Человечество находится в переломной ситуации. С одной стороны, глобальный капитализм производит и усугубляет ряд экзистенциальных кризисов, которые способны подорвать самые предпосылки для достойной человеческой жизни — или любой формы человеческой жизни — на этой планете. С другой стороны, единственная политическая сила, которая могла бы что-либо предпринять для противостояния этому неумолимому движению к катастрофе, — международные левые — в результате четырех десятилетий неолиберального наступления оказалась на лопатках, ее социальная база фрагментирована и атомизирована, а организационные структуры находятся в плачевном состоянии.

Вслед за этим всемирно-историческим поражением мы ежедневно сталкиваемся с разрушительными последствиями нашего нынешнего бессилия. Неолиберализм обострил свою борьбу против демократии, включив в структурное насилие политику жесткой экономии. Мы беспомощно наблюдаем продолжающийся процесс концентрации богатства и власти во все меньшем количестве рук, в то время как общественное благо и общественные услуги беспощадно принесены в жертву на алтаре рынка.

Мы остаемся беззащитны перед лицом крупного финансового капитала и большого бизнеса, перешедших в тотальное наступление против последних остатков социального государства. Массовое наблюдение и государственный контроль расширяются по всем направлениям. Мы бессильны, когда барьеры для капитала устранены секретными торговыми сделками, национальные границы милитаризированы и повсюду возводятся новые стены, чтобы не допустить нежелательного другого. Мы чувствуем себя парализованными, когда семьи выселяют из своих домов, а протестующие подвергаются жесткому обращению со стороны полиции.

В условиях растущей неопределенности гипер конкурентной 24/7-информационной экономики, в которой задолженность, безработица и прекаризация быстро становятся общими условиями жизни для большинства, нами овладевают изнеможение, депрессия и беспокойство.

Старые левые, при всех своих трагедиях и неудачах, когда-то были движимы надеждами и видением лучшего будущего. Сегодня все подобные стремления, похоже, оставлены. Как заметил Франко «Бифо» Берарди, будущее было отменено, а левые, потерявшие свое посткапиталистическое воображение, оказались безнадежно отставшими. При таком стечении обстоятельств мы можем продолжать говорить о кризисе капитала, но мы также столкнулись с еще одним серьезным кризисом — кризисом левых.

Этот кризис имеет двоякую природу. С одной стороны, мы столкнулись с организационным кризисом, означающем полную неспособность левых ответить на вызовы нашего времени или хотя бы извлечь выгоду из краткого окна возможностей, открытого, в том числе, крушением 2008 года; с другой стороны, мы столкнулись с кризисом воображения (напрямую связанным с организационным кризисом), означающим полную неспособность левых даже представить себе мир после капитализма.

В результате этого сформировалось два типа левых. Первый тип левых по-прежнему восседает на обломках канувшего в лету бюрократизированного социализма XX века, полностью подчиненные отупляемой скуке и контрреволюционной схеме буржуазного парламентаризма. Второй тип левых представляет собой дезориентированное разнообразие взглядов, они полны революционной страсти, они все еще пытаются направить свое коллективное возмущение и социальную креативность в последовательный и трансформирующий революционный проект. В этой ситуации понятно, что если левые действительно хотят найти выход из капиталистического варварства, сначала им придется заново изобрести себя.

Само собой, эти «заново изобретенные» левые не упадут на нас с небес. Более вероятно, что они могут появиться посредством политического воображения, организационных форм и стратегических ориентаций, выстроенных через коллективные процессы политической агитации, основанной на структурных противоречиях и периодических кризисах современного капитализма, на материальных условиях и жизненном опыте обычных рабочих людей, угнетаемых меньшинств и маргинальных сообществ, на революционном потенциале фактически существующей борьбы.

Самое главное, что вновь изобретенные левые должны отказаться от своего стремления романтизировать прошлое и смелее смотреть на свои перспективы в будущем. Перефразируя Маркса в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», социальные движения XXI века не могут заимствовать свою поэзию из прошлого, но только из будущего: «нужно предоставить мертвецам хоронить своих мертвых, чтобы уяснить себе собственное содержание». Только забыв свой родной язык, отмечал Маркс, социальная революция может усвоить новый язык и начать артикулировать характер своей борьбы в собственных терминах.

Социальная революция XXI века будет антиавторитарной и радикально демократической или это будет не революция.

В то время как впечатляющие протесты и восстания последних лет явно были сосредоточены на несправедливости финансового капитализма и авторитарных тенденциях капиталистического государства, более непосредственное значение этой мобилизации заключалось в важном послании левым: развивайтесь или умрите. Полагайтесь на креативность и динамизм движений или ваша политическая несостоятельность уничтожит вас.

Как утверждает Джон Холлоуэй, финансовый кризис 2008 года и народные восстания после 2011 года можно рассматривать как некий разрыв, который изменил саму текстуру и содержание современной борьбы. Даже если движения еще не знают точного пути вперед, назад пути уже нет, потому что, по крайней мере, в сверхразвитых и деиндустриализированных сообществах Глобального Севера, продуктивистский и welfare горизонт традиционных левых попросту потерял всякую связь с социальной реальностью обычных рабочих и конкретной материальностью существующей борьбы на местах. Последние народные протесты говорят нам что-то важное о меняющемся характере капитализма и эволюционирующих формах классовой борьбы в условиях финанциализации; изменения, которые, в свою очередь, требуют новаторских способов мышления об антикапиталистической организации и перехода к посткапиталистическому миру.

Традиционные левые долгое время поддерживали первенство наемного труда и борьбу в сфере производства. Исторически они уделяли гораздо меньше внимания более фундаментальным формам неоплачиваемого труда (включая гендерно-дифференцированную домашнюю работу) которые составляют сферу социального воспроизводства (этот вопрос был развит итальянским автономизмом и марксистским феминизмом). Воспроизводство всегда предпочтительнее производства, поскольку последнее не может продолжаться без первого.

Поэтому вся классовая борьба при капитализме должна начинаться с элементарных вопросов социального воспроизводства: как жить и воспроизводить «общие условия жизни» без прямого доступа к средствам существования. Недавние трансформации и кризисы капитализма подтолкнули этот вопрос к сердцу современных движений.

Приоритет повседневной жизни и социального воспроизводства в современных формах классовой борьбы, в свою очередь, тесно связан с центральным значением понятия «общественное», которое Сильвия Федеричи и Джордж Каффенцис определили как «автономные пространства, в которых восстанавливается контроль над нашей жизнью и условиями нашего воспроизводства, предоставляются ресурсы для совместного пользования и равного доступа к ним, которые являются основой для противодействия процессам изоляции и высвобождают нашу жизнь из уз рынка и государства».

В отличие от старых левых, озабоченных лишь захватом конституционной власти, возникающая антикапиталистическая политика не обязательно выступает против идеи захвата власти, но находит, что более целесообразно размышлять в терминах построения власти, культивирования социального творчества и коллективного воображения. Левые не могут просто «взять» власть без того, чтобы сначала не построить ее — демократически — снизу.

Одна из самых важных задач, которая стоит перед движениями, заключается в том, чтобы превратить множество вопросов и фрагментированную борьбу в более или менее последовательную социальную контрсилу, способную решать кажущиеся не связанными друг с другом конфликты в их общем корне. Как сформировать взаимосвязанную политическую платформу из движений, полных контекстуальных особенностей? Как это сделать, не жертвуя при этом плюрализмом методов? Единственный разумный способ предполагает активное использование многообразия тактик, стратегий и организационных форм, которые существуют в обществе и которые, несомненно, будут расширяться в будущем. Для этого необходимо не что иное, как общий проект, который позволит оспорить, подорвать и в конечном счете демонтировать власть капитала на различных уровнях: местном, национальном и глобальном.

Как отметил Майкл Хардт, это требует от нас гораздо более критического рассмотрения вопроса об организации. Нам могут не нравиться традиционные институты левых, но мы должны признать, что они, по крайней мере, были способны мобилизовать разные слои общества и поддерживать политическую активность в течение длительных периодов времени, чтобы обеспечить реальную материальную выгоду на уровне условий труда и социальных прав. Нам нужно учиться на этом историческом опыте.

Сегодня многие активисты справедливо вдохновляются проектом автономии коренных народов в Чиапасе или построением демократического конфедерализма в Рожаве, но один из важнейших факторов успеха в обоих случаях часто упускается из виду: как курды, так и сапатисты практикуют прямую демократию, но ни одно из этих движений никогда не ограничивалось чистым горизонтализмом. САНО и РПК возникли, и в какой-то мере продолжают функционировать, как высоко дисциплинированные вооруженные силы с вдохновляющими персонами во главе — даже если они давно отказались от марксистско-ленинистских методов.

Понятие «политического проекта» следует понимать в широком смысле. Это не создание традиционной политической партии, стремящейся к государственной власти и не строительство еще одной коалиции социальных сил. Это определение точек конвергенции, которые помогут сплотиться и организоваться.

Для создания такой платформы нужно назвать общего врага (капитализм), определить общую территорию действия (повседневная жизнь в городе) и разработать общий проект (строительство социальной контрсилы, направленной на возможное создание демократического посткапиталистического общества). Эти предпосылки помогут объединить борьбу в единый нарратив. При этом, участники созданной платформы не должны ни цепляться за свои идентичности, ни отказываться от своих уникальных особенностей.

Помимо создания новых возможностей для взаимопомощи и коллективной мобилизации, благодаря созданной платформе можно будет делегировать своих представителей (в идеале отзываемых делегатов) на муниципальные выборы с краткосрочной целью — установить контроль над городом. Поскольку во многих странах местные муниципалитеты отвечают за социальное обеспечение, социальное жилье и общественный транспорт, «повстанческие города» смогут развернуть пилотные проекты базового дохода, бесплатного проезда, убежищ для беженцев и кооперативного жилья.

Как только несколько муниципалитетов окажутся под контролем движений, они смогут объединиться в национальную (и в конечном итоге международную) сеть повстанческих городов. Эта сеть, в свою очередь, сможет принимать решения о создании платформ более высокого уровня, которые смогут выдвигать кандидатов на национальных выборах. Последние должны будут вытеснить реакционные элиты и установить оборонительные позиции в государственном аппарате.

Список трансформационных реформ потенциально бесконечен. Он может включать передачу власти от централизованного государства к повстанческим городам, социализацию финансов, демократизацию денег, создание универсального базового дохода и всеобщего гражданства, сокращение рабочего времени, доступ к кооперативному жилью, бесплатное здравоохранение, внедрение радикальной педагогики в школьные программы, децентрализация и декорбанизация энергетических систем, юридическое признание рабочих советов, объявление «устава пользования общественными благами» для обеспечения открытого доступа к коммунальной собственности и освобождение новых пространств для некоммерческих общественных отношений.

Долгосрочная цель любого значимого революционного процесса должна заключаться в том, чтобы демонтировать «готовый механизм» централизованного капиталистического государства и заменить его децентрализованной федерацией территориальных сообществ (коммун). Вместе с тем нельзя просто объявить государство упраздненным. Как и капитал, государство является общественным отношением, которое может быть ликвидировано только через сложный и продолжительный процесс, начало которому положит народная борьба. Скоординированная сеть повстанческих городов, о которых мы говорим здесь, в краткосрочной перспективе может служить трамплином к посткапиталистическому будущему.

Излишне было бы говорить, что мы все еще очень далеки от предреволюционной ситуации, описанной выше, не говоря уже о посткапиталистическом обществе. Как только мы отложим наше чтение и займемся сложной задачей самоорганизации на местах, мы обнаружим, что все то же капиталистическое варварство смотрит нам в лицо. Масштаб поставленной перед нами задачи выглядит пугающе. Мы не только должны изобрести новые способы самозащиты и, в конечном счете, справиться с ненасытным аппетитом капитала; мы также должны заново изобрести левых и само значение революции в этом процессе.

Джером Рус, главный редактор ROAR Magazine, преподаватель Лондонской школы экономики и политических наук.
http://jeromeroos.com/
https://twitter.com/jeromeroos

Полный вариант статьи опубликован в ROAR Magazine #0