Ануш Панина ходит на российские политические суды с весны 2022 года, и количество посещаемых ею судов иногда доходит до 7-10 в неделю. Ануш ведёт судебный дневник у себя в вконтакте и фейсбуке: пишет, что говорит судья, что говорит прокурор, что говорят адвокаты и обвиняемые, описывает свои чувства от происходящего. Ануш просит не определять себя через существительные «активистка», «художница» и т. п., потому что, по её словам, каждый и каждая могут делать то же, что и она. На судебном заседании Ануш можно узнать по красному клоунскому носу, который она надевает, чтобы подчеркнуть специфику российского правосудия.

Мы поговорили с Ануш о том, как она проживает хождения на суды, о людях, которые ходят на суды, чтобы поддержать несправедливо обвиненных и побыть вместе.

— Ты продолжаешь активизм, находясь в России, — мы читаем твои отчёты с походов на суды политически обвиняемых людей. Расскажи, почему ты выбрала именно такую форму активности? Почему суды? Что за люди ходят на судебные заседания вместе с тобой? Как проходит ваше общение?

Сперва — потому что у меня практически исчерпались попытки выхода на улицу без риска уголовного заключения. Тогда же начались первые аресты по 207.3 (т.н. статья о «фейках»), арестовали Марию Пономаренко, которая мне кстати сама в спецприемник передачку делала и встречала, когда меня выпускали. Потом ещё одного человека взяли, с которым мы дважды с начала войны сидели вместе.

Сашу Скочиленко и остальных я не знала лично, но я пришла в ужас от статьи 207.3, и, поскольку я сама не была за решеткой, то хотела по крайней мере прийти на суд. Суды. Тем более у меня нет такой работы, у которой было бы расписание, а значит, есть привилегия ходить на суды в неудобное для многих время.

Сначала, даже если в неделю было всего два суда, остальное время я была в условном нокауте. Но позже я обнаружила, что вот уже и семь судов в неделю я выдерживаю, а в нокаут отправляюсь только после десяти в неделю. Я поняла, что важно всё это видеть и слышать, важно добавить себя туда, хотя бы как массу (и как энергию, конечно). Это ещё и вопрос достоинства. Пусть видят, что мы есть, и что мы продолжаем. И мы должны тем, кто за решеткой. Мы должны хотя бы прийти.

Люди на суды ходят разные-преразные, во время первых судов я думала, что нужно как-то особенно и сконцентрировано скорбеть, чтобы соответствовать ситуации. Но в итоге скорее мы все сконцентрировано общаемся. 

Я выберу другую активность, если я пойму, что буду в ней эффективнее. А пока я вижу, что я приношу пользу здесь. Общаясь, отстаивая права и делясь этим с менее опытными, подавая пример, как можно себя вести. Воспринимать происходящее через себя, чтобы потом рассказать всем, как это было. 

Вот уже и семь судов в неделю я выдерживаю, а в нокаут отправляюсь только после десяти в неделю

— На все суды ты надеваешь красный клоунский нос. Расскажи про смыслы этой акции: почему именно такой образ? Подхватывают ли её другие люди? Как реагируют сотрудники судов и менты? Были ли у тебя проблемы из-за этого?

У меня случайно был такой нос. И в конце прошлой весны я просто поняла, что зачем пропадать возможности для художественного высказывания в таком месте, я же все равно туда хожу. И начала.

Это тоже про достоинство.

И ещё это настолько эмоциональное, ясное и яркое (а еще, что удобно, — простое) высказывание, и с таким удобным содержанием, что, если они меня за него посадят, то будут выглядеть просто потрясающе глупо: испугались девчонки с клоунским носом. Получается, что это такая дырочка в системе: они не могут воспринимать меня всерьёз, но символ настолько прост, что он, как капля воды, которая капает и капает в одно место. Ну, мне хочется на это надеяться. Пусть над ними висит мой нос. Дамоклов. 

Целых несколько раз другие люди тоже надевали носы. Адвокат Новолодский сказал, что, пока в нашем обществе есть такие носы, мы не умрём. Его оценка имеет для меня вес. Он даже попросил подарить ему такой же нос. Для меня это знак уважения.

Адвокат Новолодский сказал, что, пока в нашем обществе есть такие носы, мы не умрём

С этим образом можно играть. У меня чувство, что нос добавляет пузырьки воздуха в пространство суда. Качество воздуха очень важно. Я в какой-то момент сидела на суде, пыталась понять, что (в широком смысле) происходит, и поняла, что основное их оружие — это тотальный системный газлайтинг. Когда газлайтинг настолько мощный, то проще всего ему противостоять, если держаться за какие-то СУПЕР простые образы. Спорить с полицейскими, судьями лучше самыми простыми предложениями. Потому что так можно зацепиться за краешек их мышления, за ритм их мышления (этот ритм может вводить всех в транс), можно зацепиться — и успеть до начала очередного такта и тем самым запустить туда «несанкционированный» пузырёк рефлексии. И ещё. И ещё. И ещё. Они привыкли как будто ходить по стандартному какому-то общему гладкому рисунку мысли. А нос — способ сбить эту гладкость. Длинное сложное предложение можно не пустить в мозг. Но как ты не пустишь в мозг нос? 

Некоторые сотрудники судов радуются ему, некоторые бесятся (очень мало кто, на удивление), один раз я из-за реакции одного пристава чуть не пропустила начало суда над Алексеем Москалевым. Но в целом я думаю, что даже те, кто не приветствует нос, считают меня скорее глупенькой, и поэтому не трогают. Это смешно, но им сильно пришлось бы сменить позицию, если бы они восприняли меня всерьез. Потому что их позиция строится на невосприятии всерьез всех нас. Несколько раз мне угрожали протоколом, но… Но я уже натренировалась к тому времени разговаривать с приставами.

— Могут ли походы на суды и сами суды стать местом, где близкие друг другу по взглядам люди находят друг друга? Помогает ли это формировать гражданские микросообщества в россии и не чувствовать себя одиноко? Как сподвигнуть большее количество людей ходить на суды?

Я потеряла за время войны просто запредельное количество людей, которых я считала близкими по взглядам. Поэтому я теперь воздерживаюсь от измерения такой близости.

Но я даже несколько раз писала заметки о том, какой это ресурс для меня чаще всего был, — люди, пришедшие на суд. Вот, например, из заметок:

«А меня сегодня в зал суда из-за носа не пустили. Нет, я сняла его заранее. Нет, не имеют права. Первые несколько минут я ужасно расстраивалась. А потом я интереснейше проразговаривала все оставшееся время — с приставами и теми, кто опоздал, и еще с одной девушкой, которую не пустили, потому что она тоже надела в коридоре нос».

«Этот пост имеет целью показать тем, кто не ходят в суды еще пока, — там совсем не так страшно, как это может показаться! Если кто-то боится чувствовать себя глупо, я предлагаю свой глупый вид в качестве успокоительного и поддерживающего фона».

Перебирая свои посты, я поняла, что написала про походы на суды очень много, и мне хочется процитировать вообще всё, потому что оно такое разное. Но всё процитировать невозможно и от этого ужасно больно. 

Я не буду говорить, что формируются сообщества, потому что я уже боюсь использовать это слово, потому что я потеряла очень много сообществ. Но что точно происходит, так это то, что между людьми возникают и выстраиваются очень индивидуальные связи. Это скорее похоже на облако связей. И это что-то очень уникальное. Я не могу дать гарантии, что эти связи возникают у всех, но я счастлива очень многим встречам, и многим часам (десяткам-сотням часов) общения), и это какая-то уникальная близость и возможность из раза в раз знать, что мы друг у друга есть, смотреть друг другу в глаза и понимать, что мы понимаем друг друга, и при этом можем кучу разного (действительно очень разного) обсуждать, из раза в раз, и ужас, и печаль, и отчаяние, и мысли, и музыку, и историю, а ещё ржать и ушучиваться, а ещё понимать друг друга с полувзгляда…

Насчет того, как сподвигнуть большее количество людей ходить на суды: у меня на днях родилась идея сайта-карты. «Диктатура для самых маленьких». Или «Нравственный закон внутри».

Такой сайт, чтобы людям легче было въезжать.

Можно начать с десяти или двадцати заключенных, но чтобы в перспективе на этой карте были все политзаключенные. Заходишь на сайт — и он как карта звездного неба. Можно даже, чтобы из этих звезд складывались слова, например, «За вашу и нашу свободу». И, допустим, наводишь мышку на точку, и тебе всплывает фотка заключенного, и от него — в шесть сторон — шесть случайных цитат разных цветов, допустим:

— от прокурора

— от адвоката

— от судьи

— от заключенного_ой (его/ее речей в суде)

— из его/ее писем

— и, допустим что-то, что можно в его/ее пользу подписать прямо сейчас.

Цитаты случайные, но, допустим, если мотать колесико, наведя мышку, то можно получать другие случайные цитаты этого прокурора из этого процесса.

А если кликнуть на фотографию, то можно зайти посмотреть отчеты с судов (например, судебного мониторинга) уже прицельно, или интервью с близкими, или что-то ещё. Дату следующего суда, например.

И можно гулять таким образом — вглубь заключенного/заключенной, или гулять только по цитатам судей, или только прокуроров, или только адвокатов, или только подсудимых, и видеть, даже не переходя ни по каким ссылкам, общую картину того, что говорят судьи и прокуроры, а что — адвокаты и подсудимые. В общем, чтобы человека, желающий/ая познакомиться с нашим правосудием, не должн_а  был_а бы переходить по туче ссылок и рыться в материалах (упав в нокаут после третьего перехода по ссылке), а мог_ла бы регулировать, во что погружаться, и насколько, и — в том числе — иметь возможность, например, выделить два часа, чтобы поподписывать письма и петиции в пользу политзеков, потому что оно там удобно. А можно — погрузиться и штудировать дело или письма конкретного/конкретной. Понятно рассказываю?

Можно еще по боку пустить ленту новостей успехов, чего мы все и для кого добились, чтобы людей вдохновить регулярно и много подписывать.

Ещё я прочитала недавно книгу «Поколение оттепели», в которой написано, как правозащита начиналась в СССР, как собиралась первая база политзеков, как им постепенно начали организованно посылать посылки и массово с ними переписываться, как создали московскую Хельсинскую группу, как написали первые публичные письма к власти, как их подписывали, чего это стоило и к чему привело, про первый митинг, что он был об открытости и гласности судов и соблюдении конституции, и что за этим последовали суды, на которые стало можно попадать, хотя сперва туда гбшников нагоняли под видом слушателей, и приходилось друзьям подсудимых пробиваться, чтобы попасть. И как из записей с тех судов сделали Белую Книгу, и как впервые те, кто приходили к судам поддержать, закорешились с иностранными журналистами, и те стали передавать на запад информацию не только из официальных властных источников, — и что пошла волна выступлений западных звезд за наших политзеков, и что это оказало реальное давление, и так далее, и так далее. Я все собираюсь написать об этом пост. Я думаю, надо постить такие посты, потому что:

а) люди боятся, не умрут ли они от нагрузки (от этого должны помогать посты тех, кто были на судах и их личные рассказы), 

б) люди боятся, не повяжут ли их на месте (тоже личный пример должен успокоить), 

в) люди переживают, что ничего не поймут (от этого должна спасти карта политзеков с цитатами),

г) люди думают, что все бессмысленно (от этого — истории как в книге «Поколение оттепели», чтобы люди видели: жалкие письма и десятисекундные митинги и высказывания каких-то там далеких западных звезд + документирование нарушений прав человека сдвинули ситуацию).

Много написала, да? :)

А, ещё Паша Мельников стал вести трансляции с судов (из коридоров, потому что в залах не разрешают), и, оказывается, там тоже много интересного происходит, даже если со стороны смотреть! Можно пиарить эти трансляции, чтобы их больше смотрели внутри и снаружи страны!

Вот бы ещё где-то на этом сайте была вкладка с фильмами и сериалами: «Женщина идет впереди», «Охота на Веронику», «В центре внимания», «Темные воды», «Свободный штат Джонса», «Ветреная река», «Looming Tower», «Северная страна», «Отель Руанда», «Звук свободы», «Побиение камнями Сарайи», «Гордость», «Чернобыль» от hbo, «Клетка для кроликов», «Дипломатка», «Рассказ служанки», «Женщина на войне», «Великий» и так далее, самые разные фильмы и сериалы, чтобы люди могли на примерах этих историй познакомиться с тем, как в разные времена что-то сдвигалось в обществе/законе. Чтобы можно было как-то совсем разные примеры смотреть, и через фильмы как-то разминать нейронные связи на эту тему, осмысляя в том числе нынешние вызовы.

— Что могут сделать уехавшие активисты и представители антивоенных инициатив для оставшихся активистов и россиян? как ты вообще чувствуешь разрыв между теми и другими и чувствуешь ли? Что тебя поддерживает? Как ты себя чувствуешь? Что позволяет не опускать руки? 

Важно помогать переводить и передавать кому-то за рубежом свидетельства отсюда. В любых формах. Видео, письменные, что-то еще. Собирать их в какие-то удобные для восприятия композиции. Например, да, как та ваша выставка.

Можно передавать материалы с судов. Можно помогать находить кого-то… Вот я, например, придумала сайт, и мне бы программиста или программистку, кто загорится моей идеей, и при этом не будет истощен_а пребыванием в России. Мне пока не пришло в голову, кого попросить. В общем, если у кого-то тут есть какие-то идеи, то человеческие и нечеловеческие ресурсы, если они есть снаружи, будут подспорьем. Помогло бы, если бы был может какой-то… типа как биржа желающих помогать (что-то, для чего быть в России не обязательно), и куда можно прийти и выставить свою идею, чтобы люди могли выбрать её поддержать, например, своим участием, или просто попросить найти того-то или ту-то. Не знаю, насколько это реалистично, я фантазирую.

Про разрыв — я не знаю… Я чувствую много разрывов, но с географией они почти не связаны. Иногда кто-то с другого континента оказывается ближе, чем кто-то, кто даже ходит на те же суды, или чем кто-то, с кем мы годами делали творческий проект. Такая сейсмическая активность земли под ногами, что иной раз с кем-то, с кем хотелось бы общаться каждую неделю, вижусь раз в несколько месяцев, но это даже сложно заметить из-за того, как нелинейно идёт время.

Я недавно записала глупенькое видео о том, что меня поддерживает. Меня реально поддерживает, когда я выхожу на вкусный воздух и вдыхаю его. И действительно вкусная еда и чай, который я завариваю, подобрав сочетание трав. Ещё очень поддерживает, когда мне достаточно того, что я зарабатываю, и мне не приходится просить финансовой помощи. Ещё поддерживают красивая одежда, самосшитые штаны, чистые вещи, практикование йоги, вокала, просмотр сериалов или фильмов на злобу дня, в духе «дневник служанки» или «звук свободы», стримы Ольги Романовой. Очень поддерживает, конечно, когда я прихожу в суд и вижу там людей, которые тоже устали, но продолжают. Очень поддерживает иногда поговорить. С кем-то, с кем мы об одном. Поддерживает слышать, что кто-то ценит мой труд, что кому-то помогли мои слова или действия, поддерживает вместе шутить, вместе писать жалобы, обсуждать раны на сердце с теми, кто понимает, о чем речь (часто это на судах и после судов), поддерживает выспаться, увидеть в чьих-то глазах понимание, и когда кто-то встает рядом, если я что-то отстаиваю. Поддерживает хорошенько выспаться. Поддерживает получить лайк и/или слова поддержки особенно от моих защитников. Поддерживает прочитать историю правозащитников и правозащитниц. Поддерживает обняться с теми, с кем хочется обняться. Какой большой список получился.

Мое самочувствие меняется просто постоянно. Я удивляюсь слегка своей маневренности. Стараюсь вписываться в «повороты». Предвосхищать нагрузки и амортизировать, и вообще как-то стратегически о себе заботиться. Кажется, даже получается заботиться о других. И это мне тоже ценно. 

Руки я опускаю постоянно. Как только чувствую, что они опускаются, я опускаю и отдыхаю. Ну или хнычу. Бывает, похнычу, и мне кааак скажут что-нибудь такое вдохновляющее, что я опять хочу делать срочно всё и сразу! В общем, да. Хныканье и сон. А если глобально, то, конечно, приходится иногда лечь и тупо полежать, пока не «всплыву». 

Как я чувствовала себя утром? Я очень хотела спать, и при этом наслаждалась вдыханием осеннего утреннего свежего воздуха. А потом? По дороге я включила вариации «Белла чао» и крутила их в наушниках по кругу и пританцовывала. А потом? Было заседание над человеком, которого пытают током, чтобы выбить признание в убийстве. Фи прокурору. Фи судье. Продлили стражу. Перед заседанием и в 40-минутном перерыве я включила в наушниках игру на барабанах человека, у которого я училась барабанам. И танцевала вовсю внутри и немного снаружи и ощущала, как я ИЗГОЛОДАЛАСЬ по занятию барабаном.

И по пению. Я чувствовала, как будто когда я смотрю эти видео, я протаскиваю в суд несанкционированные пузыри несанкционированного воздуха. Немного поругалась с приставами. Досидела заседание, обменялась улыбками с подсудимым и ещё с несколькими пришедшими, сказала одному из них, что он похож на старшего Багратиона.

А мы обмениваемся взглядами, — и опять ощущение, что нет ничего за пределами суда, существует только этот суд, только то, что происходит сейчас

Пошла поесть. Пошла к Саше Скочиленко на суд, попала под дождь без автобусов, два или три километра шла, вымокли ноги. У Саши опять дверь закрыли в коридор, а Юрий Михайлович просил не прикапываться в этой ситуации к приставам. От этого я чувствую себя немного поникшей, но я поздоровалась с людьми и пообнималась, и мне тепло от каждой из встреч и объятий. К Саше на суд не пустили часть людей опять, и меня тоже, я все ещё хочу спать, мы опять пишем пачку жалоб и относим.

Ещё я расстроена и подавлена от того, что один человек, которого я считала другом, не понимает, почему пожимать руку человеку, позволившему себе унижающее обращение к другому и не признающему вины, — это легитимизировать подобное. И от этого мне сложнее наслаждаться общением с остальными, и я всё больше просто хочу домой и спать. Потом меня после перерыва пускают на заседание, и на докладе ОБСЕ я на несколько минут засыпаю. Но через некоторое время начинается трэш, все в шоке, я просыпаюсь, я зла, я вся внимание. Здорово обмениваться взглядами. Это то, чего нет в онлайнах и отчетах по мониторингу. А мы обмениваемся взглядами, — и опять ощущение, что нет ничего за пределами суда, существует только этот суд, только то, что происходит сейчас. Саша плачет. У меня на глазах слезы. И не только у меня.

Предела шоку нет. Мы квадратными глазами смотрим на судью и квадратными ушами слушаем прокурора, Саша говорит так эмоционально, как я никогда не слышала её прежде (раньше я ощущала её как правило супер-собранной и напряженно-методичной).

После заседания мы провожаем Сашу, дожидаемся прокурора и кричим ему «ПОЗОР», прямо с азартом, потому что на суде мы сдерживались. Я довольна. Пристав выпихивает меня из коридора без предупреждения и трогает за ягодицу. Я возмущенно говорю об этом громко прямо в процессе действия (успеваю), и ему достается несколько десятков секунд позора. Он не ожидал. А зря. Я довольна, что обеспечила ему их. Успела.

Судью спрятали от нас и ей мы не смогли покричать «ПОЗОР». 

Мы идем в кафе. Там классная музыка. Я беру вкусный какао со специями. Мы уютно усаживаемся вместе. Все едят. Мы разговариваем. Разговариваем. Разговариваем. Мы пьем, кушаем, слушаем музыку, и даже сложно сказать, кто с кем разговаривает, потому что оно перетекает, и я не знаю, как это описать. Мы говорим о вкусе напитков, музыке, происходящем в Израиле, реакциях судьи и прокурора, предстоящих заседаниях разных политзеков, и еще, и еще, одни — об одном, другие — о другом, но все оно, как большое теплое море. Хотя и не большое по площади. 

Это похоже на восхождение по горе. Вниз смотреть и даже думать об этом — очень страшно

Постепенно расходимся. Нас осталось трое, мы выходим и решаем прогуляться. На улице теплый воздух. Мы переходим через реку и находим в парке красивые, как красное дерево, каштаны. Обсуждаем, кто на какие митинги ходил, обсуждаем разные города. Чуть не опаздываем на последний поезд, но успеваем. На одной из остановок прощаемся. Когда я выхожу из метро, автобусы уже не ходят, я отправляюсь пешком и скоро попадаю под страшный ливень. Иду, накрываясь пенкой, которую я ношу в суды, чтобы мягче было сидеть на скамейках. Повезло, что тепло.

Повезло, что завтра нет заседаний. Я буду отсыпаться завтра, смогу поработать и заработать деньги. Чувствую, что уже заранее проголодалась и хочу сожрать завтра суши.

Это похоже на восхождение по горе. Вниз смотреть и даже думать об этом — очень страшно. Оглядываться, чтобы понять перспективу, тоже страшно, потому что всё очень далеко. Но я могу чувствовать то, что прямо сейчас под моими руками и ногами. И, кажется, я двигаюсь в каком-то не совсем неверном направлении, и кажется, я не совсем бесполезна.

— Есть ли у тебя какие-то поддерживающие слова для активисток ФАС, которые читают нас и которые сейчас в России, как и ты?

Слова, которые приходят мне в голову, — это «мне очень грустно». Мне кажется, очень важно вместе грустить. Мне кажется, очень важно знать, что кто-то чувствует то же, что и ты. Смотрит на то же. Иногда поддержка — заговорить о перспективах и возможностях, а иногда — сказать, что я смотрю на то же самое и испытываю те же чувства. Вообще в целом я чувствую отчаяние. Это не обязательно значит опущенные руки. Иногда это значит бешеный источник идей и готовности. Я не рискну говорить какие-нибудь позитивные прогнозы, просто, пожалуйста, знайте, что, если вы чувствуете отчаяние, то вы в этом не одни.

— Твой портрет висит на выставке ФАС в Париже и скоро поедет по другим странам (выставка про россиянок с антивоенной позицией). Как это было для тебя? Что ты почувствовала, когда узнала, что твоя история стала известна во внешнем мире?

Для меня это как будто Россия не такая законопаченная, и вообще — не единственное место во вселенной, где есть жизнь. Как будто есть трубочка в другую вселенную, через которую сюда течет струйка воздуха. Как будто нас здесь немного видят. Я очень сильно удивилась, что я вообще оказалась в числе портретов, я бы не выбрала себя, если бы я выбирала. Но это для меня как доброе прикосновение. Что можно что-то сказать, и есть «снаружи». Это ощущается похоже, как «снаружи ИВС, когда я внутри ИВС». Это «снаружи» так же сложно представить, как солнце в подземелье на краю света в «Хрониках Нарнии» у колдуньи, которая убеждала, что солнце — это просто лампочка.

Другие материалы: