Два «Отрицания» Фрейда
Психоаналитическое знание несомненно по мере исследования своего предмета, который мы можем обобщенно назвать психикой, продумывает не только решения практических проблем, связанных с душевными заболеваниями, но и сближающиеся с философскими интуиции, способные дать интерпретации отдельным доменам организменного биологического существования человека. С этой перспективы рассмотрения психоанализа может показаться интересной работа З. Фрейда “Отрицание” (1925).
Перед тем как начать разговор о феномене отрицания в анализе, Фрейд приводит пример такого высказывания пациента: “Вы сейчас подумаете, что я хочу сказать нечто обидное, но на самом деле у меня нет такого намерения”. В мысли, которую хочет донести пациент, реализуется “отклонение (Abweisung) посредством проекции” [1] какой-то только что возникшей идеи. Иными словами, в высказывании выражается нечто посредством отклонения от проецированного, занимающего место в представлении ожидаемого и так указывающего на себя как на некое позитивное. Выражается не способность субъекта оценить ожидаемое воплощение идеи мысли и потому, спроецировав, отклониться, а суть место, которого субъект отклоняется, производя в проекции предполагаемую среду, аранжирующую его. Однако Фрейд пишет об отклонении идеи [посредством проекции], что может быть понято двумя образами в зависимости от значения, которое вкладывается в слово “отклонение”: отклонение как выражение неприятия чего-либо и отклонение как модальность движения. Поскольку проекция как
Но далее мы видим мысль, заключающуюся в том, что если попросить субъекта найти ответ на вопрос, связанный с тем, что в его формулировке поставлено как наиболее отдаленное и неправдоподобное, то найденное, соответствующее запросу, окажется подлинно имеющимся в виду: “если пациент попадается на эту удочку и называет то, во что он может верить менее всего, он тем самым почти всегда сознается в подлинном” [2]. Мы считаем, что данная мысль Фрейда состоит не в том, чтобы явить некую антонимизирующую каверзность психических тенденций, а скорее, напротив, в том, чтобы показать отсутствие каких-либо тенденций и смысла речей, ведущихся касательно оных. Актуализируемое в выражении прежде всего являет результат “окликивающей нужное” некой “прогулки” по топологически устроенному бессознательному. Это уточняет положение, прежде казавшееся двояким и предлагавшее выбор выражения идеи или отклонения от нее. Однако теперь мы понимаем, что идея есть предначертанная форма, форма проекции, называющаяся Идеей при определенной расстановке бессознательного вытесненного материала, и то, что зовется отклонением, парадоксально выражает приятие факта ее актуальности.
Затем приводится мысль, предлагающая отличать некий новый, особенный модус высказывания вытесненного — Отрицание (Verneinung): “вытесненное содержание представления или мысли может пробиться к сознанию — при условии, что оно отрицается” [3]. Высказываемое в таком модусе реализует род принятия, но не принятия существенного, а интеллектуального: в этом состоит отделение интеллектуальной функции от аффективного процесса. Отделение поддерживается как онтологическая среда посредством высказываемого в модусе Отрицания, обращающегося с действительностью содержания и возможностью его аффективного воздействия: не является ли Отделение онтологическим условием связности существенности Идеи перед вытесненным и возможности ее выражения, чаще всего просто называемого симптомом, (но выше идеей)? Проще говоря, мы предполагаем, что Отделение, поддерживающееся на уровне двух принятий, для модуса Отрицания является необходимым условием, позволяющим сохранять связность Идеи (которой отклоняются) и симптома (идеи) (которую отрицают) относительно вытесненного, общего для них.
Вообще, это Отделение всецело зиждется на Фрейдовой конфигурации, условия которой интеллектуальную функцию суждения связывают с подтверждением или отрицанием мысленного содержания. Отрицание соответствует подтверждению желания вытеснить отрицаемое сильнее (или глубже). “Символ отрицания” или осуждение есть способ вытеснения послужить мышлению, “обогащающемуся содержаниями”. Речь идет о способности мышления не забывать. Однако далее говорится не просто о том, что мышление посредством подобного функционирования вытеснения не забывает, но и о том, что оно таким образом еще и отличает представление от реальности. Вновь возникает Отделение и следующая мысль: интеллектуальное может пробиться к существу аффективного и влиять на него не единожды, но аффективное пробивается в интеллектуальное лишь раз и влияет лишь раз. Таким образом, условия, в которых сосуществуют функция суждения и способность вытеснения, являются органически объективными, сказать о сути которых можно лишь косвенно, оценивая опыт их действия. Эти условия — некое слиянное место принципа удовольствия и принципа реальности.
Далее Фрейд резюмирует: “суждение как процесс (Urteilen) есть интеллектуальное действие, выносящее решение относительно выбора моторного действия, кладущее конец мыслительной отсрочке (Denkaufschub) и переводящее от мышления к деянию” [4]. То, о чем мы говорим, разбираясь с этой статьей, ранее уже существовало как одна из философских интуиций стоиков, давших последовательное описание “производства суждения”:
1) “Всякое мышление появляется из чувственного восприятия (αἴσυησις) или не без его участия” [5];
2) “После того, как материал чувственного восприятия доставляется пневмой к руководящему началу, возникает впечатление, или представление (φαντασία). Зенон определял его как “отпечаток в душе” ибо в душе как бы запечатлевается чувственный образ объекта восприятия φανταστóν” [6];
3) Далее происходит “предварительный акт разумной «оценки» содержания «впечатлений», (он) передается термином «согласие» (или «одобрение», «признание» — συγ-κατάληψις). Принципиально важно, что «согласие» дается на соответствующие высказывания, т. е. оно есть реакция не на физическую сторону «впечатления», а на его смысл. «Согласие», таким образом, есть способность анализировать первичные «впечатления» и формировать представления второго и третьего порядка на основании данных опыта и общих понятий” [7].
4) “Непосредственным результатом «согласия» является «постижение», или «схватывание» — κατάληψις, выраженное, разумеется, соответствующим высказыванием” [8].
Из интуиций стоиков в отношение знания следует изначальная несвобода человека в совершении того или иного действия, однако Фрейд, мыслящий в понятиях, совершенно отличных, говорит обратное: “восприятие — вовсе не
Если стоический вывод определяет возможность познания через некую неизбежность имманентной вещи, внешней ему,
Возвращаясь к Отделению, вспомним вопрос, полагавший его местом касания возможной Идеи, выражающейся на множестве вытесненного, и содержания (идеи), снимающего вытеснение (в аффективном смысле). Пока посредством Отрицания создается интеллектуальная разметка, проекция, Идеи, то есть пока пациент прибегает к отклонению, существует онтологическое условие, предполагающее аффект от включения этой Идеи во внешний нарратив, аффект от экстериоризации Идеи. Фрейд говорит о том, что даже если и удается Отрицание преодолеть, совершить интеллектуальное принятие вытесненного, то процесс вытеснения еще не может считаться снятым. Иными словами, даже тогда, когда пациент экстериоризует Идею, он все еще не добивается ее де-виртуализации в силу того, что в чисто интеллектуальном нет места аффекту. Однако, если следовать пониманию Отделения, сформулированному нами ранее, то по преодолении Отрицания, выполняющего свою задачу интеллектуально принять маркированное вытесненное, оно перестает существовать. Суть Отделения в онтологии органического — соположить интеллектуальное и аффективное, отделить аффективное в интеллектуальном от интеллектуальном и наоборот, то есть разбить органически целое на его проявление для интеллектуального и аффективного. В общем в онтологической перспективе должны встретиться до-либидинальное органики мира и либидинальное. И если мы вспомним мысль Фрейда, которая ранее появлялась, то становится понятно, что либидинальное соответствует интеллектуальному как тому, что реализует мир-для-психики, в то время как на стороне до-либидинального остается аффективное, которое должно вступать с ним в обеспечительные отношения: в
Соглашаясь с тем, что “органическое реальное” отведывает “органического реального”, пусть и подключая к такой пробе аппарат одного из них быть-способным-отрицать, мы и правда не увидим нарушений в онтологической перспективе, потому что именно в момент касания либидо не-либидо возникает существо Отделения: одно подтверждает другое в сталкивающем отличии. “Первейшая и ближайшая цель пробы на реальность состоит не в том, чтобы найти в реальном восприятии объект, соответствующий представленному, но в том, чтобы вновь найти его, убедиться в том, что он все еще налицо” [10]: аффект производит не экстериоризация представления, собранного в соответствие с выражением Идеи, а повторение восприятия, выражающего Идею. Ещё в процессе отклонения пациент ссылается на возможность выражения Идеи, однако отрицанием встречается запрос процесса, причастного вытеснению и его снятию, эту Идею выразить в аффектации повторением. Фрейд приводит пример из анализа: “Вы спрашиваете, кем может быть лицо из сна. Матерью оно не является”, — и тут же он утверждает: “мы вносим поправку: итак, это мать” [11]. В подобном высказывании в сущности Идеи заключается следующая природа: нечто позитивное отвечается по мере поиска в бессознательном. Идея функционирует на множестве вытесненного как ответ на вопрос: “Кого репрезентирует лицо?” Содержание ответа — “не мать”, “матерью оно не является”. Трудно сказать, что подобное определение, пусть оно и в некотором роде столь же динамично, что и приводившееся ранее, имеет что-то общее с пониманием Идеи в качестве того, чего субъект отклоняется посредством проекции. В отклонении Идея определяется в координатах проекции, выражающей ее на том, причастном ей, вытесненном материале. Её отклоняются потому, что не движутся к аффекту, не совпадают с направлением движения к снятию.
Двуликая “Идея”, изображенная нами посредством онтологической сущности Отделения, не совпадает по смыслу с субъективной идеей, которой он посредством проекции отклоняется, выражая указывание, вписанное скорее в сам процесс вытеснения, нежели в истину процесса, точно связанного с вытеснением, причастным Отрицанию. В свете сказанного легко видеть внутреннюю путаность системы понятий статьи, в силу оной не перестающих служить аналитическим орудием труда. Иной невинный практический случай, подвергаясь такому аналитическому толкованию, может быть осужден неоправданно строго. Поэтому стоило бы отметить, что идея, о существовании которой мы узнаем посредством явности отклонения, является скорее идеей представления. Не того представления, “убеждающегося в том, что объект все еще налицо”, а того, которое совершает интеллектуальное принятие вытесненного.
Идея является следствием фундаментального Отрицания, помогающего обнаружить разнородность среды бессознательного материала. Оно способствует возможности появления какой-либо логики впоследствии выражающегося. А идея же является причиной практического отрицания, пусть и сопровождающего пациента в тех местах, где действует Отрицание в качестве модуса для последующего высказывания, однако не имеющего способности обнаружить истину выражающейся идеи, просто ее отрицая.
[1] — [4], [9] — [11]: Венера в мехах. Л. фон Захер-Мазох. Венера в мехах. Ж. Делёз. Представление Захер-Мазоха. З. Фрейд. Работы о мазохизме. М.: РИК «Культура», 1992, с. 365 — 370
[5] — [8]: Стоя и стоицизм. Столяров А.А. М.: АО Ками Груп, 1995, с. 50 — 53