Изображения созданы художницей Ксенией Кангиной в рамках итогового проекта на курсе иллюстрации в California Institute of the Arts. Мы публикуем их с фрагментами из эссе поэтессы, исследовательницы литературы и медиа Анны Родионовой, полный текст которого можно прочитать на сайте (микро)медиа «ГРЁЗА».

<…>

Мираж — изображение, сформированное атмосферной рефракцией; он всегда возникает как новый объект, но в то же время — как прихотливый вариант исходного объекта, находящегося в другом месте. Нарушенная предсказуемость в этом случае парадоксальна: мираж свидетельствует об отдаленном объекте, обещая его появление, но на самом деле он только головокружительно приближает его вариант-подмену. Однако мираж не безоснователен в своей игре: он реален не менее, чем тот оазис, сад или город, чье изображение он переносит и варьирует, он внесубъектен и никогда не возникает как ошибка в оптической системе наблюдателя, не появляется как галлюцинация. Это явление атмосферной оптики, вызванное преломлением лучей света в контрастных по температуре слоях воздуха. Иногда в странных объединениях с человеческим зрением миражи оказываются указателями, но всегда — указателями по ошибке, подрывающими уверенность в видимом. Некоторые системы передают данные, игнорируя наши способы чтения.

<…>

Что возникает после появления этих фата-морган, изображений, зависших в оптическом лимбе? Возникает нечто равноудаленное и от простого подражания, и от иллюзии как замкнутого на себе продукта сознания. Возникает физически обоснованный образ, который при всей оптичности своего происхождения не подкрепляет гегемонию взгляда, но одурачивает его, заставляя видеть то, что не должно быть видимо. Такой образ делает все претензии на целеполагающую разработку маршрута петляющей ошибкой, все направленные действия — рассредоточенными, все охватывающее и обозревающее — ослепленным. Это хитрая приманка для уверенного в себе зрения, готового считать достоверными все получаемые видимости. Но ловушка не пуста — мираж что-то содержит. Неустойчивый образ и все нарушения, помехи, которыми он может быть вызван (либо, напротив, вызывает сам), оказываются следствиями открытого, хоть и непоследовательного, доступа к данным.

<…>

Восприятие таких помех дает возможность разбирать и пересобирать мультитехнологию художественного языка (и поэтического языка как его части), настраивая контакт с любым, даже самым тонким/грубым сломом. И тогда образ может оказаться образом-системой, конгломератом совпадений, кратким отпечатком условий, превративших в него нечто, ранее им не бывшее. Когда искажение, неуместность и скрытая контрабанда данных, создающие такой образ, становятся вездесущими и неуловимыми, один из вариантов действий — отказ от попыток поймать их через достоверное понимание, дать возможность образу не быть частью или целым, идеальной моделью или представлением, верным указателем или ностальгической (авто)референцией. Вместо запроса на аналитику, вместо дистанции по отношению к неточностям или, напротив, захваченности ими — возможно, стоит настроить подключение к помехам и случайностям, составляющим образ. Организовать не чтение, но совместную аферу, внимательную к неточностям, достаточно преломляющим, чтобы рассказывать об измененных условиях.