Сахар художественен только в торте.
«Тихий Дон» в последних строках с «чёрным солнцем», взошедшим над бывшим русским миром, в результате развития всей предыдущей эпопеи предсказывал не только судьбу героя, но и судьбу победившего экстремистского общественного порядка, в который сам Шолохов-человек — верил.
Так же и «Котлован» стихийного коммуниста Платонова — это объективный художественный приговор коммунизму.
И не отрёкшийся от
А что говорить о сознательных художниках-антикоммунистах, в том числе писателе-пророке Солженицыне, вдохновенная художественная проповедь которого о коммунизме, написанная в период его наибольшего идеологического могущества, перевернула весь мир! Не фактами, которые были известны, а силою слова о них!
Конечно, такое прямое влияние великой литературы на жизнь беспрецедентно! Но оно — есть, было и, значит, возможно!
Обычно, её значение резко возрастает в условиях общественной несвободы, когда её совершенное духовное и эстетическое пространство становится территорией, на которой человек может «укрываться как беглый раб». Так русская литература и спасала душу человека, находящегося в мёртвой атмосфере советской пропаганды.
Сегодня в условиях духовной свободы у наших литераторов господствует точка зрения, что литература вообще — это только развлечение, но на разный вкус, что она не может иметь мыслимой Гоголем силы.
Они уже всё забыли!
И обязательно будут новые достоевские, толстые и солженицыны, которые выведут из очередного духовного брожения наше нравственно ещё не определившееся посткоммунистическое общество. Художественно выведут в истинном свете новых мелких бесов, всех этих лимоновых, быковых и прилепиных.
Ибо смысл человека во Вселенной быть свободным сотворцом Богу! С самостоятельной ответственностью за себя, за ближнего, за свою Родину и за весь мир. Что наша литература утверждала и, надеюсь, будет утверждать.
И укреплять наши души — в безвременье.
