Этот текст является частью зина о культуре заботы — возможной альтернативе культуре отмены. Зин стал результатом коллективной работы группы, которая с 2020 года обсуждает проблемы насилия, вреда и конфликтов разных масштабов: от небольших сообществ до государственных структур и систем. Помимо этого текста о необходимых условиях для построения позитивного мира, в зине можно прочитать личные истории об изменении отношения к конфликтам и борьбе с насилием, найти практические инструменты для личной и групповой работы, критические заметки к традиционным подходам к медиации. Скачать зин можно по ссылке.

Слова и действия других, которые мы и наши сообщества считаем неприемлемыми, часто приводят к конфликтам. Отмена — то есть, когда мы определяем тех, кто поступили неподобающим образом, и просим членов сообщества или общественности бойкотировать этих людей, избегать их или иным образом прервать с ними контакт — это один из способов решения подобных конфликтов. 

Сообщества могут использовать отмену как форму наказания (возмездие за ошибку), защиты сообщества (ограничение проблематичным личностям доступа в наши сообщества, особенно если в них состоят уязвимые люди), формирования идентичности (выражение в резкой форме ценностей группы) или сдерживания (предупреждение других, чтобы они не делали и не говорили определённые вещи в будущем). Мы часто видим, как отменяют знаменитостей, которых не знают лично. Мы также можем инициировать этот процесс в отношении людей в наших собственных сообществах, что часто заканчивается некрасиво. 

Моё предпочтение, как и предпочтение многих других людей, участвовавших в создании этого зина, однозначно: мы изучаем альтернативы отмене как способу справляться с вредом и конфликтами, по крайней мере, когда речь идёт о наших сообществах. Но мне лично не так интересно осуждать людей за то, отменяют они или нет, а важно:
а) понять плюсы и минусы этой стратегии,
б) узнать больше о том, почему некоторые считают, что отмена оптимальна для них,
и в) как построить устойчивые сообщества с людьми, у которых различаются предпочтения в способах решения конфликтов. 

Мой практический опыт связан с миротворчеством, а исследовательский — с изучением мира и конфликтов. Поэтому я рассматриваю дискуссии об отмене как разговор о том, какой мир мы хотим построить в ответ на конфликты, в которых находимся. Этот текст — размышление об этом. 

Я хочу привнести идеи из миротворчества как области, которая часто имеет дело с масштабными насильственными и постнасильственными ситуациями, и применить их к дилеммам, с которыми мы сталкиваемся в наших коллективах, отношениях и активистских группах. Это предполагает обсуждение некоторых теоретических категорий. Меня интересует, как они помогают нам найти более точный язык, чтобы думать и говорить о проблемах, с которыми мы сталкиваемся на практике. 

Моё представление о мире сформировалось под влиянием норвежского социолога Йохана Галтунга, который задавался вопросами о мире, конфликтах и насилии в 1950-60-х годах, что было довольно радикально по тем временам. Будучи левым мыслителем, он был глубоко разочарован популярными в его время представлениями о мире, которые определяли его исключительно как отсутствие видимых форм насилия: например, войны, травли, преступлений на почве ненависти, угроз или домашнего насилия. 

Он назвал подобные явления прямым насилием (direct violence). Это физические или вербальные формы насилия, которые непосредственно совершаются одним или несколькими лицами против одного или нескольких других лиц. Это наиболее очевидная форма насилия, а значит, её легче всего обнаружить, и ответственность за неё можно как минимум теоретически возложить на конкретных исполнителей. Когда большинство людей думают о слове «насилие», они в первую очередь представляют именно прямое насилие. 

Когда мы разрешаем конфликт, отказавшись от прямого насилия, мы получаем то, что Галтунг называет негативным миром (negative peace). Слово «негативный» не является оценочным суждением, как «хороший» или «плохой», оно просто описывает отсутствие чего-либо. Чтобы создать негативный мир, нужно определить имеющее место насилие (или угрозу, дефицит), которое считается причиной конфликта, и избавиться от него. Стратегии установления негативного мира включают разделение враждующих сторон, разоружение, выход из контекста насилия или заключение мирного договора. В случае войны негативный мир часто означает прекращение огня, а в абьюзивных отношениях он может означать разрыв и прекращение контактов между токсичными партнерами. 

Негативный мир — это ключевой элемент миротворчества, но важно помнить, что не все формы негативного мира здоровы. Особенно когда язык негативного мира используют для оправдания массового насилия или угнетения. Сброс атомной бомбы на Нагасаки или Хиросиму — возможно, самый печально известный исторический пример применения разрушительной военной силы во имя негативного мира. Современные авторитарные правительства, например в России или Азербайджане, продолжают оправдывать вооружённые удары по своим соседям подобной риторикой. Жестокий глава семьи может использовать угрозы насилием, чтобы создать негативный мир в доме, где все бы общались друг с другом вежливо и никто открыто не оспаривали бы его власть. Во всех этих случаях насилие применяют в надежде, что после того, как воспользовавшиеся им возьмут ситуацию под контроль, никто долгое время не сможет применять насилие по отношению к другим. 

Даже в тех случаях, когда негативный мир достигается ненасильственным путем, это не обязательно означает, что установившийся мир устойчив или устраняет причины, которые породили насилие изначально. В Боснии в 1995 году прекращение огня остановило боевые действия, но несправедливость и ненависть сторон друг к другу продолжаются и сегодня. Отказ от общения с человеком, ведущим себя проблематично, не прекращает его проблематичного поведения и не предотвращает нежелательных контактов с ним в будущем. 

Именно поэтому для Галтунга негативное определение мира было недостаточно глубоким. Он считал, что борьба с прямым насилием путём построения негативного мира — важный первый шаг. Однако этот шаг не учитывает менее заметные, глубже укоренившиеся факторы, которые, скорее всего, приводят к конфликту и заставляют его возобновляться с течением времени. 

Если не разрешается или не трансформируется сама суть этих условий, то попытки установить мир похожи на наклеивание пластыря на глубокую открытую рану. 

Решение Галтунга заключалось в указании на два других вида насилия, открывающих новые способы мышления о мире. Первый — структурное насилие (structural violence) — описывает повседневные социальные паттерны, поведение больших групп или институциональные практики, не позволяющие отдельным людям или группам удовлетворять свои основные потребности или иным образом преуспеть в обществе. Это приводит к социальной несправедливости и неравенству. Расовая сегрегация, запрет девочкам ходить в школу или политика, ограничивающая доступ отдельных групп людей к здравоохранению, — вот очевидные примеры структурного насилия. 

Структурного насилия можно избежать. Если люди голодают после того, как наводнение разрушает их город, это не обязательно структурное насилие (если только они не принадлежат к группе, которую принудили жить на территории, более подверженной наводнениям), но голод из-за войны или отсутствия экономических возможностей — да. Структурное насилие сложно определить или измерить, потому что это не то, что один человек совершает по отношению к другому — это продукт систем, которые угнетают, эксплуатируют или иным образом ограничивают возможности людей жить полноценно. Из-за более абстрактной природы структурных явлений некоторые критики неохотно используют термин «насилие» для их описания. По сравнению с прямым насилием, структурное насилие имеет более глубокие корни и с ним сложнее бороться. 

Другой вид насилия — культурное (cultural violence). К нему относятся аспекты культуры, которые узаконивают, оправдывают или поощряют прямое и структурное насилие. Самая распространенная форма культурного насилия — дегуманизация других, когда мы рассказываем себе историю, обесценивающую чьи-то потребности, права или достоинство. В результате прямое и структурное насилие кажется неизбежным, естественным или просто «тем, как устроен мир». Такие нарративы нормализуют насилие и делают его невидимым, а значит, мешают его выявить и ему противостоять. Примерами культурного насилия могут быть идеология расового превосходства, религиозные убеждения, оправдывающие угнетение неверующих, или культурные нормы, поощряющие доминирование над другими (особенно военным путём). 

Галтунг считал, что в основе большинства конфликтов лежит один или несколько из названных видов насилия. По его мнению, «негативный мир» должен также предполагать отсутствие структурного и культурного насилия. Отсутствие прямого насилия важно, но важно и отсутствие репрессий или оправдывающих насилие нарративов. 

Но и самого негативного мира было недостаточно — Галтунг также продвигал так называемый позитивный мир (positive peace). 

Это не просто отсутствие насилия, ощущаемой угрозы или недопонимания, которые приводят к конфликтам, но и наличие факторов, которые, как предполагается, способствуют более здоровым и гармоничным отношениям. 

Позитивный мир — это нечто сознательно создаваемое конфликтующими сторонами, обычно с намерением создать новый контекст, в котором человеческие потребности удовлетворяются таким образом, что насилие становится ненужным, а может быть, даже немыслимым. 

Позитивный мир, как и негативный, может быть построен в ответ на три вида насилия из концепции Галтунга: 

Как вы можете себе представить, абсолютный позитивный мир — это своего рода утопия, но он расположен на спектре. Конечный вариант позитивного мира предполагал бы установление повсеместной социальной справедливости, равенства и освобождения от угнетения. На повседневном уровне он может означать восстановительное правосудие, примирение, нарративные практики и создание безопасных пространств для восстановления отношений между преступником и жертвой, если они этого хотят. 

Однако в реальной жизни отношения между позитивным и негативным миром далеко не так просты. В идеальной ситуации они бы работали вместе: негативный мир стал бы основой, положив конец насилию и создав условия, в которых люди могли бы начать думать о совместном построении позитивного мира. Но попытки построить один вид мира часто мешают строить другой. 

Например, некоторые могут стремиться к установлению позитивного мира до того, как будет установлен негативный мир. Может быть, семейный медиатор пытается примирить пару с историей абьюза, прежде чем в достаточной степени разобраться с самим абьюзом или убедиться, что потребности жертвы удовлетворены. Или же сторонний специалист пытается помочь затронутой конфликтом группе разобраться со стереотипами, сложившимися у них о противниках, в то время как на за окном всё ещё падают бомбы. Если люди не чувствуют себя в безопасности или их основные потребности не удовлетворены, попытки построить позитивный мир могут быть неуместны, а иногда даже опасны, так как исходят от стороны в привилегированной позиции. 

С другой стороны, некоторые способы построения негативного мира делают выстраивание позитивного мира сложным или даже невозможным. Люди, ставшие жертвами, могут сами использовать насилие для создания прямого негативного мира, который выгоден им самим и угнетает другие группы, что делает мысли о позитивном мире абсурдными. Современный пример — отношения государства Израиль с палестинскими территориями. На личном уровне два конфликтующих активиста из одной общины могут инициировать негативный мир (то есть перестать разговаривать друг с другом) и в итоге решить поддерживать его постоянно — это их выбор. Всегда важно ставить в приоритет выбор людей, которых непосредственно затрагивают конфликты, но такой подход не оставляет места для построения позитивного мира. 

Так что дилемм здесь предостаточно. Негативный мир может создать безопасность для одной стороны, при этом поставив в уязвимое положение другую. Позитивный мир необходим для более устойчивых всеобъемлющих видов мира, но способ его построения может ставит под угрозу чувство безопасности или благополучие людей, затронутых конфликтом. Когда это происходит, попытки строить разные виды мира работают друг против друга. Искусство миротворчества, настоящего миротворчества, заключается в поиске способов идти вперёд с учетом этих дилемм и в стратегическом выборе, что и когда должно произойти. 

Когда я впервые узнал о Галтунге и его концепции, я попал в ловушку, решив, что мы все должны строить позитивный мир друг с другом в той или иной форме. Я думал так в течение нескольких лет и свысока смотрел на усилия, направленные исключительно на построение негативного мира. Но очень важно помнить, что зачастую мы не стремимся к позитивному миру со всеми. Может быть, создание коалиций и общих нарративов с людьми, с которыми я не согласен в политическом плане, требует больше времени (или желания), чем у меня есть или чем я готов потратить. Может быть, я считаю их убеждения или поведение настолько проблематичными, что мне трудно находиться с ними в одной комнате. Все, чего я могу хотеть с такими людьми (особенно если я затриггерен или устал) — это негативного мира. И это нормально. Вероятно, у меня даже останется больше энергии на построение позитивного мира с людьми в моём окружении. 

Мне нравится думать о позитивном и негативном мире на уровне личности и группы, а Галтунг размышлял об обществах и культурах. Он подталкивал влиятельных персон к включению позитивного мира в свои программы как более устойчивого подхода к удовлетворению человеческих потребностей и предотвращению насилия в долгосрочной перспективе. Он популяризировал термин «миротворчество» (peacebuilding) для обозначения долгой и медленной работы по демонтажу структур угнетения, которые порождают насилие и побуждают его жертв совершать насилие в ответ. Лишь в 1990-е годы позитивный мир и миротворчество получили международное признание, но они были изъяты из первоначального левого контекста и переосмыслены как либеральный подход с акцентом права человека, свободу слова, честные выборы и демократизацию посредством капиталистического рынка. Первоначальное освободительное видение Галтунга, касающееся справедливости и трансформации общества, осталось на полях публичного дискурса. Исследователь продолжал отстаивать всеобъемлющее радикальное видение позитивного мира пока не умер в феврале 2024 года — как раз в то время, когда мы начали создавать этот зин. 

Вернёмся к отмене

Отмена, на самом деле, это стратегия, направленная на построение негативного мира. Она выявляет проблемное (часто прямо, структурно или культурно насильственное) поведение, а также совершившего его человека, и использует публичные платформы для того, чтобы потребовать от членов сообщества отмежеваться от нарушителя. Конфликт разрешается путем удаления нарушителя из сообщества, и это и итоге ограничивает количество (прямого, структурного или культурного) насилия, угроз или дискомфорта для жертвы и создает негативный мир между двумя сторонами. За последнее десятилетие стратегия отмены стала популярным (и во многих случаях довольно эффективным) инструментом среди левых, феминистских, квирных и анархистских сообществ. Многие люди в этих сообществах выбирают отмену, потому что решили, что она им подходит. 

В течение последних месяцев ридинг-группа, в которой я состою, обсуждает альтернативы отмене относительно наших собственных сообществ. Некоторые из нас черпают вдохновение в нарративных практиках (в частности, в книге Narrative Mediation), а также в таких текстах как Fuck the Police Means We Don’t Act Like Cops To Each Other или We Will Not Cancel Us And Other Dreams of Transformative Justice, идеи из которых уходят корнями в анархистские, квирные, Черные, феминистские и аболиционистские стремления к исцелению и трансформации. Хотя эти тексты не используют язык Галтунга, они, тем не менее, объединяют шаги, необходимые для построения негативного мира, с освободительным проектом позитивного мира. 

Важно подчеркнуть, что мы не говорим о построении позитивного мира со сторонниками идеи белого превосходства, воинствующими националистами или милитаристскими государственными структурами. Мы даже не говорим об обязательном позитивном мире с людьми за пределами сообществ, которые мы называем своими. Наведёте ли вы эти мосты (и считаете ли вы это вообще возможным), зависит от вас, ваших целей, ваших ценностей и, в конечном счете, от того, к чему вы стремитесь. Мы же говорим прежде всего о проложении маршрута к позитивному миру между собой, оставляя при этом возможность для членов сообщества поддерживать негативный мир с другими людьми по мере необходимости. 

Как и в любой попытке построить позитивный мир в условиях, когда негативный мир временами считается более лёгким или желанным, мы сталкиваемся с дилеммой. Отмена — это инструмент, который помогает сосредоточить внимание на жертвах и одновременно дает маргинализированным и затронутым конфликтом сообществам больше возможностей и инструментов для реагирования на действия нарушителей. В случае успеха она приводит к немедленному прекращению различных видов насилия. Лично я не хочу критиковать уязвимых людей, которые выбирают путь отмены, и полагаю, что другие авторы этого зина разделяют подобные чувства. Нас также вдохновляет поиск вариантов, которые оставляют место для исцеления, искупления, ответственности и трансформации. Это значит, что нужно найти альтернативу отмене, которая также сосредоточена на жертвах и позволяет людям, затронутым конфликтом, чувствовать себя в безопасности и в достаточной степени удовлетворять свои психологические и эмоциональные потребности. Если мы хотим строить не только негативный, но и позитивный мир с людьми в наших сообществах, которые причинили нам боль, то есть несколько шагов (вдохновленных миротворцами, с которыми я работал), которые мы можем предпринять, чтобы облегчить этот процесс. 

Обеспечьте достаточно безопасное пространство, чтобы люди начали думать о позитивном мире 

Важно не отталкивать членов сообщества за выбор, который они делают, пытаясь обеспечить себе безопасность. Если кто-то использует отмену, чтобы создать негативный мир, это означает, что им нужен негативный мир, причем прямо сейчас. Мы можем сначала связаться с ними и понять, какие потребности были нарушены, а затем найти непосредственные способы их удовлетворения. 

Возможно, кто-то устал или перегорел, и у них нет психологических ресурсов, чтобы обдумать другие варианты. Возможно, им нужна психосоциальная поддержка, чтобы справиться с полученным вредом. Возможно, им нужно пространство, чтобы поделиться своим опытом, — это можно сделать с помощью таких практик как круги сообщества (community circles) или группы поддержки. Когда персона затриггерена, иногда ей необходимо почувствовать, что её видят, слышат или поддерживают, прежде чем она сможет думать о других способах построения мира. 

Понять предпочтение кем-то негативного мира: каковы их «красные линии» 

Обычно люди решают построить негативный мир из-за чего-то плохого, что с ними произошло. Отмена часто сводится именно к этой логике. Если мы хотим продвигать и позитивный и негативный мир, нам нужно понять, что именно произошло и как это повлияло на жертв. Мы можем подумать об этом в терминах «красных линий» человека — что именно должно произойти, чтобы они отреагировали на это построением негативного мира. Очень важно понимать, что красная линия у всех разная — для одного человека совершение прямого насилия переходит красную линию, а для другого культурное насилие уже неприемлемо и инициирует построение негативного мира. То, что для вас может показаться неважным, для кого-то может быть триггером. 

Это особенно верно, если кто-то пережил травму, маргинализацию или угнетение. Нам стоит вести диалог с жертвами, чтобы лучше понять их опыт, и делать это нужно с уважением и так, чтобы вновь не затриггерить или не ретравмировать их. Стоит быть особенно осторожными, если мы находимся в более привилегированном положении и можем не понимать, сколько красных линий может быть у персоны. 

При этом важно помнить, что люди могут выбирать негативный мир не только из-за пересечения их красной линии. Возможно, они скептически относятся к позитивному миру и не верят, что восстановление отношений после нанесения вреда вообще возможно. Может быть, они никогда не видели моделей построения позитивного мира, и поэтому этот процесс кажется им слишком абстрактным. Может быть, у них нет времени, сил или ресурсов, чтобы начать строить позитивный мир — особенно если человек всё ещё глубоко переживает причиненный вред (и поэтому не видит возможности восстановления отношений). Бывают также случаи, когда люди используют отмену как способ продемонстрировать свою власть, отомстить или продемонстрировать другим свои ценности. Все эти сценарии требуют разной реакции. 

Узнайте о «зелёных линиях» персоны 

Точно так же, как мы можем захотеть построить негативный мир с кем-то только после того, как он пересечёт одну из наших красных линий, мы можем быть не готовы к позитивному миру с кем-то, пока он не пересечёт одну из наших зелёных линий. Термин «зелёная линия» описывает действия или поведение другой стороны, которые создают пространство для возможности построения позитивного мира. Может быть, сначала мне нужно, чтобы кто-то признал причинённый мне вред, а может быть, чтобы они сделали первые шаги к возмещению этого вреда. Может быть, мне просто нужно сделать перерыв, чтобы прийти в себя и оказаться в достаточно стабильном состоянии для размышлений о позитивном мире. 

Каждый случай будет отличаться от другого. И как и в случае с красными линиями, чужие зелёные линии могут быть не очевидны для нас. Значит, если мы хотим способствовать позитивному миру в наших сообществах, нам стоит постоянно обсуждать, с какими красными и зелёными линиями нам предстоит работать. 

Важный момент: если наше желание построить позитивный мир не дополняется равной или бо́ льшей заботой о жертвах, то работа с членами сообщества по поиску их «зелёной линии» может ощущаться манипулятивной. На мой взгляд, подталкивание людей к заключению мира раньше, чем они к этому готовы, является ещё одной формой насилия и делает пространство ещё более небезопасным. Способы сосредоточиться на жертвах и одновременно строить позитивный мир могут означать, что нужно ставить превыше всего потребности пострадавшей стороны и просить совершивших насилие предпринять дополнительные шаги, чтобы пересечь «зелёную линию» жертвы. Или же мы можем уважать потребность жертвы в восстановлении и не начинать работу по установлению позитивного мира слишком скоро. Одна из худших вещей, которую мы можем сделать — это забыть, что позитивный мир не может существовать без наличия хотя бы некоторой формы негативного мира. Мы можем ответственно предлагать альтернативу отмене только тогда, когда эта альтернатива позволяет жертвам чувствовать себя в безопасности, услышанными и ценными. 

Все это не набор инструментов для убеждения людей работать над позитивным миром как альтернативой отмене, а скорее размышления, как вести разговоры об этом, подходящие сообществу, в комфортном ему темпе. Мы можем преуспеть в создании пространства для работы в направлении позитивного мира, а можем и нет. В основе этого процесса лежат приглашение, свидетельствование и исцеление. Это происходит не быстро, но мы продолжаем исследовать, что необходимо для создания более интересного мира (world), который поможет закрывать больше наших потребностей. 

Как уже было сказано, окружающий мир далеко не идеален. У нас нет возможности (или желания) строить позитивный мир со всеми. Но стоит пробовать строить позитивный мир с людьми в наших коллективах, отношениях и активистских сообществах. Особенно важно это для тех из нас, кто живет в небольших сообществах, внутри которых необходима более сильная взаимная солидарность, чтобы пережить внешний пиздец. Узнав больше о миротворчестве и используемых в нем инструментах, я стал по-другому относиться к сообществам, частью которых я являюсь, и к конфликтам, которые мы создаем и переживаем вместе. Надеюсь, наш зин создаст для всех нас пространство, чтобы понять, какой мир мы хотим построить и как мы можем это сделать вместе. 

автор: жоха
редактор: ка: крошка кэти